Обрекающие на Жизнь - Анастасия Парфёнова

Ах ты… критик!

Аррек ухмыльнулся. Покосился туда, где стояла я. Потом на оливулца. И выглядел дарай в этот момент как сытый сероглазый тигрище, разглядывающий жирную добычу. Ленивый такой, чисто академический интерес.

— О, не сомневайтесь, Ворон, вам так кажется только потому, что вы ни разу ещё не сталкивались со спасательной операцией, организованной Антеей тор Дериул-Шеррн, — не столько произнёс, сколько промурлыкал. — Впрочем, я уверен, в ближайшем будущем у нас будет возможность узнать совершенно новые грани понятия «спонтанный».

Очень это прозвучало… многообещающе. Я закатила глаза и двинулась вперёд. Пора было вмешаться в разговор, пока моя ветреная любовь не выложила перед оливулцем все секреты Эль-онн!

Аррек поднялся в своём кресле, улыбнулся, и вся моя с трудом накопленная злость исчезла, оставив лишь тоскливое недоумение. Герой-самоучка… но, во имя милосердия вечности, какой красивый! Пальцы скользнули по моей спине, губы коротко прижались ко лбу, обдав приливом целительной энергии. Застыла, приблизив свою щёку к его, но не касаясь, успокоенная и опустошённая. Ароматы лимона и моря затопили реальность, и я тонула в них, тонула, но не захлёбывалась. Хам. И предатель. Но безупречно воспитанный.

Ноздри защекотал резкий и пряный запах горных цветов. Где-то близко мелькнула зелёная прядь. Долг, долг, долг. Помни о своём долге, девочка. Я отстранилась, и дарай отпустил, каждым движением демонстрируя видимое неудовольствие от происходящего.

«Позже».

Это мы подумали — одновременно.

Ну и ладно. Теперь — к насущным проблемам.

Оливулец стоял навытяжку, пялясь в никуда, и изо всех сил пытался сымитировать то выражение лица, которое Сергей называл «армейским классическим». Не то чтобы совсем безуспешно.

Я обречённо пошевелила ушами и направилась к притворяющемуся деталью обстановки подданному. Никогда не жаловалась на рост, но на эту махину смотреть приходилось снизу вверх, неловко запрокинув голову. Н-да.

Оливулец пролаял какое-то официальное и бессмысленное приветствие, всё так же продолжая пялиться в пространство над моей макушкой. Кажется, парень был не на шутку испуган — уж очень хорошо ему демоны объяснили, что я могла бы при желании с ним сотворить. Да и репутация Антеи тор Дериул…

Привстала на цыпочки, спиной чувствуя искреннее веселье наслаждающегося происходящим Аррека. А, Ауте с ним! Захватила квадратный подбородок когтями и потянула на себя, заставляя оливулца нагнуться. Тот наконец соизволил обратить взгляд на собственную Императрицу — не иначе как от возмущения подобной бесцеремонностью. С минуту мы друг друга внимательно разглядывали, и, признаюсь, мне не понравилось то, что увидела. Человек — это уже само по себе то ещё явление природы. Человек умный, опытный и хитрый, начинённый шпионскими фокусами и болтающийся где-то между ужасом и бешенством — от этого впору лезть на стенку.

— Тэмино повесить мало, — в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь, объявила я. Оливулец удивлённо моргнул. — Как вы себя чувствуете, Ворон?

— Я… э-э, — кажется, мне удалось выбить этого малого из колеи. — Прекрасно, Ваше Величество. Благодарю Вас.

— Врёте, — автоматически ответила я. И вопросительно повернулась к Арреку.

— Жить будет, — поставил диагноз лучший из известных мне специалистов по лечению homo sapiens. — Тело почти не повреждено. Насчёт рассудка я, правда, не так уверен.

Ворон при этих словах едва не поперхнулся, и Аррек лениво поднялся на ноги и присоединился ко мне в исследовании возмущённого бесцеремонностью гиганта.

— Хотя нет. Этот, пожалуй, выдержит — очень интересное структурирование психики. Когда будет невмоготу, он просто выделит парочку добавочных личностей-симбиотов и уничтожит их вместе со всеми лишними воспоминаниями.

— Серьёзно? — я удивлённо приподняла уши. — Как… по-эль-ински!

Ворон, кажется, искренне оскорбился.

— Да нет, это только звучит так, — успокоил нас обоих Аррек, — на самом деле психотехники Оливула имеют мало общего с тем, что вытворяют со своим сознанием эль-ин.

— А-аа… Но он будет в порядке?

— Будет… когда-нибудь.

— Может, Целителя души?

— Мне кажется, сейчас к нему лучше не подпускать никого из твоих соотечественников, Антея. Сколь бы благими ни были их намерения. И уж тем более никого из любителей покопаться в чужих душах.

— Нет, но до Тэмино я ещё доберусь!

— Угу. Чур мне место в четвёртом ряду, чтобы пух и перья не долетали.

— Хам!

Оливулец следил за этим разговором, даже сквозь суматоху растревоженных тёмными эмоций проглядывало острое внимание. Всё сказанное, все интонации и все слова будут запомнены и проанализированы. Нет, с этим смертным и впрямь всё будет в порядке.

Только вот что мне теперь с ним делать?

— Если позволите, Хранительница, мне бы хотелось оставить Ворона при себе. Планы относительно него ещё далеки от завершения.

Я повернулась на серебряный голосок, не скрывая неодобрения. Мать тор Эошаан храбро встретила высочайшее неудовольствие и продолжила глядеть на меня всё с тем же своим печально-умудрённым видом.

— Осторожней, Мать клана. Вы рискуете.

Тэмино едва заметно вздрогнула, но прошла в комнату и даже развернула защитный плащ крыльев в традиционном приветствии.

— Да, Хранительница.

А я смотрела на фигуру, которая показалась вслед за ней. Да’мэо-ин, Смотрящий-в-Глубины. Раньше как-то всё недосуг было разглядеть, что же это такое Тэмино приволокла из Ауте.

Он был высок и изящен, как может быть изящна атакующая змея. Гуманоидная фигура прямо-таки кричала: «я не человек», глаза смотрели с насмешливым и удручающе умным презрением. Его кожа была того странноватого оттенка, который отливает металлом, но всё равно остаётся угольно-чёрным. Кожа эта, похоже, отражала свет, так что он казался окутанным фиолетовым сиянием. Волосы, крылья и когти у корней были чёрно-чёрными, но постепенно светлели, переходя в насыщенный фиолетовый, затем в фиалковый, пока наконец у самых кончиков не становились почти белыми. Чёрная одежда, странного вида меч. Существом великой красоты и великого ужаса был этот демон D’ha’meo’el-in во всём своём великолепии.

Восприятие Аррека окатило меня знакомой волной, открывая грани и сочетания, которые я сама не была способна различить. Что-то более полное и более интимное, чем сен-образ.

Тёмный был настолько чуждым, настолько иным, что понятия «жизнь» и «смерть», а также любые их сочетания, которые можно было бы передать словом «ту», теряли по отношению к нему всякий смысл.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});