Пастыри ночи - Жоржи Амаду

10

Так прошли крестины сына Массу. Много возникло трудностей, но все они были преодолены, прежде всего с помощью Жезуино Бешеного Петуха, затем матери Дониньи и, наконец, самого Огуна.

В доме негра и повсюду в Баии событие это было отмечено с большой пышностью, танцы продолжались до утра. Только на площади Позорного Столба Бешеный Петух насчитал более пятидесяти танцующих огунов, которые явились, чтобы отпраздновать крестины сына Массу и Бенедиты.

Укрывшись в алтаре святого Бенедикта, Эшу еще некоторое время хихикал, вспоминая свои проказы. Потом заснул, и спящий очень напоминал мальчика, ничем не отличающегося от других: если бы вы видели его таким, никогда бы не подумали, что это божество дорог и путников, настолько строптивое и коварное, что его отождествляют с дьяволом.

Вот как Массу стал кумом Огуна, и это сделало его еще более авторитетным и достойным уважения. Однако он продолжал оставаться все тем же добрым негром, который жил со своей столетней бабкой и с сынишкой.

Многие потом приглашали разных богов быть крестными их детей. Особенно большим спросом пользовались Ошала, Шанго, Ошосси и Омолу, а также Йеманжа, Ошума[51], Янсан и Эуа. Ошумарэ же, который одновременно и мужчина и женщина, приглашали быть сразу крестным и крестной. Однако ни одно божество не дало своего согласия, возможно опасаясь проделок Эшу. Поэтому и по сей день только негру Массу удалось стать кумом бога Огуна.

Часть 3

Захват холма

Мата-Гато,

или

друзья народа

1

Мы не станем подразделять их на подлецов и героев — да разве можем мы, подозрительные бродяги с рыночного холма, судить о делах, выходящих за пределы нашего разумения? Захват земель Мата-Гато вызвал шумиху в газетах, правительственная партия и оппозиционеры поносили друг друга, восхваляя лишь себя и стремясь извлечь, наибольшую выгоду из этой истории. С самого начала, еще до того, как произошло вторжение, никто, казалось, не противостоял захватчикам, никто не выступал против, них, а у некоторых, например у депутата от оппозиционной партии Рамоса да Куньи и журналиста Галуба, взявших их сторону, были серьезные неприятности.

Мы не суд, и никого не обвиняем, но никто не пытался установить виновного или виновных в смерти Жезуино Бешеного Петуха — слишком все были заняты тем, чтобы достойно почтить его память, Однако мы не примем участия в хоре похвал губернатору и оппозиционерам, владельцу этих участков — старому испанцу Пепе Два Фунта, он же Хосе Перес, владелец нескольких пекарен, скотоводческих ферм и крупных земельных участков, а также доходных домов. Его превозносил в своих стихах Куика как человека великодушного и благородного, способного пожертвовать своими интересами ради блага народа. Можете себе представить?! Изрядную сумму, должно быть, получил поэт, в общем неплохой парень, ничего против него не скажешь, только всегда он готов расхвалить или изругать кого угодно, если ему кинут монетку. А ему, бедняге, обремененному огромной семьей, нужно зарабатывать на жизнь. И мог он это делать, исключительно прибегая к помощи своего интеллекта. Он писал истории в стихах, некоторые из них получались удачными, сам набирал и печатал свои творения, рисовал обложки и торговал книжками на рынке и в порту, выкрикивая названия и расхваливая их достоинства.

Итак, он превозносил испанца Пепе Два Фунта, забыв упомянуть, почему тот получил свое прозвище, а получил он его благодаря килограммовым гирям в своих магазинах и булочных, в которых на самом деле было всего восемьсот граммов и которые положили начало его богатству. Еще Куика превозносил губернатора, вице-губернатора, депутатов и муниципальных советников, всю прессу, и в частности бесстрашного репортера Галуба:

Герою Мата-Гато,Редактору Жако,Они грозят расплатой…И это лишь за то,Что драться он готовВ любое время годаЗа кров для бедняков…Галуб — он друг народа!

Куика восхвалял всех или почти всех, кто ему платил, а с Пепе Два Фунта, наверно, сорвал солидный куш. И все же он был единственным из всей огромной армии журналистов, кто упомянул о Бешеном Петухе и его выдающейся роли в этой истории. Газеты и радио ни слова не сказали о нем. Они рассыпались в похвалах губернатору, депутату Рамосу да Кунье, отважным полицейским, начальнику полиции, осторожному и в то же время мужественному и т.д. и т.п. О Жезуино же ни слова! Только Куика в своей брошюре «Захват земельных участков Мата-Гато, где народ за двое суток построил целый квартал» посвятил ему волнующие строки, ибо Куика, хотя и исказил истину, все же знал, как в действительности разворачивались те или иные события, если отбросить хвалебную болтовню и последующие попытки приукрасить происходившее. Бедняга Куика нуждался в деньгах, и ему приходилось поступаться правдой.

К чему осуждать его? Он был популярным на рынке поэтом, сам торговал своими нескладными виршами с убогими, подчас ужасающими рифмами, среди которых иногда сверкала жемчужина подлинной поэзии. Его убеждения менялись в зависимости от того, кто ему платил. Но разве не поступают так же многие крупные популярные поэты, которым даже ставят памятники? Разве не приспосабливаются они к сильным мира сего, не продают им свое перо? Такова истина и пусть она будет сказана здесь в полный голос. Разве не отказываются они от своей литературной школы, своих тенденций, убеждений, мировоззрения за те самые деньги, за которые менял свои взгляды Куика? За деньги или власть, роскошь или солидное положение, за премии, рекламу, хвалебные отзывы, не все ли равно?

Мы никого не обвиняем, мы здесь не для этого, а для того, чтобы рассказать историю, разыгравшуюся на холме Мата-Гаю, ибо в ней, как во всякой история, есть забавное и печальное и об этом все должны знать. Мы не станем лить воду на чью-либо мельницу, просто мы были там и знаем правду.

На фоне этих важных событий началась связь (впрочем, началась ли?) Капрала Мартина и Оталии, а также страсть чувствительного Курио к знаменитой индийской факирше мадам Беатрис (родившейся, кстати, в Нитерои[52]). Мы намерены рассказать и об этих любовных историях и постараемся связать романтические увлечения Капрала и Курио с захватом земельных участков, принадлежавших ранее командору Хосе Пересу, видному столпу испанской колонии, достопочтенному сыну церкви, пользующемуся влиянием в различных сферах баиянской жизни, и выдающемуся гражданину, простите, если здесь вперемешку будут упоминаться губернатор и Тиберия — хозяйка дешевого публичного дома, депутаты и бродяги, солидные политики и озорные мальчишки, депутат Рамос да Кунья и Ветрогон, журналист Галуб и Капрал Мартин, впрочем произведенный тогда в сержанта Порсиункулу. Иначе поступить мы не можем, события перемешали их всех — бедных и богатых, беззаботных и серьезных, людей из народа и людей, которых в газетах называют друзьями народа. Повторяем, однако: мы никого не хотим обвинить.

Хотя бы потому, что никто не поинтересовался, кто повинен в смерти Жезуино Бешеного Петуха, чтобы можно было наказать виновного… Оказалось, что все очень заняты тем, чтобы достойно почтить его память. Говорят, будто губернатор, у которого глаза на мокром месте, расчувствовался и всплакнул, обнимая депутата Рамоса да Кунью, своего политического противника, автора законопроекта об отчуждении земель. Однако просиял, когда показался на балконе, чтобы поблагодарить за аплодисменты собравшуюся на площади толпу.

2

Куика допустил поэтическое преувеличение, когда в длинном названии своей книжки упомянул, будто квартал был построен за двое суток. На самом деле потребовалась неделя, чтобы холм, захваченный первым в Баии, приобрел вид городского квартала. Ныне же Мата-Гато ничем не отличается от других кварталов, там, в частности, высится нарядный фасад пекарни «Мадрид», принадлежащей Пене Два Фунта — как раз напротив домика негра Массу. Впоследствии были успешно осуществлены захваты других земельных участков, выросли новые кварталы в районе Дороги Свободы, на северо-восток от Амаралины, был захвачен также холм Шимбо у Красной Реки, где вырос поселок. Надо же и беднякам где-то жить, нельзя вечно оставаться под открытым небом; всем нужна крыша, но не все могут платить за аренду.

Ведь и мы, гуляки-полуночники, время от времени должны отдохнуть у себя дома. Нельзя жить без собственного угла, и даже Ветрогон, человек легкомысленный, без определенных занятий, зарабатывающий на продаже лягушек, мышей, змей, зеленых ящериц и прочего зверья, привыкший к ветру и дождю и к ночевкам на песчаных пляжах вместе с мулатками, по которым сходит с ума, даже Ветрогон, который и сам, как животное, быстро ко всему приспосабливается, почувствовал необходимость иметь какую-нибудь нору, чтобы укрываться в ней. Он явился, если можно так выразиться, предтечей вторжения.