Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

Так приятно.

* * *

Гибель надежды. Вот чего пытался добиться XVII Легион, и они были близки — очень близки. Граждане Калта были невинными очевидцами войны, которую не могли даже надеяться понять, и все же пострадали сильнее всех.

Однако надежда не умерла. Те из нас, кто выжил, перегруппировались и продолжили сражаться в тенистых пещерах под разоренной поверхностью. Каждому из нас было известно, что пока мы держимся, XVII Легиону не достичь основной цели — не сломить жителей Калта. До этого далеко.

Надежда тянулась к жизни в пещерах, словно к маяку, а маяк всегда светит ярче всего в самые темные бездны ночи. Это представляется уместной аналогией, если учесть, чему еще было суждено произойти.

Роб Сандерс

Темнее тьмы

Я встряхиваю болтерный заряд в сжатой бронированной перчатке. Он гремит, словно игральная кость. Как и игральная кость, он ждет результата. Результата, который неизвестен в замкнутом пространстве перчатки, реализации, которую он может найти лишь в патроннике висящего на поясе пустого и враждебного пистолета. Я чувствую неотвратимость снаряда, он кажется горячим, как будто может прожечь керамитовую ладонь. Отягощенный грядущей погибелью, которую он несет, снаряд — терпеливое воплощение формы и функциональности. Он жаждет совершенства. Как и сами Ультрадесантники, он сотворен ради единственной цели — забрать жизнь.

Кто я такой, чтобы противиться неизбежному? Кто я такой?

Мое имя, насколько оно вообще имеет значение — Гилас Пелион. Братья зовут меня «Пелион Младший», поскольку это имя носили и другие, совершившие гораздо больше, чтобы заслужить место в истории Легиона. Я достиг многого, однако каждый день стою плечом к плечу с чемпионами и героями, ведь сыны Жиллимана благословлены многими доблестями и победоносными традициями. Мой пистолет обрек на смерть множество ксеномерзостей, клинок моего меча — судный день для всех, кто отвергает милосердное предложение Императора об объединении. За свой малый вклад в дело воссоздания Империума я заслужил звание гонорария ордена.

Магистр моего ордена погиб, защищая благородный Калт. Тех, кто остался от 82-й роты, возглавляет сержант Аркадас, а я иду впереди с клинком в руках, прорубая дорогу сквозь новых врагов. Брат Молосс несет изодранный ротный штандарт. В тесноте скальных лабиринтов аркологий Калта не хватает места для грозного знамени, однако это мало что значит для Молосса. Штандарт — его часть, и похоже, что самая славная часть. Как и многие из тех, кто несет такое бремя, сержант скорее расстанется с рукой, держащей знамя, чем с самим знаменем.

Атаковав в лоб, мы заняли аркологию, известную как Танторем. Нашим убежищем от солнечной бури стала аркология Магнези — прохладный мрак скального анклава стал подземной утробой, откуда упорные жители Калта могли начать все сначала. Ослепшие от солнца, покрытые рубцами, опаленные и отмеченные, они отказались дать умереть благословенной памяти о родном мире.

Калт выжил. Этот крошечный уголок Ультрамара устоял.

Со временем пещеры с колоннами стали центрами тяжелой промышленности и пищевого производства. Извилистые катакомбы превратились в магистрали, вдоль которых тянулись импровизированные жилые блоки и гроты.

Арки стали блокпостами, а сводчатые пещеры дали приют почтительным толпам, собравшимся поблагодарить Легионес Астартес — сынов Жиллимана, оставшихся Ультрадесантников. Неважно, что нас тоже бросили на пораженном недугом Калте. Казалось, что одно только наше присутствие дает выжившим надежду и цель. Им передалась наша решимость сражаться за то, что осталось от планеты.

Как нам и предназначено от рождения, мы продолжали сражаться. Битва за Калт ушла вглубь, превратившись в подземную войну. Враг оставался тем же самым: наши кузены из Несущих Слово, которые несли с собой непрошеную ненависть и позор крушения братских уз. Они стали темными светочами, к которым стекалось множество обладавших слабым разумом, и объединились с демонами. Возможно, это новое товарищество должно было заменить старое? Ставки не изменились, и уже не могли стать еще выше. Мы сражались за тела и души нашей маленькой империи. Мы были щитом, о который расшибались враги, отчаянно жаждавшие крови невинных.

Защищая эту кровь, мы перенесли бой в глубины — в аркологии и лежащую за ними тьму. Мы высекли в спасительной скале нашего убежища наблюдательные посты, тактические опорные пункты и Аркрополь — форт Ультрадесанта, господствующий в куполе примарис системы Магнези.

Инстинкт завоевания — неодолимая генетическая черта — вел нас сквозь камни, дым и развалины. Как всегда, мой меч был впереди, поскольку боеприпасы к оружию дальнего боя теперь стали редкими и драгоценными. Он привел меня и моих братьев в аркологии Туркион и Эдант. Битвы были кровавыми, а туннели тесными, и меч с боевым щитом чередовались как день и ночь. Мы пробивали себе путь к грязной победе по перекрытым врагами ответвлениям и системам, словно синий поток.

В Туркионе нас встретила Дуса Дактиль, Веровладычица Эдиктэ Гуул. Ее психопаты-культисты поклонялись своим хозяевам — Несущим Слово. Для смертных это была сомнительная, но необходимая честь, которая обеспечивала место мучеников в каком-то ими же придуманном посмертном аду.

Эдант оказался кошмаром, гнездом иномировых тварей, которые были призваны выполнять волю наших былых сородичей. Нехватку самоубийственного фанатизма культистов они более чем компенсировали убийственной свирепостью. Существа всех форм и размеров, чудовища с клыками, огнем, рогами и чешуей. Создания, сотворенные каприза ради. Некоторые были смертоносными воплощениями инфернального совершенства, другие же — бесформенными порождениями больного разума. Воплощенное безумие, навязанное моим глазам. Я погружал меч в гнусных тварей, словно в ножны, он вонзался в кошмарные тела и выскальзывал наружу. Их было нелегко убить, и они истощали наши драгоценные силы, прежде чем с визгом возвращались в небытие.

Прорубаясь сквозь толпы и чудовищ, мы наконец вновь встретились с нашими темными братьями. Их керамитовая броня выглядела пародией, по красному цвету Легиона змеились манящие символы запретного знания. Из доспехов торчали шипы, стержни и острия, которые образовывали во мраке зубчатые очертания. Хуже всего была острая ненависть в глазах, лица превратились в ухмыляющиеся маски безумия, воплощающего кровавые фантазии в реальность.

Мы прикончили всех, кроме одного. Один и тот же скрылся от нас в обеих системах.

Носитель слова. Мастер обмана. Воплощение лжи по имени Унгол Шакс.

Я сходился с Унголом Шаксом на поле боя в Комеше, но его глотка избежала острия моего меча. Я заставил бы ублюдка умолкнуть, если бы перед моим оружием не вздымалось и не опадало пенящееся море крови и безумия. Культисты. Я буквально выплевываю это слово.

Один за другим адепты ножа капеллана заслоняли его непрерывной безумной вереницей. Каждого встречало благословенное избавление моим клинком или же сокрушительный грохот пистолета. Каждая смерть на несколько секунд отдаляла меня от убийства врага. Когда ядовитая звезда Веридиан стерла с поверхности умирающего мира саму память о Калте, Унгол Шакс и его зловонные приспешники последовали за нами в глубины. Беснующиеся толпы заполонили аркологии Туркион и Эдант. Они в равной мере множились и приносили жертвы, вызывая из теней чудовищ. У нас ушел почти год, чтобы зачистить системы и вновь погрузить мрак в тишину.

Тетрарх предостерегал от дальнейшего продвижения. Он сражался бок о бок с легендарным Вентаном на поверхности и был одним из лучших клинков среди нас, однако к тому же обладал талантом аритматы и проведения расчетов. Он оценивал людей с одного взгляда и понимал, чего человек стоит с клинком, болтером или ружьем, проведя в его обществе считанные мгновения. Если не считать самого примарха, он был лучшим тактиком в нескольких секторах — возможно, даже во всем Ультрамаре — и, несмотря на ограниченность ресурсов под поверхностью Калта, создал нерушимый анклав порядка, здравого смысла и борьбы за выживание среди хаоса войны и нужды.

Кроме того, ему было не чуждо и сострадание. Под полуобвалившимися сводами аркологии Магнези принимали тех, кто бежал из павших аркологий, кто прошел испытание пещерами, где бродили демоны, и кто держался маленькими группами, пока мог. Не только бойцов и тех, из кого можно было воспитать бойцов, но и грязный ручеек невинных. К нашим уменьшающимся запасам допускали всех — молодых, старых, слабых и раненых.

Впрочем, мы не могли бы удержать более обширную территорию. Так утверждали стратегические расчеты тетрарха. Лучше крепко удерживать три системы аркологий, не пуская туда врагов, чем не суметь удержать пять или больше и дать Несущим Слово с их рабами веры хлынуть внутрь и вновь заполнить систему смертью и разрушением. Скал и бдительности хватало, чтобы охранять очищенную нами территорию от культистов и братьев-предателей, однако с демоническими тварями дело обстояло иначе. Возникла необходимость часто патрулировать наши собственные аркологии. Крики проснувшихся возвещали о съеденных конечностях и беготне крошечных чудовищ в тенях. Вспышки насилия и массовых убийств среди выживших списывались на нашептывания темных сущностей. В переполненных аркологиях начали распространяться странные инфекции, причиной которых в конечном итоге оказались запасы воды, загрязненные нечистотами демонов.