Чайки за кормой (сборник) - Сергей Шапурко

В «железном» ряду осоловевшие от безделья здоровенные мужики, властелины смесителей и дрелей, сидели на пластиковых стульях, курили и с презрением осматривали проходящий мимо народ.

Неестественно радостные продавщицы цветов, весело щебетали и пытливо, как голодные кошки, заглядывали в глаза представителям сильного пола.

Мужчина продвигался к Южным воротам, ловко уворачиваясь от снующих посетителей рынка. Человек, продавший ему одежду, следовал за ним.

Должник неожиданно остановился возле одного из прилавков и попросил взвесить ему пять килограммов картошки.

– Жена просила овощей купить, – с улыбкой сказал он бытовым тоном своему сопровождающему, отвечая на немой вопрос последнего.

Тот с пониманием отнесся к неожиданному препятствию, возникшему на пути к его законному заработку.

Покупатель взял пакет с картошкой и протянул его магазинному человеку.

– Подержите, пожалуйста. Деньги достану.

И эта просьба не вызвала протеста.

Мужчина, избавившись от поклажи, галантно улыбнулся и сказал:

– Что ж… Спасибо за все. До свидания.

И пошел быстрым, все ускоряющимся, шагом прочь.

Человек из магазина, тупо посмотрел на пакет, затем на удаляющуюся спину мужчины и с трудом произнес:

– А это… А как же?.. Деньги-то как?

Затем тяжелая гиря прозрения легла на его сознание. Он дернулся так, как будто сзади разорвалась граната.

– Стой! Деньги! – крикнул продавец бутика и бросился за кинувшим его лже-клиентом.

Но не тут то было! Старая, но крепкая, тетка, хозяйка картошки, ловко оббежала прилавок и грудью стала на пути своего, не оплаченного товара, который находился в руке магазинного человека.

– Куда, милый?! А платить?

Чтобы быстрее разрешить возникшее противоречие, задержанный бросил картошку на землю. Но это сыграло не в его пользу. Этим действием он вызвал гнев теперь уже всех ближайших рыночных продавцов – неуважение к товару тут являлось смертным грехом. Плотной массой окружив осквернившего сельхозпродукцию, они грозными взглядами заставили изувера собрать картошку и выложить наличные. Потом его милостиво отпустили, но было поздно – неоплаченный костюм скрылся вместе с мужчиной.

Удачно избежав погони, тот покинул рынок и вышел на широкую улицу. Там он перешел на шаг. Оглянувшись, он вздохнул и сказал:

– Да-а-а… Чем приходиться заниматься… Ай-яй-яй.

Затем он, дождавшись зеленого сигнала светофора, пересек улицу и вошел в местное отделение сбербанка. Там мужчина открыл счет, на который положил сто рублей.

– Не мало ли? – иронично спросила кредитная работница.

– Если хочешь иметь длинную и красивую бороду, то какое-то время надо походить небритым.

– Это вы к чему?

– Потерпеть надо и будет больше, – спокойно ответил тот.

– Но если вас не устраивает такое положение вещей, то можно и пораньше, – добавил он, хитро прищурившись.

– Не терпится? – сухо спросила девушка.

– Терпелось бы – на диване бы лежал.

– Вон в углу игровой автомат стоит. Вставьте в него карточку и если угадаете четыре цифры – выигрыш ваш.

Рот мужчины расползся в улыбке. Уши сработали ограничителем, и она не смогла дойти до макушки.

– Хорошо, когда девушка остроумная. Плохо, когда острить приходиться с посторонними, – попытался развить мысль, которая и так была хорошо развита, клиент.

Работница банка отвечать не стала.

Чуть позже мужчина, которого звали Харитон Алексеевич Мондель, зашел в находящуюся невдалеке фотостудию и заказал изготовление плаката с собственным изображением. Непременная улыбка практически всегда озаряла лицо Харитона. Кроме того он был резок в движениях и развязан в поведении. Он был русским человеком, но не со всей очевидностью.

– А текст какой будет? – спросил клерк.

– Текст? Ну, допустим, «Вместе мы победим». Или нет, такое уже где-то было. «Выбери меня!» Нет, это тоже не подойдет. Давайте просто – «Я вернулся!» Да, так и оставим. И внизу большими буквами «Карасевич Феликс Фридрихович».

– Сколько делать плакатов?

– Сто.

– Как платить будете?

– По перечислению.

– Хорошо. Зайдите через три дня.

Покидая гостеприимную фотостудию, в которой так доверительно относились к клиентам, Мондель столкнулся с прилично одетым гражданином с ухоженным лицом и удивленным взглядом.

– Приношу свои извинения, – мягко сказал не пострадавший от столкновения Харитон Алексеевич.

– О, нишего! Я понимайт – слющайно.

– Вы иностранец? – спросил Мондель, хотя факт был налицо.

– Я, я! – с готовностью ответил тот.

– Немец? Помню, когда я был еще маленьким, мы всегда дрались за то, кто будет нашим, а кто – немцем. И так увлекались, что до самой войнушки и не доходило.

Чужеземец внимательно осмотрел Монделя и вдруг спросил:

– Прашу вас, кажитэ: кте мне найтить, – он сделал паузу, достал из внутреннего кармана аккуратно сложенную бумажку и прочитал по ней. – Григория Петровича Безобразникова?

– Люди с подобной фамилией никогда не входили даже в расширенный список моих знакомых.

Мондель, в свою очередь, обвел взглядом иностранца и задал свой вопрос:

– Простите, уважаемый, а почему именно ко мне вы обратились со столь странным вопросом?

– Вы иметь на себе костюмь.

– Ах вот оно что! Тогда следующий вопрос: какие именно подвиги совершил вышеупомянутый товарищ, если его разыскивает явно иностранный человек, который, к тому же, доверяет только прохожим, облаченным в костюм?

Хотя свою речь Мондель и произносил размеренным голосом, иностранец понял не все из сказанного. Но суть уловил.

– Это ошень секретный информаций!

Интерес Харитона рос. Он вплотную подошел к чужеземцу и сказал:

– Я – главный хранитель секретов. Мне можете доверять любые тайны. Вот документ подтверждающий это.

С этими словами Мондель протянул иностранцу свою справку об освобождении из мест, не столь отдаленных.

Глава 4

Всевозможные выборы, как это ни печально, тихой сапой вползли в жизнь российских граждан и, подобно нехорошей привычке, стали неотъемлемой ее частью.

Избираем президентов, губернаторов (стоп! этих, вроде бы, уже не мы или нет – снова мы!), депутатов различных уровней, мэров и т. д. и т. п. И в недалеком будущем, если демократия не притормозит, мы, возможно, станем, путем прямого голосования, выбирать того, кто станет водителем троллейбуса на данную конкретную поездку. И к этому избранию мы будем относиться более обдуманно, чем к другим подобным мероприятиям. А как же? От шофера наша жизнь зависит больше, чем от президента.

И не стоит кидать камень в огород этому великому институту предвластия! Именно благодаря выборам мы не дошли до победы коммунизма, обрели возможность громко обсуждать перипетии политической жизни и винить во всем случившемся только себя, наивно полагая, что именно твой маленький голос стал решающим при принятии какого-нибудь судьбоносного решения.

Если мы не поленимся и заглянем вглубь веков, то, объективно рассуждая, увидим, что самыми честными были выборы в каменном веке. Ответственный, но престижный пост главы племени манил многих кандидатов. Потому предвыборные баталии, судя по сохранившимся останкам, проходили часто и в суровой и бескомпромиссной борьбе. Поскольку в те жесткие времена набор слов был скуден, как сервировка столов в привокзальном буфете, полагались в основном на действия. И побеждал не тот, у кого лучше PR-команда, а тот, у кого мощнее дубинка и сильнее рука. Остальным участникам племенного союза оставалось лишь провести инаугурационные мероприятия – отловить и хорошо зажарить мамонта.

В более поздние времена – в позорный период истории человечества, тогда, когда господствовал рабовладельческий строй, выборы происходили по несколько иной схеме. Народ, закованный в надежные колодки, избирался властью. Но данное избрание не несло облегчения (как, впрочем, и во все последующие эпохи), а лишь приближало избранных к месту непосредственного приложения сил и способностей, оцениваемых лишь жидкой похлебкой.

Феодализм несколько изменил положение тягловой силы истории, названной впоследствии электоратом, но в историю выборов новых страниц не вписал. Выбирать было некого и некому: как замки, так и лачуги передавались по наследству.

Резкий скачок в свободном волеизъявлении произошел только в эру капитализма. Стало отчего-то много желающих хоть чем-нибудь управлять. У совершенно безродных людей откуда-то появилось много денег, и они, жутким образом попирая основы родовой власти, стали на что-то там претендовать. Опирались они, собственно говоря, на мощь своих банковских счетов. Так капиталы вышли на арену предвыборных гонок. Эта традиция, с небольшим перерывом на социализм, дошла и до наших дней.

Стоит также отметить, что электорат, то есть мы с вами, теоретически может претендовать на какую-нибудь должность.