Горький берег солёного моря (СИ) - Крылова Татьяна Петровна

— Она от меня по другой дорожке прошла. Я низко поклонился, чтобы не узнала. Но не уверен, что она вообще меня заметила: так испугана была и так быстро шла… В общем, дождавшись, когда она со слугами в зале заговорит, я в те кусты и заглянул.

— И? — сжав кулаки и едва сдерживая слезы, вновь поторопил Мелентий.

— Там вы лежали, господин. Без сознания. И… без штанов, — закончил Иван, низко опустив голову, чтобы ни старый, ни молодой граф не увидели, как сильно покраснел кучер.

Мелентий вскрикнул, закрыл лицо руками и несколько минут только и мог, что тяжело прерывисто дышать, удерживаясь таким образом от истерики.

— Ступай, Иван. Спасибо тебе. И про обещание свое помни, — напутствовал слугу Лаврентий Анатольевич.

— Да, господин. Вы же знаете: я коли молчать обещал, так до смерти буду.

Кучер низко поклонился и, заметно повеселев, поспешил выйти в коридор. Дверь за ним закрылась.

— Отец…

— Я не отец тебе более!!!

Мелентий все же не выдержал, упал на колени и разрыдался.

— Я не знаю, как такое получилось, — приговаривал молодой граф. — Я не помню ничего.

— А тут и помнить ничего не надо, — рыкнул в ответ Лаврентий Анатольевич. — Тут надо Бога благодарить, что этот позор лишь на тебя упал и есть возможность Анну и моего наследника от него оградить.

Мелентий перекрестился и смиренно прошептал 'Благодарствую'.

— Ни я, ни твой дед, ни прадед, ни иные предки не позволяли себе подобного, и не за чем прецедент создавать! Пусть другие прощают и смотрят на измены сквозь пальцы. Мы же будем уважать тех, кого любим и кому клялись в верности перед алтарем!

Бледность на лице Мелентия после этих слов сменилась густым румянцем. И хотя он не мог признать вины, потому что не помнил всего, о чем рассказывал Иван, невиновным себя назвать Мелентий также не решался: он был на балу, он пил, он выходил на террасу с Маркизой…

Некоторое время в комнате царила тишина, изредка прерываемая всхлипываниями молодого графа и тяжелыми вздохами старого. Наконец, Лаврентий Анатольевич успокоился настолько, что смог заговорить необходимым тоном.

— Я даю тебе полчаса на то, чтобы собрать вещи и навсегда покинуть мое имение, — с ледяным спокойствием произнес старый граф. — Я запрещаю тебе называться именем нашего рода и упоминать обо мне, как о своем отце, а об Анне — как о своей жене. И никогда впредь я не желаю ничего слышать о тебе. Для всех будет лучше, если тебя сочтут мертвым.

Мелентий замер, пытаясь понять, верно ли он понял смысл только что произнесенных слов. Он надеялся, что родитель добавит что-нибудь еще, что хоть немного смягчит его положение. Но старый граф молчал. Вынеся свой приговор, Лаврентий Анатольевич сел вполоборота к бывшему сыну. Условия наказания, по его мнению, были абсолютно справедливыми и откладывать их выполнение старый граф не желал.

Противится судьбе не имело смысла. Да и духу для того, чтобы оспорить решение отца, молодой человек не нашел. После всего, что он успел натворить за свою жизнь, было бы странно, если бы Лаврентий Анатольевич принял иное решение.

Однако кое-что Мелентий все же считал себя вправе сделать.

— Прежде чем я уйду, я хочу увидеть Анну, — произнес молодой человек.

Он побоялся, что голос дрогнет, когда он заговорит. Что слова прозвучат фальшиво, неубедительно. Но желание в последний раз взглянуть на любимую жену, извиниться за все и проститься с ней было настолько искренним, что опасения Мелентия оказались напрасны. Он видел, как дернулся уголок рта Лаврентия Анатольевича, распознавшего подлинные чувства сына.

— В этом нет необходимости. Ты только расстроишь ее, а Анне это сейчас ни к чему, — тем не менее прозвучал ответ.

Мелентий вскинул голову. Шмыгнул носом и посмотрел на отца так, как смотрят все несправедливо обиженные люди на своих обидчиков.

— Даже у висельников есть право на последнее желание, — бросил молодой человек отцу и вышел из гостиной.

То ли слова Мелентия так подействовали на Лаврентия Анатольевича, то ли старый граф вовсе не планировал чинить сыну препятствий, но молодой человек совершенно спокойно смог войти в спальню Анны. Из-за беременности девушка очень плохо спала по ночам и, чтобы не беспокоить супруга, перебралась в отдельные комнаты. Обычно в передней дежурила Фаина, но сейчас горничной не было. Мелентий подумал, что и Анны в комнате нет, и хотел уже уйти, как вдруг расслышал тихий скрип кровати из-за неплотно притворенной двери в саму спальню.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Опасаясь напугать беременную супругу, он осторожно заглянул в комнату. Окна были зашторены, но занавеси то и дело колыхались, повинуясь воле гулявшего сквозняка и пропуская в комнату достаточно дневного света. Анна спала, откинув в сторону одеяло и привычно тяжело дыша.

Мелентий прошел в спальню. Остановился, наблюдая как вздымается под тонкой ночной сорочкой грудь девушки. Округлый живот пару раз колыхнулся, вызвав улыбку на лице будущего отца.

Убедившись, что графиня крепко спит, Мелентий подошел ближе, остановился возле кровати, любуясь спокойными чертами лица. Едва слышно вздохнув, молодой человек коснулся волос, разметавшихся по подушке.

— Прости меня, Анна, — прошептал молодой человек.

Он испугался, что неосторожные слова разбудят его супругу, но девушка лишь простонала тихонько во сне и чуть поерзала головой на подушке.

Мелентий улыбнулся. Нежно и ласково. И с трудом сдержался, чтобы не наклониться и не поцеловать ее.

"Ни к чему это. Только расстроит. Только обидит…" — подумал молодой человек.

Мелентий вновь коснулся волос девушки, мягких и пушистых. На глаза навернулись слезы, когда он невольно подумал, что Анна — самое чистое и светлое что случилось с ним в жизни, и все свое счастье и радость он загубил низким предательством. Невольным, случайным, и от того еще более ужасным и мерзким, ибо, находясь, в беспамятстве от выпитого вина, молодой граф позволил обнажиться своей истиной натуре. И как бы он не старался в дальнейшем доказать обратное, по всему выходило, что ничто не могло его уже изменить.

"Лучше мне, действительно, уйти, — вздохнул Мелентий. — Умереть, не опозорив ее и не запятнав ее чести. Дать ей свободу все же выйти замуж за того, кто по-настоящему достоин ее любви."

Стараясь не издать ни единого звука, молодой человек покинул спальню. На то, чтобы собрать вещи, оседлать коня и выехать за ворота усадьбы ему потребовалось даже меньше времени, чем отвел ему отец.

* * *

Из спальни Анна вышла лишь после обеда. Девушке нездоровилось: кружилась голова и немного подташнивало. Лаврентий Анатольевич предложил послать за доктором, но графиня отказалась.

— Доктор говорил, что так бывает. Если завтра не станет лучше, то позовем его снова.

При содействии Фаины устроившись в кресле в гостиной, Анна некоторое время сидела молча, украдкой наблюдая за свекром, изучавшим свежие газеты. Лаврентий Анатольевич никогда не мог читать новости спокойно, всякий раз кривясь и строя забавные гримасы в тон своим мыслям. В последние несколько недель это было одним из немногих развлечений, доступных беременной княгине и не отнимавших у нее много сил.

Фаина принесла госпоже чай и немного свежих булочек. Но Анну замутило сильнее лишь от одного вида ароматной выпечки.

— Мне бы яблочко свежее, — попросила девушка.

Горничная поклонилась. Хотела забрать поднос, но старый граф перехватил служанку и попросил оставить угощение возле него, если, конечно, это не доставит неудобств Анне. Девушка улыбнулась, благодаря за заботу. Сказала Фаине, что ничего не имеет против запаха выпечки и булочки могут остаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Через несколько минут Фаина принесла другой поднос. На нем в хрустальной вазочке красовались сразу три яблока.

— Я хотела вам красное принести, но Марфа Ивановна запретила. Говорит, ребенку красный цвет может навредить. Но я выкладывать уж не стала, просто положила еще пару зеленых, — пояснила девушка.