Где-то на краю света - Татьяна Устинова

Лиля с Олегом посмотрели друг на друга.

Очень многое нужно сказать. Спросить. Получить ответ.

И совершенно ясно, что ни поговорить, ни спросить не удастся. Они молча оделись и вышли на улицу, в холодный и ослепительный солнечный свет.

– …Я, Олег Преображенцев…

– …и я, Лилия Молчанова…

– …прощаемся с вами до завтра.

– …еще раз спасибо всем, кто искал меня!

– …время новостей на радио «Пурга»!

В коридоре толпился народ и продолжалось безудержное ликование по поводу Лилиного чудесного спасения. Радиостанция встретила ее так, как будто она летчик Водопьянов, прилетевший на льдину, чтобы спасти экипаж «Челюскина», и ей то и дело приходилось напоминать себе, что в этом нет ничего странного. Просто на этой планете живут инопланетяне, что совершенно логично, как выражается полковник Багратионов. Инопланетянам почему-то есть дело до Лили, до ее жизни и смерти. Это никак и ничем нельзя объяснить, только инопланетным разумом.

– Молча-а-анова, ты просто ого-онь! Я тебя прям заслушалась! Ты ж в эфире сто лет не сидела-а-а!.. И с этим твоим подельником, – тут Юлька глазами показала на Преображенцева, который, натягивая куртку, что-то втолковывал Ромке Литвиненко, – вы просто идеальная пара!

– Юль, ну что ты говоришь?!

– В эфире я имею в виду, – быстро добавила Костина.

– Сошлись, как две половинки, – встрял Шахов, которому нравилась Юлька и хотелось ей угодить.

– Половинки, – сказала Юлька, – как известно, бывают у таблетки, у яблока и у жопы! У людей не бывает. Это вра-а-аки!

В конце коридора мыкался Лева Кремер и, как только Лиля посмотрела в его сторону, взревел, что прислан супругой Таней «за девочками», стол давно накрыт, водка греется – фельдшер Щупакин еще в восемьдесят втором году утверждал, что водка только теплой и хороша – а мясо, наоборот, стынет.

Лиля медлила, понимая, что ведет себя не слишком прилично, но Преображенцев все никак не мог оторваться от Литвиненко, а она должна его дождаться!

– Лиль, ну чего? Поедем? Там водка, слышишь, закипит скоро! И мне поговорить с тобой надо. Про Москву, столицу нашей Родины. Знаешь такой город?

– Да, Юль, сейчас.

Едва не свалив вешалку, она стащила с крючка юкагирскую кухлянку, напялила ее и решительно прошагала к директорскому кабинету. Ей казалось, что за ней наблюдает вся радиостанция и вся радиостанция понимает, что она пристает к диджею Преображенцеву.

– Олег.

Он оглянулся.

– Я уезжаю с Левой. И Юлька со мной.

Он кивнул.

Лиля стиснула костяную пуговицу. Пальцам стало больно, даже отдалось куда-то в локоть!

Ну, и достаточно, пожалуй.

Она заговорила оживленно и громко сразу со всеми, зачем-то расцеловалась с Шаховым, который порывался их провожать, велела передавать Алене Долинской привет, когда та выйдет из эфира, и все хлопотала и щебетала, покуда Юлька не утащила ее на лестницу за расшитый камушками и бусинками рукав кухлянки.

– Ты че, Молчанова? – Юлька крепко взяла Лилю под руку. – Ума лишилась? Ты чего так стараешься-то? Дался он тебе!

Лиля глубоко вздохнула.

Как объяснить? И что именно она станет объяснять? Как и куда все это можно уложить: другую планету под названием Чукотка, инопланетный разум, проникший в ее сознание и завладевший им, тысячу километров пути, радиоприемник в землянке, который вдруг заработал!.. Он заработал, и это означало, что надежда есть!

Или надежды нет?..

На Таниной кухне оказалось полно народу – соседи пришли хлопнуть по стопке за чудесное спасение. И Лариса из детской библиотеки здесь была, и Марья Власьевна, не говорившая ни слова, но смотревшая на Лилю с неприязнью. Лилю смущал и беспокоил ее взгляд. Девчонка с нижнего этажа, помогавшая во время потопа, таращилась на Лилю, открыв рот, а потом спросила со сладким ужасом, правда ли, что ее пытались задушить, мать велела дочери отстать, а Лиле объяснила, что та детективы уж больно любит – ни одного не пропустит!

Все сидели вокруг стола тесно, плечом к плечу, Таня передавала по цепочке тарелки с олениной, а еще были котлеты величиной с ладонь, густой суп, называвшийся странным словом «шулемка», большое блюдо строганины – рядом горкой насыпана крупная соль и черный перец.

Лиля жадно ела – оказалось, что она очень голодна, просто ужасно, а Танина стряпня была так вкусна! Никогда и нигде Лиля не ела ничего подобного.

Дверь из квартиры на площадку стояла нараспашку, люди выходили, и приходили другие, и все были очень рады видеть Лилю живой и здоровой и рассказывали истории, кто, как и когда «пурговал», «зимовал» и чуть было не пропал совсем, но нашли, спасли!.. Север шутить не любит.

В конце концов Юлька оторвала Лилю от еды и утащила за собой в комнату. Лиля упиралась и не шла.

– Дай ты ей поесть нормально! – в сердцах сказала Таня, передавая и принимая очередные тарелки. – Смотри, она совсем с лица спала.

– Лопнет.

– Господи, да ничего она не лопнет, ей нужно силы восстанавливать, она столько на холоде пробыла!

Юлька прикрыла дверь и подперла ее задом.

Лиле хотелось еще поесть и выпить Левиного виски, но путь к еде и спиртному был отрезан.

Юлька молча смотрела на нее, и Лиля вдруг сообразила, что так ничего и не поняла. Дела той планеты, с которой прилетела Юлька, ее не интересовали, как будто она перестала верить, что та планета на самом деле существует!

Но, видимо, она существовала – Юлька ведь откуда-то взялась.

Лиля зачем-то достала из серванта хрустальную вазочку на длинной ножке, осмотрела ее со всех сторон и сунула обратно. Посуды в серванте почти не осталось, все пошло на стол, только вот вазочка.

За тонкой стенкой шумели гости.

– Лев Михайлович, а помнишь, на Усть-Белой бульдозеристы застряли? Кто тогда секретарем райкома был? Семенов, что ли?

– Он такой же Семенов, как и я!.. Семенович фамилия его, и никакой он был не секретарь, а…

– Левушка, Семенов он, точно!

– Надо у Рафа спросить, он тогда на Усть-Белой работал!

Костина поплотнее прикрыла дверь и поправила очки.

– Ну?

Лиля подбежала и обняла ее.

Юлька уткнулась лбом в Лилино плечо. Лоб был очень горячий, как будто температурный. Лиля растерянно погладила Юльку по голове, и та вся вдруг обмякла, поникла.

– Юль, ты что?! Ты плачешь?!

– Нет, черт побери! Я хохочу! – невнятно ответила Костина, сорвала очки и стала утираться рукавом. Крупные слезы падали на свитер и на ковер, какие-то ненатуральные, как будто вдруг дождь пошел, так их было много!

Лиля Молчанова никогда не видела Юлю Костину плачущей, даже в университете, когда им обеим ни с того ни с сего вкатили двойки на госэкзамене по немецкому языку, а это означало только одно – немедленное отчисление.

Юлька тогда сказала безмятежно: «В трудностях закаляется характер», добилась приема у ректора и пересмотра оценок!

– Меня с работы уволили, – провсхлипывала Костина. – Представляешь? Ни за что ни про что! Как будто я… никто. Как будто я никому… А я семь лет верой и правдой!

– Как уволили? – тупо спросила Лиля, пытаясь сообразить, что это может значить.

– Молчанова! – Юлька нацепила очки, и напрасно – слезы полились из-под них, текли, висли на подбородке. – Как увольняют? «Спасибо, вы нам больше не нужны. В планы холдинга не входит продление договора с вами!» Раз, и все. Я купила билет и прилетела к тебе. Мне больше некуда…

– Подожди, Юль…

– Девочки! – закричала Таня из коридора. – Девочки, мы вас ждем! Уже всем налито!..

– Сейчас, Танюш! – закричала и Лиля. – Мы идем!

– Я прилетела, а мне на этой их границе говорят, что сюда без пропуска нельзя! А потом полковник сказал, что ты в тундре пропала! И я так перепугалась, Лиль! Если бы ты знала! Я все эти девять часов летела и думала, как я тебе все расскажу и мы придумаем, что нам теперь делать, а он… сказал…

– Я нашлась. – Лиля опять обняла всхлипывающую Костину и погладила ее по голове. Она чувствовала себя намного сильнее подруги, хотя всегда было наоборот: Лиля страдала и плакала, а Юлька ее утешала.

И еще ей хотелось… на кухню, к незнакомым людям, их рассказам про Усть-Белую и бульдозеристов. Это было очень важно. Ей хотелось втиснуться на свое место между Ларисой и толстым дядькой в синей шерстяной олимпийке, положить себе на тарелку котлету величиной с ладонь, наслаждаться едой, рассказами и вниманием – жить общей жизнью.

– У меня, знаешь, и денег почти нет. Мне в голову не приходило, что со мной можно так… Я вот билет купила, а там у меня всего ничего… осталось… Лиль, ну, разве так можно?!

Лиля сказала, что, разумеется, нельзя.

– И главное, знаешь, ничто не предвещало!.. А потом вдруг в один день: назначают Вишнякова, а меня увольняют! Он же меня всегда терпеть не мог. Нет, ну скажи, разве это не свинство?!