Прощание - Паскаль Кивижер

принял ее достойно, с ясным умом, как бы говоря: «если рано или поздно, то отчего не сейчас?»

Ветер трепал волосы Лукаса во все стороны. Губы у него слиплись от соли – еще одно воспоминание о странствиях. Эсме изо всех сил старалась сосредоточиться на первой проступившей на небе звезде, но такой Лукас – высокий, крепкий, грустно сцепивший за спиной свои красивые руки – нравился ей больше всего, и она страдала как никогда.

Вскоре они двинулись обратно. Теперь ветер дул им в спину, заставляя посыльную шагать быстрее, чем ей бы хотелось. Колено не давало покоя.

– Ужинаешь сегодня в столовой вольных ремесел? – спросила она, чтобы отвлечься.

– Ох…

– Значит, на кухне?

– Я как-то не голоден.

– Перевариваешь смерть де Френеля, да?

– Скажем, пока не могу ее проглотить.

– Понятно.

Эсме пнула камешек, и ногу пронзила боль. Она постояла, прикинувшись, что любуется на огни порта и на мыс Забвения по ту сторону залива: он кончался отвесной скалой, и под ним неистово бурлила пена. Приливная вода залила грот, куда она привела Лукаса в их первый совместный поход. Взглянув со стороны, Эме осознала, насколько опасно висеть там на привязанной к вершине веревке, и удивилась, как Лукас согласился тогда лезть за ней следом. Чистое безумие, теперь очевидное.

– У тебя колено болит? – спросил он с тревогой, возвращаясь к ней.

– Нет.

– Да, у тебя болит колено.

– Вовсе нет.

Вывих у нее был серьезный. Лукас знал. А еще он знал, что Эсме слишком рано отказалась от костылей и прогулка до маяка была ошибкой.

– У тебя болит колено, это сразу видно.

– Отстань от меня!

Он пожал плечами и зашагал дальше. Она, как могла, ковыляла следом, и расстояние между ними все росло. Через какое-то время он обернулся и стал ее дожидаться. Он смеялся, и смех его уносило ветром.

– Ты надо мной смеешься?

– Нет, не над тобой. Над твоей гордыней.

Она погрозила ему кулаком.

– Залезай ко мне на спину, Эсме.

– Ни за что.

– О чем я и говорил.

– Чего?

– Гордыня – твое слабое место, я так и знал.

– Да отвали от…

– Залезай!

Она прыгнула ему на спину, и он пошел дальше. Оказавшись так близко и прижимаясь щекой к его колючему шерстяному пальто, она почувствовала, как всю ее наполняет какая-то радостная мука. Хотела бы она, чтобы путь длился вечно. Но увы. Они дошли до арки, и чары развеялись.

– Что, лошадь сменила, посыльная? – пошутил стражник.

– Поставь меня, Лукас, спасибо, – сказала Эсме с достоинством.

– До кухни маршрут без остановок, – Лукас забавлялся.

– Ну, уж нет, спускай меня тут!

Лукас шел дальше. Эсме начинала злиться. Они уже приближались к парадной лестнице, как вдруг увидели камергера, спешащего по ступенькам им навстречу.

– Вас тоже подвезти? – спросил Лукас.

Манфред не ответил. Он даже постарался не заметить Эсме, прилипшую к спине Лукаса, как ракушка к камню. Камергер никогда не отличался чувством юмора. И последние его остатки улетучились, когда Мадлен вернулась на службу к королеве; его дочь Иларию тут же отправили назад, выполнять куда менее значительные поручения, и это несмотря на ее опыт, заслуги и все те качества, которые ставили ее выше всех остальных служанок.

– Король ожидает вас, доктор Корбьер, – только и сказал камергер.

– Король? Разве у нас назначена встреча?

– Теперь да. И вы уже опаздываете.

Манфред коротко кивнул, развернулся, не отрывая стоп от земли, и удалился, позвякивая связкой ключей как у тюремщика. Лукас спустил-таки Эсме на землю.

– Опять этот Тибо что-то замышляет…

– Ох, Лукас, он же король. Попридержал бы язык.

– Я его знаю, Эсме. Я с ним почти два года прожил на одной посудине.

– Ну и?

– И если ему взбредет в голову какая-то мысль… В общем, он как ты.

– Это плохо?

– Смотря какая мысль, – крикнул он уже с середины лестницы.

У дверей в королевские покои Лукас встретил Овида, которому было явно не по себе. Баталер тоже два года жил с королем на одной посудине, и то, как был наэлектризован этим вечером Тибо, его покои и даже восточный ковер, не сулило, по его мнению, ничего хорошего. Он трижды поправил свою повязку, прежде чем впустить Лукаса.

– А! Доктор Корбьер! А я как раз вас жду! – воскликнул король, спеша навстречу Лукасу через всю комнату.

– Мне так и сказали, сир. Простите за опоздание. Я забыл, что у нас назначена встреча.

– Наверное, оттого, что она и не была назначена.

Что-то было не так. Во-первых, Эма молча сидела у огня, и глаза ее были едва ли не чернее траурного платья. Во-вторых, король бурлил тем самым пылом, из-за которого прежде всему экипажу приходилось нырять голышом среди коралловых рифов, причаливать к островам, к которым не причалить, и кормиться поджаренными сверчками. Что у него на уме?

– Я позвал тебя насчет повязки.

– Она слишком тугая, сир?

– Нет, не сказал бы.

– Значит, слишком свободная, сир?

– Нет-нет. Просто…

Тибо глянул на Эму, которая изо всех сил его не замечала.

– Я должен быть в состоянии держать меч.

– Ме… Ох, сир. Когда?

– Сегодня.

– Сегодня? То есть прямо этим вечером?

– В полночь. Ну вот. А мое запястье не в лучшей форме.

Лукас осматривал его запястье накануне. Без лучевой артерии кровоток в предплечье стал слабее, и плохо снабжаемые кровью мышцы заживали очень медленно. Даже большой палец слушался с трудом. Лукас осмотрел запястье еще раз, для порядка.

– У вас холодные руки, доктор.

– Я только что от маяка, сир.

– От холода легче.

Лукас обхватил запястье короля двумя руками.

– Этого я и боялся, сир.

– Чего же?

– Воспаление не утихает. Нужен покой и время.

– С завтрашнего дня – полный покой, обещаю, доктор. Но сегодня верните мне запястье. Всего на одну ночь.

Лукас вздохнул.

– Меч, сир… будет легкий?

– Н-ну…

– Вам нужно будет долго его держать, сир?

– Надеюсь, что нет.

– Я могу попробовать притупить боль и укрепить запястье, однако что касается подвижности, ваше величество… Или точности… Вам не нужна ювелирная точность?

Тибо не ответил. Его голубые глаза блестели холодным блеском.

– Я одолжил бы вам свою руку, сир.

– И я охотно бы ее взял, доктор.

Лукас задумался на минуту.

– Я вернусь в одиннадцать, сир, – произнес он, скрепя сердце. – С мазью из семян болиголова, это обезболивающее. Только предупреждаю – пахнет она скверно.

– Таким меня не испугаешь.

– Это правда. Еще я заменю повязку, сир, на более толстую и тугую. Возможно, с ивовыми прутьями, для поддержки.

– Отлично. По рукам. И последнее, доктор: ни слова. Никому.

– Да, сир.

Лукас направился к двери. Уже у