Тринадцатое Поле - Антон Мякшев

Я думал, как бы поточнее выразить вслух свою мысль, поблагодарить (а может, за это вовсе и не принято благодарить), но тут заметил, что Макс, вроде бы и смотревший исключительно по сторонам и себе под ноги, время от времени бросает на меня искоса короткий цепкий взгляд.

«Если б ты знал, Никита, как меня беспокоит твое испытание… – отчего-то вспомнилось мне. – Кого ты видел тогда в Поле Кладбища?..»

А кого я видел в этом Поле? Патруль Мертвых? Может быть – так. А быть может, и нет.

Ладно, не об этом сейчас…

Чего это он? Будто я заразный. Будто моя мигрирующая татуировка – никакая не татуировка, а, скажем, блуждающий лишай… Догадывается насчет Хана? Невозможно. Тогда что?

Впрочем, я довольно быстро понял, в чем дело. Макс ковыляет, жалкий и потрепанный, зыркает по сторонам, стараясь предугадать опасность, а я скачу чуть ли не вприпрыжку – бодрый такой, словно успел принять освежающий душ и съесть тарелочку горячего борща. И эта дурацкая улыбка превосходства над окружающим миром все не сходит с моего лица. Конечно, ему странно…

Макс остановился на минуту, осмотрелся и, пробурчав: «Туда, кажется…» – повернул налево.

– Не отзываются, – проговорил он через несколько шагов.

– Что?

Забежав вперед, я увидел, что руки его лежат на груди – держат знак Дракона.

– Не отзываются братья Драконы, – повторил Макс. – Совсем холодный. А это значит, что Аскол и Рогатый не дождались нас, ушли из Поля. Или…

– Или?

– Я им говорил – долго не ждите. Я же не знал, что так задержусь! Надо было к тебе сразу подойти, а я все… боялся.

– Или? Макс, ты говорил «или»?

– Или – мы с тобой сбились с пути. Нет, все-таки не налево… Давай попробуем вон туда.

Железные деревья остались позади, кроны их уже не застилали неба, но светлее от этого не стало. Мягкий мох сменился голой неровной почвой, покрытой черной угольной пылью и острыми мелкими камешками, – я тысячу раз пожалел о том, что, разувшись, не прихватил с собой обувь. Мог бы в узел завязать – и на шею. Но разве я тогда об этом думал?

Вокруг застыли причудливо искривленные сухие деревья – почерневшие то ли от времени, то ли из-за давнего пожара. Кое-где из земли выглядывают длинные косоугольные камни – будто бы здесь прошел сильный метеоритный дождь. Темно-синее небо, густое и низкое, без всяких признаков звезд. И не видно конца этому мертвому лесу.

В общем, мне уже все было понятно, когда Макс остановился, устало вздохнул и констатировал:

– Все, братец, приехали. Заблудились.

Я присел на поваленное дерево, отряхнул голые ступни, послюнил порезы от камешков.

– Ничего не понимаю, – продолжал Макс. – Шли вроде правильно, а вышли… Как мы могли сюда попасть? А? Никита?

– Ну, это уж я без понятия… Может, обратно пойдем? Вдруг на какое-нибудь знакомое место выбредем?

– Ночью в этих местах не ходят, – потер заросший подбородок Макс. – Слушай, ты не замечал, что, когда ты в Поле, щетина прет гуще? Будто время здесь быстрее бежит. Да, впрочем, тебе еще рано…

– Почему это рано? Я уже давно бреюсь.

– Я в твоем возрасте усики отпускал, – усмехнулся оружейник. – Такие кошачьи усишки получались, волоски под носом…

Он осекся. Внимательно оглядел окрестности и заговорил серьезно;

– Никуда мы в такое время не пойдем. И думать нечего. Драконы не отзываются – и лучшее, что мы сейчас можем сделать, это найти место для ночевки.

– Шалаш?

Несмотря на источник огненной силы, постоянно ощущавшийся в затылке, от перспективы провести ночь на этом жутковатом участке леса мне стало не по себе. Измениться-то я изменился, но чего будет стоить вся моя сила, если враг нападет на меня сонного?.. Сумерки сгустились почти до кромешной тьмы. Как быстро стемнело! Кажется, что темно-синее небо опускалось, и вдруг в одну секунду рухнуло на землю, облепив все вокруг своей темнотой.

– Шалаш не подойдет, – поморщился Макс. – Хлипкое сооруженьице. Смотри – если здесь есть камни, может быть, подальше будут скалы? Пещера – вот что нам нужно. В самый раз. Двинули вперед – но медленно и осторожно. Смотри по сторонам, Никита! Увидишь или услышишь что-нибудь подозрительное, сразу давай мне знать. Да прекрати лыбиться! Что с тобой такое?

– Извини… – Мне действительно уже было не до смеха; я ладонью провел по губам, стирая улыбку. – Пошли.

– Медленно и осторожно, запомнил?

– Не бойся, прыгать и скакать не буду, – пообещал я, ставя ноги на землю и морщась от боли в натертых и пораненных ступнях.

Мы двинулись дальше. Макс впереди, я за ним на полусогнутых, шепотом чертыхаясь всякий раз, когда наступал в потемках на какой-нибудь особо коварный камешек или сухую ветку. Вокруг было тихо. Лишь потрескивали мертвые деревья. А оставшийся позади живой лес изредка давал о себе знать – то взлетит высоко тонкий вой, то коротко провизжит кто-нибудь, то зарычит, то совсем по-человечьи громко забормочет. Мы шли меж кривых безжизненных остовов, и звуки ночных обитателей живого леса мало-помалу стихали. Нет, как бы там ни было, а возвращаться не стоит. Здесь лучше. Здесь все-таки никого нет…

– Ё-моё!

– Не ори! – тут же развернулся ко мне Макс. – Спятил?

– Палец сбил… – проскрежетал я, присаживаясь на корточки. – Темно же! Камень какой-то сраный подвернулся… Тебе хорошо, вон на тебе башмаки какие…

– Ну, все равно… Постарайся, Никита, потише себя вести, ладно? Я в таких местах еще не бывал: мертво, тихо и пусто, но кто его знает… В Поле никогда и ничего нельзя знать наверняка. Отчего здесь все погибло? И трава, и деревья? Или не погибло? А если это такая форма жизни? Идти можешь?

– Отпустило вроде… – Отдуваясь, я поднялся. – Пойдем… Какая тут форма жизни? Чудится со страху.

– Ну-ну, – проговорил Макс и пошел дальше.

– В заброшенном доме тоже от каждого шороха вздрагиваешь, – негромко говорил я, глядя в качающуюся впереди широкую спину оружейника, разделенную вдоль прорехой на рубашке, – это уж инстинкты, ничего не поделаешь. Наследие первобытного прошлого. Страх неизвестного и все такое… Макс!

– Опять орешь?

– Не беги так! Я же не поспеваю! У меня палец…

– Я и не бегу, нормально иду.

– Значит, притормози. Давай помедленней, а?

– Может, вообще здесь привал сделаем? Отдохнем до утра?!

– Сам разорался! А на меня еще полкана спускаешь!

– Прости… – Макс на секунду остановился, провел рукой по всклокоченной голове. – Нервы. Ненавижу такие места. Ненавижу быть в Поле ночью… А у нас даже оружия нет. У меня ни одного ножа не осталось.

Он замедлил шаг, но спустя некоторое время опять ускорил. Действительно – нервы. И я нервничаю. И я безоружен. А впрочем, почему это – безоружен? В затылке прочно и надежно теплеет огонек, который (я знаю!) способен взметнуться беспощадным пламенем. Только вот как управлять им? До сих пор это выходило у меня само собой, но значит ли это, что в момент опасности все снова получится как надо?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});