Квирит - Alexander Agassiz

грех на пути в Элизиум и поля философов. Вот, кстати об этом…

Тем временем Меркурий засунул головы в просторный мешок и перекинул его через плечо. В освободившихся руках появилась труба, которую он использовал, чтобы настроить свой голос, который стал разноситься по всем сторонам света. Юпитер же хлопнул Фавста по плечу и протянул бокал со словами:

— Выпей, квирит, кикеон50, что связь улучшает с божественной тайной. В него покрошил я печенье из злаков, что богом любезным был создан.

Явства были кисло сладких оттенков, но не успев их распробовать до конца, Меркурий затрубил во всё горло и вместе с закружившейся головой, в движение пришла и вся земля. Казалась она начинала трястись, как при землетрясении, издавая приблежающийся издалека гул. Он усиливался соразмерно звуку трубы и местность вокруг скалистого холма всё больше наполнялась водой, затапливая равнины внизу плоть до самого леса, где расстался Фавст со скелетами. Прилив окружал остров и единственным переходом между ним и землей стала узкая тропа, поттачиваемая волнами, и грозившая однажды уйти на дно морское. Вместе с этим, из земли перед избушкой, появлялись всё новые и новые декорации. Звук трубы становился громче и играл с перерывами. Загадочное совпадение, но перерывы Меркурия совпадали с морганием, словно Фавст невольно подстраивался под его игру. С каждым новым морганием появлялись глиняные сосуды с вываливающимся за края зерном, ростущие из-под земли и увеличивающиеся в высоту и в своём количестве фаллосы. Между ними появлялись круглые вазы с ромбами из точек. Несколько каменных фаллосов сливались друг с другом, образуя над головой закрытое помещение с грубой треугольной крышей и поддерживающими её колоннами. Солнечный свет попадал внутрь через изогнутый, змееобразный вход, и сквозь многие маленькие дырочки между стыками камней. Внутри ослепительный свет дня сменялся порой таинственной тьмой, отбрасывая блеклые тени фигур грозных чудовищ на стены. Среди мистической тишины, приходившей с сумерками, вдруг раздавались различные страшные звуки, пугающие без явной угрозы до глубины души. Звуки пробирающие до мурашек сменялись пением птиц и умиротворяющими мелодиями флейт. Вращаясь внутри созданного святилища, по стенам бегали символы стихий, передвигающиеся рисунки грозовых туч, стада животных, огромные волны и новорождённые младенцы, которые, казалось, истошно кричать во тьме, у самих ног. Словно театральные, механические приспособления, производившие гром и молнию машины создавали спецэффекты неотличимые от реальных. Страшные и пугающие сцены сменялись вновь светлыми и успокаивающими, пока внезапно, по углам помещения не загорелись ровным огнём факелы и настенному взору представились украшенные роскошными одеждами статуи богов. В зал, c танцами, ворвались двое женщин в масках, а за ними фавны, принеся радостную музыку флейты. Прекрасно одетые женщины в белом, бешено танцевали друг с другом, и в установленный по центру таз вливали мёд из амфор. От них пахло сладостью и цветами. Одна из девушек взяла квирита за руку и повела на улицу, к высокой статуе из разукрашенного камня. Около неё стояла ограда из белого мрамора, высотой в несколько локтей, а вокруг медные шесты. За оградой и статуей было отверстие в земле, вылаженное каменной кладкой и ступеньками. Внешний вид напоминал большую печь для хлеба и диаметер её был примерно в четыре локтя. Пряный запах лавра узнавался ещё у входа. Внутри, облакатившись на широкий пьедестал с тяжёлой книгой по центру, сидела жрица. Располагалась она на треножнике из жёлтой меди. Закутана в роскошное платье, покрывавшее голову с утончённым лавровым веноком в волосах. Жрица прочистила горло и положила на язык лавровый лист взятый из чаши позади. Голова Фавста ещё кружилась и по помещению плавали слабые галлюцинации. Он облакотился на стул, а затем устало плюхнулся в него. Женщина некоторое время перелистывала страницы толстой книги, поглядывала, украшенными сурьмой глазами, на Фавста, а затем громким и чистым голосом, достойным талантливого оратора и не переставая жевать лист священного лавра, начала говорить:

— Здравствуй, троянская кровь! Это третья твоя жизнь, где ты приблизился к мудрости и любви к философии. На пути ты менялся и сохранил любознательность. Не стал жестоким и твёрдым. Ни как камень, который не двигается, зарастает мхом и сидит на месте, в стабильности. Ни как матёрый солдат, который забыл любой язык, кроме силы и слишком сильно поверил в свою богоизбранность и команды начальства. Но и сами изменения не должны происходить лишь по тому, что новый взгляд кажется более легким, приятным, сулит славу или одобряется большинством. В любви и жизни ты также ценил красоту Афродиты и не стеснялся быть человеком и проявлять чувства. Рациональное начало Аполлона пытается жить в согласии, вместе с Дионисийским буйством эмоций. Гармоничная душа, что совмещает в себе разум и познание, вместе с идеями о важности раскрытия человеческого потенциала. Вместе с желанием узнать, как и по каким причинам формируется поведение человека. Вдобавок, ты не смущаешься танцевать и праздновать, украшая цветами себя и близких.

Фавст растрогался и не мог сдерживать улыбку, от которой в мышцах скул появлялось приятное напряжение. Человеку полезно смотреть на свою жизнь и свои поступки под взглядом времени. Таким способом можно увидеть все острые углы, контролировать изменения и направлять себя, подобно строителям акведуков, на плечах которых, лежит огромная ответственность за проведение чистой воды от источников, что могут находиться в немыслимых далях от города. Он хотел встать и поблагодарить жрицу, но молчал и продолжал слушать её чарующий голос.

— Раз в 10 000 лет даётся духу возможность переродится и выбрать кем он будут, и прожить новую жизнь со всеми последствиями своего выбора. Твой дух проходит третью жизнь с перерывом в 3 тысячи лет и третий раз идёт по пути философии и любви к мудрости. Поэтому у тебя есть шанс отправиться в вечную жизнь, к вечным богам. Давай пройдёмся по некоторым моментам твоей жизни и вспомним поэтов, Фавст, любимцев Аполлона, что видят красоту во всех вещах и рождают муз трагедий. В смерти твоей жены тоже есть эта красота. В утрате стабильной почвы под ногами. Такие события придают нашей жизни красок. Они подобны огромному пожару, который может уничтожить постройки и погубить людей, но если совладать с ним, то может и научить людей огню, а наученные люди, совладав с ним, станут непревздойдёнными поварами, гоначарами, кузнецами, или приспособять зло в добро иным способом. Юношество в плену у пиратов, если не сломит человека, то может сделать его амбициозным политиком, который увидит зло изнутри и захочит искоренить его. Иными словами, если боль не сломит душу, не превратит в монстра, то к человеку прийдёт