Имя мне – Легион - Роджер Желязны

– Договорились, – сказал я. – Спасибо.

Она кивнула и закрыла дверь. Я отыскал лестницу и пошагал вниз.

Выкурив сигарету, я решил, что дьявол-таки подбирает работу для лодырей и поблагодарил его за предложение. Я снова прогулялся к дверям. Через стекло я прочитал фамилии нескольких жителей пятого этажа. Поднявшись, я постучал в одну из дверей. Перед тем, как ее открыли, я достал записную книжку и встал на видное место.

– Да? – коротко, но с любопытством.

– Меня звать Стефен Фостер, миссис Глантз. Я провожу исследование по заказу Североамериканской Лиги потребителей. Я бы заплатил вам за пару минут вашего времени, во время которых вы ответите на несколько вопросов о продуктах, которыми вы пользуетесь.

– Как это… а, заплатите мне?

– Да, мадам, десять долларов. Около дюжины вопросов. Это займет не больше пары минут.

– Ладно, – она открыла дверь пошире. – Может, пройдете?

– Нет, спасибо. Это совсем ненадолго – не успеешь зайти, уже и выходить надо. Первый вопрос касается стирального порошка…

Десятью минутами позже я спустился обратно в вестибюль, добавив три червонца к списку расходов, который я вел. Когда ситуация полна непредсказуемого и мне приходится импровизировать, то приходится предусматривать столько непредвиденных ситуаций, сколько сумею.

Еще через четверть часа – или около того – двери лифта скользнули и выгрузили трех парней – двух молодых и одного средних лет, небрежно одетых и над чем-то хихикавших.

Здоровяк, тот, что был поближе ко мне, подошел и кивнул:

– Это ты тот парень, который ждет, чтобы увидеться с доктором Закери?

– Верно.

– Она велела передать, чтобы ты поднимался.

– Спасибо.

Я снова встал и вернулся к ее двери. Лейла открыла на мой стук, кивнула, приглашая войти, и усадила в удобное кресло на дальнем конце жилой комнаты.

– Чашечку кофе? – спросила она. – Свежего? Я приготовила больше, чем смогу выпить.

– Это было бы прекрасно. Спасибо.

Чуть позже она внесла пару чашек кофе, одну вручила мне, а сама уселась на софу слева.

– Вы заинтриговали меня, – призналась она. – Рассказывайте.

– Ладно. Мне сказали, что манипулятор, известный как Палач, возможно, обладающий теперь разумом – искусственным разумом, вернулся на землю…

– Гипотетически, – заметила она. – Тем не менее вы знаете нечто, чего не знала я. Мне сказали, что корабль Палача вернулся и затонул в Заливе. И никаких свидетельств в пользу того, что на корабле кто-то был.

– Хотя это кажется вполне разумным – что там был некто.

– Не менее мне может показаться, что Палач послал корабль к известной ему точке встречи много лет назад, и что эта точка была лишь недавно достигнута кораблем. А может быть, его направляли не сюда, но из-за сбоя в программе он прибыл на Землю.

– Для чего же ему отправлять корабль, а самому оставаться без средств сообщения?

– Прежде, чем я отвечу на этот вопрос, – заявила она, – я хотела бы знать, каким боком это касается вас. Пресса?

– Нет, – сказал я. – Я пишу о науке. Новинки техники, популяризация и все такое прочее. Но в этот раз меня не интересует публикация. Меня наняли подготовить обзор психологического склада Палача.

– Для кого?

– Частное расследование. Наниматели хотят знать, что может повлиять на его мышление, как он вероятнее всего поведет себя – если он действительно вернулся. У меня есть немало домашних заготовок и я обнаружил, что его синтетическая личность может представлять собой смесь умов четырех его операторов. Итак, напрашивались личные контакты – собрать ваши мнения о том, на что он может походить. По очевидным причинам я пришел к вам первой.

Она кивнула.

– Со мной недавно говорил мистер Вэлш. Он работает на сенатора Брокдена.

– Да? Я никогда не вдавался в дела работодателей сверх того, о чем они просили меня сделать. Сенатор Брокден тоже в моем списке, следом за Дэвидом Фентрисом.

– Вам сообщили о Мэнни Барнсе?

– Да. Бедняга.

– Очевидно, именно это и повлияло на Джесси. Он – как бы мне это выразить – он цепляется за жизнь изо всех сил, пытаясь закончить огромное количество дел за то время, что ему осталось. Каждая секунда важна для него. Он чувствует, как старуха в белом саване уже дышит ему в затылок… И тут корабль возвращается и один из нас погибает. Из того, что нам известно о Палаче, последнее, что мы слышали – он повел себя, как будто спятил. Джесси усмотрел во всем этом какую-то взаимосвязь и отсюда понятно его состояние страха. Здесь нет ничего дурного, пусть позабавится, если это не мешает ему работать.

– Но вы не ощущаете угрозы?

– Нет. Именно я была последней наставницей Палача прежде чем нашу связь прервали и я смогла потом понять, что случилось. Первое, что он освоил – это организация восприятия и двигательная активность. Большая часть всего остального получена им из сознания операторов. Но эти сведения были слишком искажены, чтобы уже с самого начала означать слишком много – представьте себе ребенка, зазубрившего Геттисбергское обращение. Оно сидит у него в голове – и все. Тем не менее, оно может стать для него и интересным, и важным. Постигнутое, оно сможет даже вдохновить его на действия. Конечно, вначале потребуется, чтобы ребенок подрос. Теперь представьте себе ребенка с огромным количеством сталкивающихся образов – позиций, склонностей, воспоминаний – ни одно из которых не действовало на него все то время, пока он остается ребенком. Добавьте ему чуть-чуть зрелости (только не забывайте, что образцы ему дадены четырьмя разными личностями), и каждый образец при этом куда более мощен, чем слова самого умелого агитатора, несущие, как это всегда бывает, заряд своих собственных чувств. Попытайтесь вообразить себе конфликты, противоречия, порождаемые столкновением взглядов четырех людей…

– А почему об этом не подумали раньше? – спросил я.

– Ах, – сказала она, улыбнувшись, – полностью чувствительность нейристорного мозга поначалу и не оценили. Предполагалось, что операторы просто механически добавляют и добавляют сведения, и это все продолжается до тех пор, пока не создастся некая критическая масса – то есть пока не образуется соответствующая картина мира или его модель, могущая в дальнейшем служить своеобразной точкой отсчета, исходным пунктом для саморазвития разума Палача. И он, похоже, начисто опроверг реальность такого способа.

А вот что, тем не менее, действительно имело место – так это феноменальное значение импритинга, «запечатлевания». Запечатлелись личностные характеристики операторов, их отношение к тем или иным ситуациям. Они не вступили немедленно в действие и потому не были сразу обнаружены. Они находились скрытыми до тех пор, пока мозг не развился в достаточной степени, чтобы понять их. А потом было слишком поздно. Палач неожиданно получил четыре дополнительных личности и был не в состоянии координировать их. Когда он попытался разделить их, это ввергло его в нечто вроде шизофрении, а когда решил объединить, привело к кататонии. Он метался между двумя этими вариантами гибели. Именно тогда он и замолчал. Я чувствовала, что он испытывал нечто вроде приступа эпилепсии. Возбудившиеся хаотические токи в этом магнитном материале могли стереть его разум, что повлекло бы в конечном счете нечто эквивалентное смерти или идиотизму.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});