Франсуа и Мальвази. II том - Анри Коломон

Добавилась боковая дорожка, слившаяся воедино с их. Можно было решить что это та, которая тянулась от второй пещеры. Далее общая дорога забирала вверх и выравнивала горизонтальное свое положение за нагромождением каменистых осыпей по правую сторону. За ними начиналась гора, но между ними существовала все-таки широкая ложбина, потому что в просветах землянистые склоны горы виделись издалека и где-то совсем рядом журчала вода.

Вдруг шевалье д’Обюссон остановил коня…

Глава XXVI. Шандади

Впереди на пороге дорожной полосы перекатывались камушки, точнее их несомненно кто-то подкидывал сверху так, что они взлетали из-за порога нависающей дорожной обочины, представлявшей собой ступень вверх. Не похоже чтобы это рылся какой зверек, то была человеческая рука шутника. А они находились на взводе и с ними было лучше не играться. И д’Обюссону, де Гассе с Рамаданом взади, де Феррану, де Сент-Люку… Эльяну и многим другим, видевшим происходящее было здесь не до шуток. Лица их посуровели, руки полезли взводить курки или к рукоятям холодного оружия. Первые осторожно тронули своих коней и под защитой пистолетных дул, стараясь как можно тише начали подъезжать к порожку. Франсуа д’Обюссон держался правой стороны и поэтому к нему ближе всего находился каменный барьер, который он и выбрал как первичную цель. Украдкой взглянул по сторонам.

В висках стучало тело, внутренне пружинясь, готовилось к прыжку наверх края, рука изготавливалась с выбросом пистолета от себя… камешки уже не прыгали!…Назревал момент!…

…Сильный пронзительный кошачий визг потряс!…по крайней мере взмывших коней, нервы сдали, руки опустились; сверху полился заразительный хохот, раскатисто громкий словно то от души хохотал сам Дьявол… появилась шляпа, сразу же прострелянная… на клинке, и появился кот… под сомбреро с заломленными-переломленными полями, как у черной шляпы, которая была видимо показывающееся-рабочая, черные усы, пряди волос выбивающихся на уши, и тем же цветом большие яркие глаза, внимательно осматривающиеся… Видя что более никто не стреляет человек во всем черном встал во весь рост. Деланно-вычурно затыкая свой длинный кинжал за пояс.

Несомненно являл он собою образ вольного разбойника, а его узкие в коленях, но с широкими гачами брюки вызвали у д’Обюссона невольную усмешку: «Ко-от!» наклонился поднять кончиком шпаги чей-то выроненный пистолет.

Они с интересом смотрели на него, он лукавым взглядом осматривал их. Вообще в виде этого человека было что-то отчаянное, разбойничье-вызывающее, и в то же время шальное и хмельное.

Черный человек снял перчатку с руки, и пригладил усы, кончая смеяться.

– Ох, и развеселили вы меня.

– В раю бы так досмеялся, – ответил д’Обюссон на его языке.

Снова взрыв хохота указывающий на то, что как раз это ему не грозит.

– …Его преосвященство сеньор наш епископ отмахиваясь от меня кадилом в руках вполне серьезно уверял что мне даже в ад дорога закрыта.

– Значит вы бандит?

– Ну нет, бандит – это совсем ничего не значит.

– Чем же ты вызвал недовольство епископа?

– Недовольство?… – рассеянно проговорил бандит, как будто задумался над тем что значит это слово, или же думая о своем. – Ах недовольство!!…Может быть тем, что поймали его в одной церквушке и напихал ему за шиворот склизких лягушек, которых он ужасно боится, или заставил прыгать из-под плетки?…А ну это все было после анафемы, до: я кажется вызвал у него недовольство тем что навтыкал ему в седелку иголок и он возвещал о муках своего христианнейшего зада громче, чем я сейчас хохочу!…

Хохот разносило слабое заглушенное эхо. Он бы и дальше продолжил свои бахвальства, если бы Франсуа не перебил его, заставив резко смолкнуть.

– Кто ты такой!?

– Кто такой я?!…Это на Сицилии известно каждому! Я-Урри, я-Мачете28, я бандит-одиночка! А вот кто такие вы?!!…Вот в чем вопрос! Признавайтесь, как вам удалось улизнуть от поимщиков, через пещеры, вас защищали эти?…

Видно Урри, или Мачете узнал о вставшем в засаде английском линкоре, или корабле, раз уж назвал поимщиками, и по всей видимости был свидетелем сцены разыгравшейся в заливе, хотя бы как наблюдатель с гор, иначе бы не остановил их здесь, и не делал нарочитые выводы:

– Так значит вы контрабандисты! – продолжил строить предположения своим скрипящим голосом тот.

На ту беду подъехал всегдашний возмутитель естественного течения событий д’Олон, в ответ на «контрабандистов» назвавший того «проподлиной», морочащим им мозги, но впрочем не на сицилийском говоре. Друзья его не сразу смогли успокоить и оставив свою пушку в покое, которой намеревался запустить в «мерзавца» за неимением заряженного пистолета, а только разряженного. Не желая слушать «одиночку» и удивляясь как они еще могут с таким разговаривать, буйный в сегодняшний день граф удалился назад.

– Э! Друг темных углов, во-первых, полегче со словами, мы не терпим вольностей, а во-вторых, объясни что все это означает: горы, причалы, пещеры, куда мы попали?

– А-а! Вам объяснить куда вы попали? Что ж можно…

Мачете хлопнул в ладоши топнув или наступив ногой и ему как по-волшебству прилетела снизу гитара, приставшая к рукам бандита так, как если бы это было обратным действием откидыванию. Слух приятно зарезала виртуозная варьирующая мелодия, исполняемая мастером своего дела с рьяным, бархатным голосом:

Эта тишь и сушьЗдесь такая глушьНе для робких душ!…………………….

Шевалье д'Обюссон отпарировал:

– Эта тишь и глушь – не для наших душ! Нам нужно выбраться отсюда!…

В ответ также в песенной форме:

Дорога вдаль бежитНе страшись пути!Быстро едешь – не спеши!Тихо едешь – не доедешь!

Слова, какими они не были наигранными, заставили призадуматься и почувствовать дух той обстановки в которую попали с другой…

Как не душесчипателен был выступ Мачете, вышедшего из той местности, посреди которой находились они, в ней спасаясь, но эти слова судя по всему могли быть сочинены и много веков назад и много обращать внимание на них не стоило. Как только смолкли аккорды гитарной музыки, Мачете же прервал задумчивую тишину.

– Так что мотайте на ус, сеньоры! Я не знаю что вам здесь было нужно, но предупреждаю, что ежели вы не на хорошем счету у Монсеньора!… – нарочито заострил голос, – То вам стоит поостеречься!

– Кто такой Монсеньор? – спросил д’Обюссон.

– У нас на Сицилии есть один Монсеньор – это маркиз Спорада!

– Маркиз!? – как в ужасе от озарившей его мысли воскликнул шевалье д’Обюссон.

– Ну, да маркиз чего тут?!

Граф де Гассе обратил на друга пристальное внимание, вопрошая взглядом, но не добившись ответа спросил стараясь как можно тише и замысловатей:

– Я правильно понял, что этот маркиз Спорада… к которому у тебя нагорели счеты?… В самое время нагрянуть в его гнездышко с судом и повесить как собаку!…Нас сотня и нам все нипочем, говори!

– Нет, ничего, я подумал совсем о другом, ты меня неправильно понял.

– Франсуа, признайся ты подумал об этом?! Не забывай у нас с д’Олоном также имеется к нему кое-что, за что ему стоит выпустить кишки. И если сейчас к этому не готов ты, мне графа не придется уговаривать.

– Граф, сейчас первое что нам нужно сделать это добраться до Палермо! – твердым тоном не терпящим возражений проговорил шевалье д’Обюссон, имея в этом вопросе прерогативу решений, и желая завершить тему добавил, – Потом видно будет. / Перевел взгляд на Мачете, который судя по глазам внимательно следил за разговором, на непонятном ему языке /…Послушай-ка, выходит ты здесь стрелянный воробей?

– Валяй без вступлений!

– Нам нужен проводник, мы хорошо заплатим.

– Неприемлю!…Деньги мне ваши никчему. Я, если мне что нужно, всегда выкладываю кинжал. Но вот отплатить мне… это ты хорошо придумал! Мне подошли бы для этого вот эти окуляры.

Д«Обюссон посмотрел на подзорную трубу сложенную и привязанную к поясу.

– Дикарь…

За оптические стеклышки бандит-одиночка согласен был сделаться так нужным проводником, указав дорогу и подзорная труба полетела в его руки. Прежде всего он взглянул в нее вдаль, затем тут же на саму трубу, с недоумением. Догадался перевернуть и в течении пары минут осматривался вокруг. Понравилось, после чего он спросил куда провести?…

– Куда?!? – вскричал он после того как услышал куда и даже сделал машинальное невольное движение вернуть оплату, – …Птьфу-у-ты!!! Какое Палермо, вас там всех перережут! Я ж вам что говорил? И меня туда же потащить захотели…

Шевалье д’Обюссон перевел взгляд рядом и глядя то на де Гассе, то на де Феррана, проговорил:

– Он говорит нас в Палермо всех перережут!