Решала (СИ) - Иванов Дмитрий

По поводу черной «Волги», думаю, Ритка ждала от меня вопросов, в надежде похвастаться своим крутым ухажёром.

— Вчера заняты были, а сегодня вот для тебя тортик! — прощебетала она, дозволяя поцеловать себя в щёчку.

Торт держит Рита, а у Кати в руках две бутылки вина.

— Вчера такой в магазине видел, — пошутил я, опять проигнорировав возможность спросить о происхождении лакомства.

Впрочем, мой наезд на торт остался без внимания — девочки увидели отца Михаила и Илью, которые сажали картошку в огороде. Вид у парней был…ну, как у немецких сантехников с порнокассеты — по пояс голые двухметровые суровые мужики. У Михаила виднеются ещё и шрамы на боку и спине. Влажные от пота кубики мышц блестят на животе и на руках трудяг. Отец Михаил, стоя к нам спиной, вдобавок периодически наклоняется, бросая в лунки картошку. Короче, шансов у меня на внимание моих гостий не осталось.

«Чёрт, мои трико Мишке малы», — понял я, увидев отвисшую Катькину челюсть.

А нехило обломают мужики девушек! Ведь у Ильи Ленка есть, и её папа (кого больше опасается мой друг, я судить не берусь). Насчет отца Михаила — не знаю, но, по-моему, тому вообще жениться нельзя. Хотя тут могу ошибаться.

— Толя, ты нас представишь своим друзьям? — проворковала Катя, кивая на работающих в огороде гостей.

— Да какие это друзья? Нанял двух алкашей за бутылку огород перекопать, — шучу я. — Идём в дом торт есть!

Экий я свинота! Удалось на миг смутить девушек. У Катьки вид как у ребёнка, который уронил пирожное на землю и сейчас стоит и раздумывает — поднимать ли его?

— Шутит отрок! — басом молвил Михаил, испортив моё цирковое представление. — Гости мы его, помогаем по доброй воле, а не за бутылку зелья дурманистого.

— Ой, я так и поняла, — сказала Катька, на всякий случай пряча бутылки за спину. — А почему вы сказали «отрок»?

Вот она уже и кокетничает! Её сестра, которая как бы за мной бегает, смотрит на Катю без симпатии. Завидует?

— Потому что он поп! Ему жениться нельзя! — решаю обломить Риткину сестрицу я.

— Не может быть! — ахнули девочки в унисон…

— Не совсем так, я пока не принял ни диаконского, ни священнического сана, и жениться мне можно. Другое дело, тогда мне будет закрыт путь в монашество. А если я решу быть батюшкой в церкви, то мне жениться, наоборот, обязательно, — степенно поясняет Михаил.

На огород упала густая как кисель тишина. Девочки задумались, а Илья с Михаилом продолжили свои сельхозработы.

Минут через сорок мы уже сидим на веранде и пьём чай. А Катька не унимается:

— Вот у одной моей подруги знакомый имеется — иеромонах. Она интересуется, есть ли у него возможность перейти в белое духовенство?

Врет насчёт подруги.

— Такой возможности у него нет. Если человек оставит монашество, то непременно последует запрет и на священнослужение — скорее всего, он будет лишен сана. Тогда этот человек не сможет больше быть священником, ни «белым», ни «черным». По церковным канонам монах, оставивший свои обеты, лишается даже христианского погребения и отпевания, это вменяется в самоубийство! Вот, например, среди священников по обоюдному согласию и если дети уже взрослые, возможен развод и принятие монашества, а из монашества обратного пути уже нет!

Сидим припухшие, а отец Михаил продолжает:

— Я надеюсь, что ваша подруга не влюбилась в этого человека?.. Лучше пусть оставит эти глупости, потому что счастья с таким человеком быть не может, да и страшные последствия отречения от Господа, а отречение от монашества именно так и трактуется, непременно скажутся в первую очередь на детях, и на вас. Да и о Царстве Небесном при этом можно уже и не мечтать — прямая дорога в ад, без исключений. Если подобное искушение пришло, то постарайтесь прервать все отношения с таким человеком, молитесь, просите у Бога помощи в преодолении этого дьявольского соблазна, так как это именно соблазн, а не Божий дар любви.

Тут меня задело то, какими глазами мои подружки смотрят на смазливых гостей. И я решаю дать бой.

— А на кой вообще монахом быть? Это такой геморрой!

— Не стоит бояться трудностей, которые посылает нам Господь на нашем пути…

— При чём тут Господь? — прерываю я. — Ты сам идёшь в монахи. Ладно, там, на войне, ты был ранен, и хозяйство твоё тебе отрезали, то да — эти трудности тебе посланы. А если ты сам идёшь за ними, то в чём доблесть их преодоления?

— Ничего мне не… Ничего я не ранен! — взревел, покраснев, отец Михаил, а Илюха заржал.

— Ну, выколи себе глаза и ходи слепой, преодолевая трудности. Хотя я слышал, так и делали верующие фанатики.

— То секты да старообрядцы! Что ты путаешь…

— Ой, мальчики, не будем спорить! — решительно прекратила балаган Ритка.

А я бы ещё покуражился. Но, мне кажется, вместо отпора религиозной пропаганде я поспособствовал сближению Михаила и Кати. После обеда они уехали вместе в какой-то местный храм, а я отправился на тренировку. Ритка от моих рук увертывалась, а выглядела как всегда обольстительно. Может, я зря Илью и свою уже бывшую, как мне кажется, любовницу одних оставил? Но Илья божился, что не все дела по Ленкиному списку переделал, а Ритка, увидев Няма, загорелась создать тому приличные условия жизни, а не «вот этот вонючий сарай».

— Мощно работаешь! Молодец! — хвалит меня тренер.

А я всего лишь иду по пути Челентано в одном известном фильме — колю дрова. Если образно сказать.

— Уже известны два участника в твоём весе — спортсмены из других стран, — после тренировки, заполняя какой-то журнал, делится информацией Леонидыч.

— И кто? — равнодушно спрашиваю я.

— Из Польши твой ровесник Дыдык какой-то и кубинец один.

— Да шут с ними.

— Если будешь пахать как сегодня, то тебе никто не страшен, — признал тренер.

Пригласить, что ли, Ритку, пожить у себя дома до олимпиады? А вдруг уговорю?

Михаил вернулся только вечером и задумчивый.

— Понравилась мне девушка. Честная, умная, красивая, — признался он.

— Ещё и циничная, — добавил я.

— Это детское, напускное! — отмахнулся Михаил. — Израстётся.

Утром отвез его в аэропорт, а сам поехал на работу. Неожиданность — нет на рабочем месте моей секретарши, и не звонила она, чтобы предупредить или отпроситься. Ну, не ехать же в общагу за ней? Аня живёт по-прежнему там, но я уже выбил для своей сотрудницы жильё от горисполкома на улице Железнодорожников.

— Да, наделали дел телевизионщики — уже три дня Сахалин митингует. Третьякова, ясное дело, снимут, но как людей успокоить? — озабоченно сообщил мне Власов, когда я позвонил ему на работу утром, по московскому времени. — Вот ещё, кроме Сахалина, вчера в Степанакерте забастовку объявили!

— Забастовку? — попугаем повторяю я.

— Забастовку! И знаешь из-за чего? Из-за слухов о том, что член Политбюро ЦК КПСС Лигачёв, будучи в Баку, заявил, что вопрос с НКАО решён и более обсуждаться не будет. Дел у меня выше крыши, готовлю сейчас доклад о межнациональных отношениях и о правовой системе к 19-й партийной конференции. От вас кто, кстати, приедет?

— Так не было отбора ещё, но делегация у нас большая планируется. Точно от крайкома Шенин будет, но я в первичке КГУ числюсь, от них, вроде, ректор поедет — Соколов, — припоминаю я. — Так конференция эта в конце июня только будет, нескоро. Шенин, кстати, Соколова в крайком к себе забирает, вроде даже вторым хочет сделать, но это неточно.

— Месяц — это не скоро? — укоризненно спрашивает министр.

После звонка, полистав подшивку «Советского спорта» нашёл информацию по поляку. Не Дыдык это, а Ян Дыдак. Ничего особенного про него не нарыл — чемпион Польши уже по взрослым, вот и всё. Потом с аппетитом пообедал в нашей столовке. Что-то здесь ни поднятия цен, ни дефицита не ощущается. Салат из свежего редиса, например, уже появился.

После обеда меня разрывали звонками. Плохо без Ани, пожалуй, заеду после работы к ней, узнаю что случилось. Секретарша моя, оказывается, входящие звонки фильтровала, и часть отсеивала. Вот сейчас, например, мне дозвонилась Катя. И откуда мой телефон взяла? Хотя, может, из справочной? И всё пытала, что про неё говорил мне Михаил? Да ещё требовала интонации его припомнить. Не выдержал, бросил трубку. Тут же перезванивает, прилипала! Как плохо без секретаря!