Купите девочку - Виктор Пронин

– А почему зеленоглазые? – улыбнулся Андрей.

– От непомерного употребления внутрь долларовых вливаний. Ладно, задача ясна?

– Овсов все знает?

– Он тебя ждет.

– Тогда я уже в дороге, – Андрей направился к двери.

– Постой! – успел крикнуть Пафнутьев. – Значит, так... Готовность номер один. Понял?

– Уже провел мобилизацию, – усмехнулся Андрей.

– Пройди к нашему завхозу, или как он там у нас называется... И получи пистолет. Команду я уже дал.

– Даже так? Вообще-то я противник оружия...

– Давно? – спросил Пафнутьев и уставился на Андрея долгим взглядом.

– Виноват, Павел Николаевич. Намек понял.

– Получи и делай с ним что хочешь. Я не о тебе думаю, думаю о себе. Я должен знать, что сделал все возможное, чтобы избежать людских и материальных потерь. Вопросы есть?

– Все понял, Павел Николаевич, – и Андрей вышел.

Пафнутьев снова навис над столом и в какой-то момент вдруг понял, что похож сейчас на Шаланду, который вот так же, нахохлившись, рисовал толстым пальцем узоры на пыльном стекле – узоры подробно отражали смятенное состояние шаландинской души. Пафнутьев тоже попытался что-то изобразить на полированной поверхности, но, поймав себя на этом странном занятии, убрал руки со стола.

– Здравствуйте, Павел Николаевич! – дверь распахнулась, и на пороге возникла тощеватая фигура Худолея. Обычно он тихонько просовывал голову в приоткрытую дверь и молча дожидался, пока Пафнутьев посмотрит на него, пригласит в кабинет. А чтобы войти вот так... Это что же должно случиться, чтобы Худолей врывался, не спрашивая разрешения и хлопая дверью? – подумал Пафнутьев, не изменив ни позы, ни взгляда. – Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало! – продолжал орать Худолей.

– Что у тебя встало? – хмуро спросил Пафнутьев. – Ну-ка, ну-ка, интересно даже.

– Солнце, Павел Николаевич, солнце! – Худолей не пожелал услышать срамного намека в словах Пафнутьева. – Я пришел к вам с радостным сообщением, Павел Николаевич! Веселитесь, Павел Николаевич! Танцуйте!

– Прям счас? – поинтересовался Пафнутьев.

– В гастрономе напротив появилась водка под названием «Золотая рожь». Бутылки литровые. Пробка винтовая. Вкус – потрясающий. Хмель – как в юные годы, как после первой в жизни рюмки.

– И что же из этого следует?

– Дуйте за бутылкой, Павел Николаевич! – нахально заявил Худолей и изогнулся в горделивой позе, выпятив грудь и вскинув подбородок.

– Так, – протянул Пафнутьев. – Круто. Надо же, как, оказывается, весна на тебя подействовала... Ты так ведешь себя, будто познакомился с прекрасной девушкой и она ответила тебе взаимностью.

– Насчет взаимности не знаю, не уверен, но с одним человеком я познакомился. Только сейчас. Вы слышали такую фамилию – Бевзлин? Слышали?

– Ну, слышал, – насторожился Пафнутьев.

– Забудьте. Нет такого человека, нет такой фамилии.

– Куда же все это подевалось?

– Ушло в небытие. Безвозвратно. Раз и навсегда. Будто никогда и не было.

– Ну, что ж... Спасибо. Рад слышать.

– За бутылкой смотаетесь, Павел Николаевич?

– Смотаюсь, – Пафнутьев тяжело кивнул головой, с трудом снова ее подняв. – Говори уже наконец.

– Отпечатки пальцев на тисках, в которых была зажата голова непутевого Самохина Михаила Михайловича. Отпечатки пальцев на снимках, которые недавно мусолил здесь вонючий Бевзлин, мир праху его!

– Он помер? – с надеждой спросил Пафнутьев.

– Нет, он исчез. Вместо него появился другой человек, по фамилии Бевз. Именно Бевзу принадлежат и те, и другие, и третьи отпечатки пальцев.

– А третьи где? – не понял Пафнутьев.

– Да на самих же пальцах! – расхохотался Худолей. – Пришел ответ на запрос, Павел Николаевич! Работаем, между прочим, не думая о наградах, но и не забывая о них! Работаем! Эти отпечатки принадлежат вору, грабителю и убийце Бевзу.

– Так, – протянул Пафнутьев, нависая над столом. – Это все точно? Надежно?

– Павел Николаевич! – вскричал Худолей оскорбленно.

– Ладно-ладно... Расшумелся, понимаешь, как холодный самовар...

– Брать надо, Павел Николаевич! Брать!

– Кого?

– Бевза!

– Нельзя.

– Почему?! Вы уже помирились? Нашли общий язык? Не разлей вода, да?

– Он депутат.

– Ну и что?

– Депутатская неприкосновенность.

– Лишить! – отчаянно заявил Худолей.

– Это невозможно... – вздохнул Пафнутьев. – Все руководство нашего депутатского корпуса в полном составе вернулось недавно с острова Кипр. Недельное турне по злачным местам...

– Я, кажется, догадываюсь! – просветленно воскликнул Худолей. – Эту поездку организовал Бевз?

– И оплатил тоже он, – добавил Пафнутьев. – Ладно, давай сюда свои ответы-приветы... Какой-никакой, но все-таки козырь. А козыри должны играть.

– Вы имеете в виду «дурака»? – осторожно спросил Худолей.

– И дурака тоже.

– Вы правы, Павел Николаевич, как вы правы! Самая поганая шестерка и та, бывает, переломит весь ход игры!

– Шестерка? – переспросил Пафнутьев, и взгляд его, устремленный в окно, залитое солнечным светом, остановился. – Ну что ж, пусть будет так.

Худолей, не решаясь нарушить начальственные раздумья, пятясь, отошел к двери, неслышно отворил ее и выскользнул в коридор. И даже удаляясь от кабинета, шел осторожно, большими шагами, стараясь ступать на носки.

* * *

Андрей вел машину по улицам города, время от времени бросая взгляды в зеркало, – на заднем сиденье сидела выделенная Овсовым сестричка с младенцем на руках. Девочка спала, но на этот раз сон ее был вполне нормальным – она посапывала, постанывала во сне, пыталась пошевелиться, плотно запеленатая умелыми руками овсовских подчиненных.

Была еще одна причина, по которой Андрей настороженно поглядывал в зеркало заднего обзора, – он опасался «хвоста». Несколько раз менял направление, въезжал во дворы, выезжал с противоположной стороны, пока наконец не убедился, что может спокойно ехать по указанному Пафнутьевым адресу.

– Кажется, мы уже проезжали по этой улице? – недоуменно спросила девушка.

– И еще поедем, – усмехнулся Андрей.

– Почему?

– Так ближе.

– Надо же, – удивилась девушка. И пока Андрей делал еще одну петлю по городу, она то хмыкала себе под нос, то краснела, то поглядывала в зеркало с каким-то игривым интересом. Не сразу, но Андрей догадался, в чем причина, – сестричка решила, что он специально колесит по городу, надеясь подольше побыть с ней, с красавицей.

– У вас такая улыбка, будто хотите что-то сказать, но не решаетесь, – сказала она, взглянув на него в зеркало.

– А что, бывают такие улыбки?

– Разные улыбки бывают, – девушка почему-то покраснела.

– Приехали, – проговорил Андрей.

– В каком смысле?

– В прямом. – Андрей остановил машину во дворе, заросшем кленовым кустарником. Девушка надула губки – он не поддержал ее готовности познакомиться, не увидел ее красоты, не пожелал переброситься шаловливыми словами. Поводов для обиды у нее действительно было более чем достаточно.

Выйдя из машины, Андрей распахнул заднюю дверцу, чтобы помочь девушке выйти с ребенком, но что-то там у нее случилось – не то колготки пошли-поехали, не то с каблуком беда стряслась, не то обида приняла такие странные формы.

– Помогите же! – сказала она, протянув ребенка, и Андрею ничего не оставалось, как взять девочку. Пока сестричка выкарабкивалась из машины, он успел рассмотреть сморщенное личико младенца размером, как ему показалось, не более кошачьей морды. Андрей видел ребенка в таком возрасте едва ли не впервые в жизни и смотрел на это чудом выжившее существо с какой-то пристальностью, отмечая и вздернутый нос, и лиловатый цвет лица, и родинку между бровями. Почему-то именно эта родинка привлекла его внимание – маленькая, еле заметная, он даже решил поначалу, что прилипла какая-то крошка, и попытался ее снять мизинцем, но тут решительно вмешалась сестричка.

– Вы с ума сошли! – воскликнула она почему-то резко, с легкой девичьей злостью.

– А вы раньше этого не замечали?

– Можете уезжать, я сама отдам ребенка кому надо.

– Когда родите, милая девушка, – жестковато проговорил Андрей, – тогда и отдавайте кому надо. А этого ребенка поручено отдать мне. Я это и сделаю.

– Какой деловой! – воскликнула девушка опять с еле заметной злостью. Андрей с любопытством посмотрел на нее, усмехнулся. Первым войдя в подъезд, он нашел нужную дверь, позвонил. Им открыла пожилая женщина в белом халате и тут же замахала рукой, торопя гостей быстрее проходить в дом.

Это были частные детские ясли. В период начавшихся долгожданных общественных преобразований миллионы людей оказались выброшенными из привычной жизни и вынуждены были заняться самыми неожиданными делами – сколачивали гробы на балконах, заводили коз в собственных спальнях, летали в Арабские Эмираты за лифчиками и трусами, случали породистых собак и торговали щенками в подземных переходах. Некоторым повезло больше, они находили дело не столь хлопотное – превращали свои квартиры в ясли на пять-десять детей и тем жили. В такую квартиру и попал Андрей с сестричкой и младенцем.