Memento - Радек Йон

— Ну, и чем все это закончилось?

— Меня выгнали из института. А в конечном счете посадили за тунеядство и производство наркотиков из лекарств, бывших в свободной продаже.

— Вы видите? Стресс, подавленность. Состояния, которые не губят здоровье человека. Не уничтожают так, как вещества, которые начинают принимать, чтобы поднять настроение. Стресс и подавленность намного безопаснее наркотиков. Подавленность прекрасно снимается разговором. Надо только знать, с кем говорить. Последствия от наркотиков гораздо страшнее, чем от подавленности. Подавленность пройдет. А разрушение печени, изменения в мозгу, исколотые до дыр вены устранить нельзя. Наше общество привыкло ко всемогуществу лекарств. Вам нездоровится? Примите таблетку. Панацея! Чудо! Все вы на этом воспитаны. Никто никогда не предостерегал: помните — любое лекарство может принести вред! Вот одна из ошибок, последствия которой трудно предугадать. Ибо сегодня неуверенные в себе люди ищут опору и успокоение в наркотиках. Возьмите токсикоманов, ведь большинство из них хотя бы в глубине души стремятся компенсировать собственные комплексы чем-то из ряда вон выходящим. Привлечь к себе внимание.

Михал разглядывал сидящих в комнате. Вон Рихард и два знакомых кролика, из тех, кто ищет компанию и хозяина, который за мелкую услугу ссудит кайфом. Скорее всего, им просто не повезло, повязали где-нибудь на хате, когда там варили болтушку. А заодно впаяли и тунеядство. Пестрая компания!

— Я еще в школе лечился от желудочного невроза. Бывали тошнота, сердцебиение, плохой сон, депрессия, подавленность. Собственно, я даже не знал, что мне давали наркотики. Просто я не мог от них отказаться… Может, надеялся, они поддержат меня морально, — говорит один из кроликов.

— А как вы думаете, Михал? — вырывает его из раздумий врач. — Давайте начнем с вас?

— Не понял?

— Вы не слушали? Сегодня мы попытались хотя бы немного объяснить причины, почему люди начинают употреблять наркотики. Итак, попробуем обобщить…

Почему? Михал пожал плечами. «Почему?» — в этой примитивной истории, которую я рассказал для всех, и «почему?» — на самом деле? Ужасно то, что человек задает себе этот вопрос слишком поздно. Вначале он не придает наркомании такого значения, какое она приобретает потом.

— Назовите, ну, скажем, хотя бы одну из ваших причин? — продолжает врач.

Кое-кто начал, пожалуй, просто из любопытства, интересно все же, да и вообще, откуда нам было знать, на какой путь мы выходим. И куда он ведет. Не имели никакого понятия об этих американских горках с кайфом.

— Любопытство, — ответил Михал.

— Любопытство. Хорошо. Кто еще? — Врач оглядывает остальных.

— Бегство от проблем, с которыми не можешь справиться, — говорит толстячок с рыжими усами.

— Хорошо.

— Бегство от скуки, — отзывается один из кроликов.

— Гм, а Ондржей?

— Это нечто исключительное. Оно выделяет человека из стада.

— В самом деле?

— Точно. Позволяет не быть как все, одним из толпы. Штамповкой. Служащим, рабочим, крестьянином, интеллигентом. Должны же люди хоть чем-то отличаться. Цветом, оттенком. А не быть этой серой массой, которой полно на улицах.

— Но наркомания тоже сбивает вас в стадо. В стадо наркоманов. В ваших компаниях царит чувство стадности. Ведь многие из вас принимают наркотики именно потому, что это делают остальные. А результат? Развалины плюс абсолютная зависимость от наркотиков. Каждый — точная копия другого. И это, по-вашему, яркие личности? Что вы об этом думаете?.. Никто ничего? Ондржей? Ничего? Хорошо. Значит, наркотики дают вам ощущение полноты жизни, разнообразия. Вам кажется, что наконец вы находите что-то новое, интересное. Но почему обязательно с наркотиками? Разгонять скуку — это правильно. А нельзя ли это сделать как-нибудь по-другому? Во всяком случае, чтобы не вредить здоровью? Ну, чем бы вы предпочли заняться? А? Мартин… Или кто-нибудь еще. Чем вы могли бы увлечься, не будь наркотиков? Никто ничем? Даже Рихард?

— Да нет, почему же. Любым делом, которое развивает активность. Где можно показать себя. Выделиться среди других.

— А почему же вы ни разу не попробовали?

— Мне это недоступно.

— Почему?

— Не каждый может учиться или работать там, где ему нравится.

— Не может делать то, что ему нравится? А как же хобби?

Рихард пожимает плечами.

— А не потому ли, что вы слишком ленивы? Хотите получать удовольствия даром? Получать, ничего не давая взамен. Не приложив никаких усилий? Вы мечтаете об эйфории, не пытаясь при этом даже пальцем пошевельнуть. Лишь бы ничего не тратить. В лучшем случае деньги, да и те большинство из вас получают от родителей. Ну и, конечно, собственное здоровье. Когда человек занимается общественно полезной деятельностью, добиваясь определенных успехов, уверяю вас, он тоже ощущает подобную эйфорию, а может, даже большую и, уж конечно, более продолжительную, нежели та, которую вы вызываете искусственным путем. Почему вы не хотите испытывать радость от собственного умения, от того, что вас кто-то любит, восхищается вами?.. Что вы думаете на этот счет, Мартин?

Пожатие плечами.

— Химические эмоции даются вам легче, тут ведь не надо напрягаться, чтобы вызвать положительные эмоции в своем собственном мозгу. Достаточно взять шприц. Или я не прав? Но в конечном счете эти химические эмоции подменяют все остальное.

— А что мне, по-вашему, делать? Я принимаю наркотики, потому что меня тошнит от людей. От того, каков этот мир. Не хочу с ним иметь ничего общего, — срывается Мартин.

— А какой, по-вашему, этот мир?

— Жестокий. Одни лезут по трупам других ради денег, ради карьеры, ради успеха. И у всех потрясающе острые локти. Никто не пытается понять другого, побывать в его шкуре. Только и зыркает, как бы на ком проехаться. Чихать я хотел на такой мир.

— Понятно, — говорит врач. — Ну, а вы? Вам ведь никто не мешает делать что-нибудь для людей. Пусть даже они такие, как вы говорите. Может, именно вы сумеете открыть им глаза. И они не будут такими. Не лучше ли зажечь маленькую свечку, чем проклинать темноту?

— А мне-то что с того?

— Эйфория. Я уже вам говорил.

Мартин ухмыляется.

— Выходит, вы тоже предпочитаете эксплуатировать других? — продолжает врач.

— Как это?

— Сидите на родительской шее, а доколетесь до пенсии по инвалидности, то висите на шее такого жестокого, по вашим словам, общества. Разве я не прав?

Как четко мы отгораживаемся от алкоголиков. Словно принадлежим к высшей касте, думает Михал, ужиная за столом наркоманов. А на самом деле такие же зависимые, как и они. Только от веществ, которые доконают нас гораздо быстрее. Если бы кто-нибудь сумел начисто стереть из моей памяти мысль о наркотиках. Интересно, что бы в ней тогда осталось?

— В результате мы все кончим как Зденек, — улыбается Рихард.

— А что с ним? — Михал поднимает голову.

— Ты не знаешь? Шел по улице, свалился от истощения и умер. Потом только выяснилось, что он не ел по крайней мере месяц.

Зденек? Михал застыл от ужаса.

— Черт подери, неужели никто не мог ему помочь?

А я? Но я был в тюрьме.

— Разве никто не знал, что с ним? — Он оглядел остальных.

— Помогать такому наколыцику? — поднял глаза Мартин. — Минуту с ним потреплешься, глядишь — он у тебя часы спер. Тырил, как сорока. Да еще на всех кидался.

А что ему оставалось, он ведь не умел варить сам, подумал Михал.

— Вот вы и бросили его подыхать, — начал было он, но внезапно понял, что это бессмысленно.

Снова вся эта карусель. Прямоугольник солнечных лучей в который раз перемещается по полу комнаты групповой терапии.

— Так. Сегодня мне хотелось бы узнать, о чем мечтал каждый из вас, исключая наркотики… Никто ни о чем? Чего бы вы хотели? Что вас могло заинтересовать? — старается врач.

— Хватит и кайфа, — буркнул Мартин.

Хочет привлечь внимание. Показать, какой он орел, осеняет Михала. Достаточно видеть улыбку Рихарда.

— И все же, чего бы вы хотели еще?

— Разочек вмазаться, — снова вступает Мартин, воодушевленный предыдущим успехом.

— Кроме наркотиков, — напоминает врач. — Важнее ничего нет, да, Мартин?

— Чтобы вены были хорошие, тогда можно все время вмазываться.

— Об этом надо было позаботиться раньше. С такой изуродованной артериальной системой, как у вас, уже ничего не поделаешь, — улыбается Мартину врач. — А что скажете вы, Михал?

Быть с Евой. Только о таком не говорят вслух. Он пожал плечами.

А если на полном серьезе, чего бы я еще хотел? Михалу стало страшно, он ведь и вправду не знал, что ответить.

— Что-нибудь вас интересует?

Тишина. Все более гнетущая.

— Какова ваша шкала ценностей? — повторяет врач.

Один раз вмазаться, потом можно терпеть, мелькнуло у Михала. И, конечно, Ева. Близость с ней. Только зачем это, если кайф дороже любой близости.