Мир глазами Гарпа - Джон Ирвинг

— Пожалуйста, пусть он перестанет, — сказал отец. — Мы уже знаем, что это он делать умеет.

— А вы знаете, что он и не умеет ходить иначе? — спросил вдруг рассказчик снов. — Вам известно, что ноги у него абсолютно не действуют? Что у него нет берцовых костей? Это же замечательно, что он вообще способен ходить — хотя бы и на руках! Иначе он бы совсем не мог передвигаться.

И тот человек, стоя на руках, утвердительно закивал, хотя это было явно непросто в таком положении.

— Пожалуйста, сядьте, — сказала мама.

— Ну что ж, ничего особенно страшного в том, что он калека, нет, — изрекла бабушка. — Но вы, — она повернулась к рассказчику снов, — безусловно дурной человек! Вам ведомы такие вещи, знать которые вы не имеете ни малейшего права! Он знал мой сон!!! — сообщила она господину Теобальду так, словно докладывала о краже.

— Ну да, он, может, чуток и дурной, это точно, — согласился господин Теобальд, — но не всегда! В последнее время он ведет себя значительно лучше. К тому же он ведь не виноват, что знает.

— Я просто хотел немного вас подбодрить, — сказал рассказчик снов бабушке. — Думал, это пойдет вам на пользу. Ведь муж ваш давно умер, и вам, в конце концов, пора перестать придавать этому сну столь большое значение. К тому же вы не единственная, кому такой сон снился.

— Прекратите немедленно! — возмутилась бабушка.

— Но мне кажется, вам все же следует это знать, — сказал рассказчик снов.

— Ах, пожалуйста, помолчи! — попросил господин Теобальд.

— Я представитель Австрийского туристического бюро, — провозгласил вдруг мой отец (возможно, он просто не знал, как еще обратить на себя внимание).

— О господи! — воскликнул господин Теобальд.

— Теобальд ни в чем не виноват, — тут же вмешался певец. — Это все наша вина. Он терпит нас по доброте душевной, хотя и рискует своей репутацией.

— Видите ли, это мужья моей сестры, — стал объяснять Теобальд. — Они — семья. Что же я могу с этим поделать?

— Что значит «мужья» вашей сестры? — в ужасе спросила моя мать.

— Ну, сперва она вышла замуж за меня, — сказал рассказчик снов.

— А потом услышала, как я пою! — сказал певец.

— Но тот, третий, никогда ее мужем не был, — сказал Теобальд, и все сочувственно посмотрели на человека, который мог ходить только на руках. — Все они были когда-то цирковыми артистами, однако же политика довела их до беды!

— Мы были лучшими в Венгрии, — прибавил певец. — Вы когда-нибудь слышали о цирке «Сольнок»?

— Боюсь, никогда, — совершенно серьезно ответил отец.

— Мы выступали в Мишкольце, в Сегеде, в Дебрецене, — сказал рассказчик снов.

— В Сегеде — дважды. — поправил его певец.

— Наверняка и в Будапеште бы выступили, если б не русские, — сказал человек, который ходил на руках.

— Кстати, это русские лишили его берцовых костей! — заметил рассказчик снов.

— Нет, если по правде, — вмешался певец, — он без берцовых костей и родился. Но с русскими мы поладить не сумели, что верно, то верно.

— Еще бы, они хотели посадить в тюрьму нашего медведя! — воскликнул рассказчик снов.

— Не выдумывай! — строго сказал ему Теобальд.

— Мы спасли от русских сестру Теобальда, — пояснил человек, который ходил на руках.

— Ну и я, разумеется, не могу не помочь им, — сказал Теобальд. — И они стараются изо всех сил. Но скажите, кому в нашей стране интересны представления циркачей? Да еще венгерских. Здесь, например, даже в цирке медведь никогда на одноколесном велосипеде кататься не будет! А чертовы сны для нас, венцев, и вовсе ничего не значат.

— Если по правде, — сказал рассказчик снов, — я просто не те сны рассказывал. Мы работали в одном ночном клубе на Кернтнерштрассе, а потом нас оттуда прогнали.

— Во всяком случае, тот сон тебе рассказывать не следовало, — мрачно заметил певец.

— Ну, за тот сон и твоя жена, между прочим, тоже несла ответственность! — возразил рассказчик снов.

— Она тогда была твоей женой! — парировал певец.

— Пожалуйста, прекратите! — умоляющим тоном воскликнул Теобальд.

— Потом мы стали делать воздушные шарики для больных детишек, — продолжил свой рассказ сновидец. — И даже получали заказы от некоторых государственных больниц — особенно в Рождество.

— Вы бы лучше побольше времени уделяли своему медведю! — вставил господин Теобальд.

— Об этом ты со своей сестрой говори, — сказал певец. — Это же ее медведь — она его воспитывала, учила и баловала, отсюда и лень, и хулиганство, и дурные привычки.

— Но он единственный, кто никогда надо мной не подшучивает, — сказал человек, который мог ходить только на руках.

— С меня довольно, — резко сказала вдруг наша бабушка. — Я бы предпочла немедленно покинуть это «общество». Слишком тяжелое испытание для меня, старой женщины.

— Ах, милая дама! Пожалуйста, простите нас! — воскликнул господин Теобальд. — Мы ведь только хотели объяснить вам, что у нас и в мыслях не было ничего дурного. Времена сейчас такие трудные! Чтобы как-то привлечь туристов, мне очень нужна категория В! Но я, увы, не могу — сердце не велит! — выгнать за порог этих циркачей!

— Ах ты задница! Сердце ему не велит! — рассердился рассказчик снов. — Да он просто сестры своей боится. Ему и во сне присниться не может, что он нас на улицу выбрасывает!

— А если б ему это приснилось, ты бы сразу узнал! — выкрикнул человек, который ходил на руках.

— Я боюсь вашего медведя! — нервно выкрикнул господин Теобальд. — Ведь эта скотина по приказу моей сестры все что угодно сделать может!

— Говори о нем уважительно, — посоветовал Теобальду человек, который ходил на руках. — Это отличный медведь! И он в жизни еще никого не тронул. У него ведь даже когтей нет, и ты это прекрасно знаешь! У него и зубов-то всего несколько штук осталось.

— Да, ему, бедняге, есть трудновато, — признал господин Теобальд. — Старый уже, неряшливый, да и соображает не очень.

Я видел через плечо отца, как он пишет в своей тетради: «Неухоженный медведь в угнетенном состоянии; безработная цирковая труппа, центром которой является сестра хозяина пансиона».

И тут все мы увидели, как сестра Теобальда прогуливается по тротуару со своим медведем. В такую рань улица была практически безлюдна. Разумеется, она вела медведя на поводке, как полагается, но поводок был чисто символический. В своем потрясающем красном тюрбане она быстро ходила по тротуару, стараясь поспеть за ленивыми движениями медвежьих лап, вращавших педали одноколесного велосипеда. Зверюга ездил от одного парковочного счетчика до другого и поворачивал обратно, иногда при повороте опираясь лапищей на столбик со счетчиком. Медведь был явно очень талантлив и виртуозно владел велосипедом, тут ничего не скажешь, но одноколесный велосипед определенно являлся для него пределом, и сразу становилось ясно, что дальше в своих трюках он уже не пойдет.

— Господи, хоть бы она поскорей убрала его с улицы! — заволновался господин Теобальд. — Соседи, хозяева кондитерской, жалуются, говорят, что медведь отпугивает покупателей.

— А по-моему, наш медведь только привлекает покупателей! — возразил человек, который ходил на руках.

— Кого-то, может, и привлекает, а кого-то отпугивает. — Рассказчик снов вдруг помрачнел, словно подавленный бездонной глубиной собственной души.

Мы настолько увлеклись циркачами и их рассказами, что совершенно забыли о старой Йоханне. Наконец мама заметила, что Йоханна тихо плачет, и велела мне подогнать машину.

— Для нее это, пожалуй, чересчур, — шепнул мой отец Теобальду. Сами же циркачи выглядели так, словно им было безумно за себя стыдно.

Когда я вышел на тротуар, ко мне тут же подъехал медведь и вручил ключи от аккуратно припаркованной у тротуара машины.

— Не всякому понравится, когда ему таким вот образом вручают ключи от собственной машины, — ядовито заметил господин Теобальд сестре.

— Да? А мне показалось, ему это должно понравиться, — сказала та, ероша мне волосы.

Она действительно производила вполне приятное впечатление, я бы сказал, на манер барменши — то бишь вечером она выглядела гораздо привлекательнее; при свете дня я сразу увидел, что она значительно старше не только своего брата, но и обоих своих мужей. Со временем, подумалось мне, она перестанет быть этим мужчинам женой и сестрой и станет им всем матерью. Как уже стала матерью своему медведю.

— Поди-ка сюда, — сказала она ему. Медведь послушно подъехал к ней и остановился, придерживаясь за парковочный счетчик. Потом лизнул стеклянный циферблат, и хозяйка дернула его за поводок. Медведь вопросительно посмотрел на нее, она дернула снова. Медведь неохотно принялся крутить педали — сперва в одну сторону, потом в другую. Похоже, он встряхнулся и повеселел, оттого что появились зрители. Теперь он как бы «выступал» на арене.