Война в Арктике. 1942 год. Операция "Вундерланд" - Ольга Тонина

А вот если снизить мощность до 90%, то тогда конструкция котла не испытывает таких сильных нагрузок, и можно спокойно применять главный калибр, не боясь за работу корабельной энергетики. Эти 90% мощности дают примерно 30-31 узел скорости. То есть для стрельбы мне придется снизить скорость, и предоставить своему противнику возможность сократить дистанцию. Горькая ирония судьбы заключается в том, что в обычных котлах с давлением 35-40 кгс/см2, можно пойти на определенный риск, и работать с давлением и температурой превышающей рабочие величины. Обусловлено это запасом прочности материала котлов - в них металл испытывает меньшие нагрузки, а в наших котлах на "Хиппере" работает на пределе. Кроме того, котлы с меньшим давлением, менее чувствительны к изменениям расхода воды, изменениям давления или температуры пара.

Кто-то наверное спросит - а для чего на "Хиппер" поставили такие идиотские котлы? Предполагалось, что они позволят сэкономить топливо, и увеличиться дальность плавания корабля. Но … То, что красиво было на бумаге и в виде табличек (уж не те ли меня критикуют, кто эти котлы проталкивал на корабли Третьего Рейха?), в жизни оказалось отвратительно. Сложная и капризная автоматика, постоянная борьба за чистоту котельной воды (вы не представляете сколько это мороки - замерять химический состав воды каждый час), множество ограничений в эксплуатации.

Именно поэтому я не стрелял при отходе. А зачем? Какой смысл рисковать и подставлять свою шею, если две эскадры люфтваффе должны были нанести удар по преследующих нас кораблям? Ради чего? Попасть одни снарядом в противника? Или даже двумя-четырьмя? Так на такой дальности, для этого придется снизить скорость и опустошить все погреба. А снизив скорость, я дам возможность противнику приблизиться и попытаться повредить мой корабль (за который несу ответственность я, а не послевоенные кабинетные историки). Повторить результат стрельбы "Бисмарка"? Господа! Я офицер Кригсмарине, а не американский игрок в рулетку! Чем закончил в итоге "Бисмарк"? Стоит начаться неприятностям, и они превратятся в снежную лавину.

Если уж атаковать, то после удара люфтваффе - полсотни бомбардировщиков и почти полсотни торпедоносцев должны проредить или повредить корабли противника - тогда можно и подумать над перспективой. Но тут есть опасность столкнуться с главными силами противника, которые идут следом за авангардом. Вряд ли в Берлине разрешат провести такую атаку. И это правильно - без точных данных разведки о составе и местонахождении линкоров и крейсеров противника это слишком опасно. Против конвоя без сильного охранения- такой риск вполне допустим. Так оно и предполагалось по плану проводимой операции. Но противник оказался хитрее. Есть предположение, что он остался незамеченным, потому, что двигался вдоль самого берега Норвегии, где его никто не искал. Но это моя гипотеза, что думают на этот счет в Берлине, я узнаю позже.

Итак, мои корабли вышли наконец в район с чистым от облаков небом, и разрезая форштевнем сверкающую гладь полярного океана мчались вперед, выманивая англичан и американцев туда, где они станут отличной мишенью для самолетов люфтваффе. Еще полчаса, и я выманю их на открытое пространство. А там, и настанет пора появится на сцене самолетам…"

А теперь мы снова обратимся к воспоминаниям пилота Ю-88 из KG30, капитана Юргена-Анны Когельбаум, его книге "Ледяная пустыня":

"…Обстановка изменилась. И новая вводная меня и наших парней явно не радует. Получен срочный приказ изменить курс и атаковать вражеские корабли - крейсер, несколько эсминцев и предположительно линкор или два линкора. Это очень огорчает - многие из моих боевых товарищей после этой атаки не вернутся на аэродром. Боевой корабль - это не неповоротливый тихоходный купец, вооруженный парой устаревших зениток и пулеметов. Военный корабль - это скорость и маневренность, позволяющая уклониться от уже сброшенных бомб. Военный корабль - это целые батареи зениток всевозможных калибров. Это еще и броня, защищающая от бомб. Для летчика бомбардировщика, самой кошмарной целью является линкор - там зенитных батарей столько, что шансов уцелеть практически нет.

Командир группы высказал предположение, что наши хвастливые кригсмарине опять вляпались во что-то дурно пахнущее, и этот приказ вызван тем, что нам нужно срочно их спасать из возникшей опасной ситуации. Похоже, что он прав. Иначе к чему такая срочность и спешка? Конвой вот-вот обнаружат. Действуя против конвоя мы принесем гораздо больше практической пользы, чем защищая никчемные корабли. Какая от них польза? Только стоят в гаванях, прикрытые зенитками и истребителями, которых не хватает нам, бомбардировщикам, когда мы летаем бомбить Мурманск, или когда русские бомбят наш аэродром. Конечно, наши зенитчики стараются вовсю, но русских слишком много, и на место каждого сбитого самолета, прилетает целая эскадрилья. Причем в последнее время все чаще стали встречать желтолицые узкоглазые азиаты - китайцы, завербованные еще во времена Троцкого.

Наши самолеты выполняют перестроение - вперед строем фронта звеньев выдвигаются торпедоносцы, мы идем следом. Делаем мы это для того, чтобы атаковать одновременно. Торпедоносцы атакуют противника справа и слева с носовых углов, а мы ударим сверху. Благодаря этому, вражеским зенитчикам придется разделить свои силы и их огонь будет не таким плотным, и позволит нам избежать слишком больших потерь. Но потери будут. Но об этом не хочется думать. По крайней мере есть надежда, что мой экипаж выживет и наш самолет вернется на базу. Подозреваю, что об этом размышляют и мои товарищи. Мы летим над плотным слоем облачности. Как искать противника? Почему молчит наш командир?

Впереди стал виден огромный разрыв в облаках. Я бы сказал, что мы летя над гигантским облаком стали приближаться к его краю. Хорошо бы если противник оказался там, на свободном от облачности месте. Хотя тогда он получит возможность вести по нашим самолетам прицельный огонь. Взамен мы получаем возможность отбомбиться более точно. Точность в обмен на потери. Суровая арифметика войны, показывающая истинное величие арийского духа в борьбе с бесчисленными полчищами азиатов, под руководством жидокомиссаров, сопротивляющихся знакомству с арийской культурой.

Торпедоносцы, разделившись на две группы, резко увеличили скорость и понеслись вперед со снижением высоты. Заметили? Почему молчит командир?

- Атака с горизонтального полета в сомкнутом строю! Высота три тысячи пятьсот! После атаки уходим домой!

В сомкнутом строю? Хотя если рассудить, то это правильное решение! Наш командир решил послать кригсмарине к черту и не рисковать понапрасну. На высоте в три с половиной, для нас будут опасны только тяжелые и средние зенитки, которых на кораблях немного. Естественно, что точность бомбометания значительно упадет, по сравнению с атакой с пикирования, но благодаря сомкнутому строю, наши бомбы накроют большую площадь и при правильном расчете есть шансы, что мы накроем противника.

Внезапно впереди, за оборвавшейся кромкой облаков появилась группа вражеских кораблей на слепяще-сверкающей водной глади. Мы одновременно видим цель и кричим в один голос: "Крейсер!"…. Крейсер и пять вражеских эсминцев, за которыми тянутся белые полоски кильватеров. Краем глаза я замечаю, как наши торпедоносцы, снизившись к поверхности воды, начинают разворачиваться для атаки. Они будут атаковать двумя группами, выстроенными строем фронта. Курсы групп, и курсы сброшенных ими торпед, будут пересекаться под прямым углом - это затруднит "лайми" и "янки" уклонение от торпед. Такой прием с чьей-то легкой подачи прозвали "золотой гребень". В самый начальный момент я действительно принял крупный корабль за крейсер…. Только когда мы приблизились, стало ясно, что это линкор. Какой он огромный! С него и кораблей сопровождения открыли зенитный огонь. Стреляют только по торпедоносцам. Странно. Мы идем к цели. Большой палец левой руки штурмана-бомбардира эрзац-обер-фельдфебеля Сержа-Марии фон Левински лежит на затертой красной кнопке сброса бомб, и он напряженно всматриваюсь в бомбовый прицел, ловит линкор и дает мне команды. Вражеский линкор в наши самолеты почему-то не стреляет, но в последний момент что-то заподозрив, резко меняет курс. Мы должны попасть в него! Сброс! Толчок говорит о том, что бомбы пошли вниз, и я начинаю резко набирать высоту и менять курс. Ожили зенитки линкора. Поздно! Хотя нет! Второй штаффель, летящий следом за нами попадает под огонь тяжелых зениток линкора, и я краем глаза отмечаю, как "Берта" лейтенанта Куровски превращается в огненный цветок от прямого попадания тяжелого снаряда. Через мгновенье я слышу голос бортрадиста: "Попадание в корму корабля между двух башен!" Бортстрелок успевает сфотографировать взрывы и пожары на борту нашей жертвы. Они уверены, что именно наши бомбы нанесли повреждение противнику. Но этот вопрос будет решать командир штаффеля.