Французский палач - Крис Хамфрис

– Ты видишь, что мы получили? – сказал он. – Это может оказаться тем мостиком, который мы искали, связующим звеном между двумя уровнями бытия. Как часто мы пытались создать из человеческих останков гомункулуса, копию человека?

Ответа, как всегда, пришлось ждать невыносимо долго.

– Это тебе хотелось создать гомункулуса. Мне это никогда не представлялось обязательным.

– Ты не решался об этом подумать. Ты не смел замахнуться на то единственное, что могло помочь нам продвинуться вперед. Мы оба знаем, что жизнь и материя нерасторжимо связаны. Что ж, я увидел подтверждение чуда. Эта рука способна добыть нам философский камень. Она может оказаться ключом к освобождению человека от оков плоти, приведя к истинному преображению духа.

Чибо больше не мог усидеть на месте. Он встал и принялся готовить трубку с опиумом, смешивая комковатый порошок с небольшим количеством жидкости и забивая пастой один конец толстого пустотелого цилиндра из тикового дерева. Приготовив трубку, он мягко потянул Авраама за локоть и заставил лечь на лежанку, подложив ему под голову свернутое одеяло и повернув голову набок. Вставив мундштук трубки Аврааму в рот, он прикоснулся щепкой к боку раскаленного тигля. Дерево мгновенно вспыхнуло. Держа пламя над опиумной пастой, Чибо тихим голосом продолжил свою речь:

– Сегодня мы вступаем на путь, который приведет нас к последнему открытию. Скажи мне, что тебе понадобится – и тебе все принесут. Представь себе это в грезах – и это будет твоим. Я обыщу ради тебя весь мир.

Он опустил пламя. Авраам присосался к трубке, и Чибо протолкнул комковатую пасту в отверстие, наблюдая за тем, как она загорается, превращается в дым и исчезает. На лице иудея тревога сменилась удовольствием. Всего пять затяжек понадобилось для того, чтобы вся паста сгорела. А потом Авраам свернулся в калачик, прижав костлявые колени к костлявой груди.

Когда Чибо прошел половину сырой лестницы, он почувствовал приступ острой боли. Он согнулся пополам, и все его тело начало содрогаться от гулкого кашля. Ослабев, он прислонился к мокрой стене. Что-то потекло по его губам, подбородку. Чибо поднял руку и дотронулся до своего лица. Пальцы намочило теплым и липким, и архиепископу не нужен был неверный свет факела, чтобы понять, что это.

– Скорее, Авраам, – пробормотал он, вытирая кровь полой сутаны. – Спеши.

* * *

Но Авраам не мог спешить. Опиум, сковавший его тело, сковал и его разум. Эксперименты шли медленно. И спустя две недели Чибо, ежедневно являвшийся в единственное помещение, где проходил его кашель, окончательно потерял терпение.

– Хватит! – Он навис над иудеем, который сидел за столом, положив кисть на гороскоп, показывавший расположение звезд, управлявших казнью Анны Болейн. – Хватит, – повторил он. – Мы попробовали твой способ. Теперь попробуем мой.

* * *

– Мы в Сиене уже три недели. И сколько раз мы его видели?

Бекк уже знала ответ на этот вопрос, но Фуггер все равно сказал:

– Не меньше дюжины.

Они видели, как архиепископ направлялся служить в соборе: его несли в паланкине вверх по недлинной лестнице, которая вела от его палаццо к баптистерию. Они сидели в соборе и слышали, как он звучным голосом произносил латинские молитвы. Они смотрели, как он проезжает в своей раззолоченной карете те триста шагов по виа дель Пеллегрини и пьяцца дель Кампо, которые отделяют его дворец от городской ратуши, палаццо Пубблико, откуда управляют Сиеной.

– И сколько раз у нас была возможность пробраться в его палаццо? – вопросила Бекк.

Фуггер вздохнул. Этот разговор происходил не реже одного раза в день.

– Всего один.

– Вот именно. Один! И кто помешал мне им воспользоваться? Ты!

– Наш Давид не хочет, чтобы его убили, правда, Демон? – сказал Фуггер, отламывая ворону хлеба от огромной лепешки, лежавшей у него на коленях.

Бекк фыркнула. Да, уцепиться за задок кареты Чибо было опасно, но она привыкла рисковать. И раздражало ее то, что остановил ее не страх перед опасностью. Ее остановило упоминание одного имени.

– Давай дождемся Жана, – сказал ей тогда Фуггер.

И ее женская природа, та, которую она прятала, подавляла, связывала так же безжалостно, как перетягивала груди, отозвалась на это имя. Некое чувство мгновенно пробудило в ней одно-единственное прикосновение, звук негромкого смешка. Пара дней – считанные часы – и один бой с ним рядом, закончившийся тем последним взглядом, когда он спас ей жизнь. Она знала, что с галер никто не возвращается, что она больше никогда не увидит этих глаз, никогда не получит ответа на вопрос, который в них таился. И все же ее сердце приостановилось при звуке его имени, и она упустила шанс.

– Вот поэтому я всегда работаю в одиночку! – огрызнулась она, отрывая кусок хлеба.

Они снова сидели напротив Палаццо Пубблико, проследовав туда за каретой, доставившей Чибо. Они устроились на противоположной стороне Кампо, спиной к фонтану. Фуггер наслаждался летним солнцем и плеском воды, вырывавшейся из пастей каменных волков. Оправившись после первого потрясения, он даже с удовольствием рассматривал скульптуры, среди которых имелись полуодетые Женщины. У одной была обнажена грудь, и младенец протягивал любопытные пальчики к изящно вырезанному соску. Фуггер напустил на себя возмущение подобным развратом, как оно и положено добропорядочному немцу: дома, в Мюнстере, такого не допустили бы. Но пока Бекк споласкивала разгоряченный лоб водой, он позволил себе снова посмотреть на статую.

– Хороша, правда?

Бекк застала его за разглядыванием изображения. Ее гнев прошел, и озорная улыбка и свежая вода преобразили лицо подростка. Фуггер тряхнул головой, вспомнив собственное водное преображение в речке по дороге в Тур и изумляясь тому, как изменилась его жизнь. Втайне он все еще опасался, что это – еще один сон, посланный, чтобы терзать его. Может, небесные видения посещают его в куче отбросов под виселицей? Неужели он действительно сидит у непристойного фонтана в развратном итальянском городе в обществе сообразительного безумного мальчишки? Неужели его жизнь снова стала осмысленной? Неужто он идет по пути, на котором сможет искупить свои грехи? Порой щупальца ада, из которого он вырвался, все еще тянулись к нему, иногда во время сна, иногда – когда он бодрствовал: фантомы, и вурдалаки, и бароны с мечами порой вырывались из сумерек и преследовали его, стремясь изрубить его тело, навек затоптать его в грязь. Но всякий раз ему удавалось удержаться в реальности, и демоны с воплем растворялись в небе. Ему все еще было трудно смотреть в глаза другим людям, но он все чаще мог обращаться непосредственно к ним. И даже ответно их поддразнивать.