Черные бушлаты. Септология - Александр Конторович

— Почти тридцать лет… Это серьезно.

— Основное направление деятельности — обеспечение работы агентов русской разведки. Их финансирование…

— Понятно теперь, отчего он не нуждается в деньгах…

— Защита и эвакуация в случае необходимости. На этой почве Харон неоднократно имел стычки с сотрудниками разведок Великобритании и Польши. За его голову объявлена награда. По крайней мере, дважды уже было объявлено о его смерти.

— Но он до сир пор жив… Стоп! Эрвин, вы говорили — Польша? И англичане?

— Он очень сильно их не любит.

— И неудивительно! Кто их вообще любит-то? Используют — многие. Сотрудничают… но не более того.

— У Харона с ними — почти война! С многочисленными жертвами с той стороны.

— И у нас — только объявленная официально. А общий враг… он как-то сближает… Эрвин! Вот он — ключ! Харон ненавидит англичан и поляков? Прекрасно — мы их тоже не любим. Вот об этом можно и поговорить…

Тем временем где-то далеко в лесу…

А сегодня утром меня навестила целая компания — помимо моего врача присутствовал тот самый очкастый и еще два каких-то деятеля в белых халатах. Глядя на них, я что-то сильно усомнился в том, что оба этих типа имеют какое-нибудь отношение к медицине. Судя по их мордам, они скорее представляли собою прямо противоположные профессии. Впрочем, в разговоре никто из них участия не принимал, молча стояли около кровати, внимательно меня разглядывая.

А собственно разговор происходил между очкастым и моим доктором.

— То есть, вы считаете, что пациент пошел на поправку? — скептически оглядывает меня очкастый.

— Да — и очень быстрыми шагами! Последствия контузии практически не видны.

Очкастый начинает листать мою карту, и между обоими докторами завязывается какой-то шаманский разговор. Сказать, что я слабо его понимаю — это сильно погрешить против истины. Я не понимаю практически ничего! Нет, слова-то разбираю, только вот смысла не улавливаю ни малейшего. Какая-то сплошная медицинская абракадабра!

Но шаманство заканчивается, и очкастый вместе со своей свитой покидает палату. Договорились?

Или нет?

А Бог весть…

Но мой доктор чем-то ощутимо озадачен. Взволнованно ходит по комнате и что-то бормочет себе под нос.

Эк его…

Наконец, на что-то решившись, он подходит к двери и выглядывает в коридор. Окликает медсестру и куда-то ее посылает. Проследив за нею взглядом, закрывает дверь и возвращается назад. Пододвигает стул и усаживается рядом с кроватью.

— Подполковник, вы меня хорошо понимаете? — произносит он… по-русски!

Так!

Начинается рассказ от Ивановых проказ…

Похоже, что кое у кого лопнуло терпение!

— Понимаю.

— Я достаточно хорошо говорю на вашем языке?

— Во-первых, достаточно хорошо. А во-вторых, — с чего вы взяли, что это мой родной язык?

— Давайте не будем сейчас играть в сыщика и вора. Примите как данное — я знаю, кто вы такой!

Да? Надо же… я и сам-то не все еще…

— Хорошо, принимается, — отвечаю ему.

— Так вот — чтобы было понятно сразу! Это — немецкий госпиталь для раненых офицеров! Вы в тылу у немецкой армии — более чем в ста пятидесяти километрах от линии фронта. Ясно?

— Вполне. А как я сюда попал?

— Вас привезли сюда без сознания. В изодранной одежде. Солдат, которые подобрали оглушенного разрывом человека, смутила безупречная немецкая речь.

— И что же я им такого наболтал?

— Многое… рядом с вами долгое время находился сотрудник ГФП, прислушивался к тому, что вы иногда говорили. Надо полагать, это было что-то интересное, раз он иногда не пускал сюда даже врачей!

— Хм…

А ведь похоже… ГФП? Тоже может быть. Надо думать, мои рассказы без последствий не останутся… там столько всего услышать можно…

— У него возникли сильные сомнения в том, кто вы такой.

— А по-русски меня кто спрашивал?

— Это уже я. Мне знаком этот язык, я чех…

Понятно, отчего врач говорит по-немецки с некоторым акцентом. И отношение к нему всех остальных медиков теперь тоже становится более понятным — он не немец! Да, врач — но не немец, не высшая раса.

— И чего теперь мне следует ожидать?

— В самое ближайшее время — визита ГФП. Думаю, что у вас осталось не так уж и много времени. День… может быть, два или три… Вы же не немецкий офицер, и я тоже больше не могу вас прикрывать… Пока пациент лежит без сознания и ничего не видит, еще как-то можно тянуть время, но сейчас…

— А этот очкастый — кто он?

— Тоже врач. В отличие от меня — немец, этим все сказано. Так что, когда все вскроется, он с удовольствием вытрет об меня ноги.

— Как ваше имя?

— Холечек. Вацлав Холечек.

— Вацлав… ну что ж, будем знакомы! — протягиваю ему руку и слегка морщусь — рукопожатие оказалось слишком сильным. Доктор смущен.

— Извините!

— Да ладно… — машу рукой. — Что про меня известно?

— Персонал знает ваше имя — Александр Котов. Звание — подполковник. Уж и не знаю, отчего, но вас некоторое время считали сотрудником германской разведки…

— Считали?

— Ну да… Лиске говорил…

— Лиске?

— Сотрудник ГФП — тот, что с вами сидел. Он отчего-то считал, что вы работаете у них. Ваши слова… они чем-то очень сильно его озадачили.

— Что же я ему такого сказал?

— Не знаю. Но, судя по всему, это было что-то весьма важное и интересное. Раз уж он так быстро собрался и уехал…

— Скажите, Вацлав, а вот то, что меня всюду возят одного — это что?

— Распоряжение Лиске. Он приказал, чтобы вы не общались с другими больными.

— Так. Понятно… Я вот тут видел на прогулке еще одного больного…

— Знаю, мне доложили. Это тоже русский — лейтенант Демин.

— А почему он здесь? Ведь госпиталь-то не для них?

— Не знаю. Его сюда привезло ГФП, он им зачем-то нужен.

— Когда?

— Ну… приблизительно через день после того, как привезли и вас. И тоже — откуда-то из этих же мест.

Да ну?!

Это что же, лейтенант за нами следом тогда рванул? С нехилой, надо сказать, скоростью? И проявил чудеса изворотливости, просочившись сквозь преследующих нас немцев? Вот это талант! А мужики-то и не знают…

— Я могу с ним поговорить?

— Ну… я могу попробовать… но ничего не обещаю!

Ты не обещай, родной — ты сделай! Это ведь и тебе зачем-то нужно, так ведь? Я, конечно, ранен и контужен, но из ума-то окончательно не выжил все-таки… Как это у нас в детстве говорили — когда врешь, подпрыгивай? Боюсь, что доброму доктору Холечеку пришлось бы скакать почти непрерывно. Во всяком случае — часто и высоко.

Значит — немцы. По крайней мере, в этом теперь сомнений нет никаких. Что ж, ребятки, теперь осталось только понять, как долго и за каким хреном вы собираетесь валять передо мною комедию.

ГФП?

Очень даже возможно.

Там тоже неслабые спецы попадались. Умные и сообразительные — попили в свое время у нас кровушки…

Где-то совсем далеко…

— Попрыгали!

Шеренга десантников вразнобой запрыгала на месте.

— Грызлов — снаряжение поправить!

— Есть!

— Пятиминутная готовность! Разойдись!

Парашютисты разбрелись по углам, проверяя снаряжение, а их командир отошел в сторону, где стояли две черные «эмки».

— Товарищ полковник, группа к вылету готова!

— Вижу, товарищ капитан. Летчики обещают над целью хорошую погоду — в смысле, для вас хорошую. Облачность, ограниченная видимость… словом, самое то, что вам нужно.

— Это хорошо! Хоть чем-то порадовали!

— Еще раз напоминаю вам о радиомолчании — только на прием!

— Помню, товарищ полковник! По приземлении направляю группу — они заложат послание в тайник.

— Ну, капитан, — в добрый путь!

Полковник Чернов обнял старшего группы.

Плотный поток воздуха от винтов выруливающего самолета заставлял слезиться глаза, пытался сорвать с голов провожающих их головные уборы. Придерживая свою фуражку рукой, полковник стоял у края взлетной полосы, наблюдая за удаляющимися огоньками.

Рев двигателей стал громче — тяжелая машина неожиданно легко тронулась с места, побежала по полосе… оторвалась от нее и взмыла в воздух.

Все… операция началась…

Берлин.

Конспиративная квартира абвера.

— Ну вот, майор, устраивайтесь! — Лахузен хозяйским жестом пригласил гостя в помещение. — Все весьма уютно, я и сам бы не отказался пожить здесь на всем готовом.

— Кто не дает? Располагайтесь — тут ведь и второй этаж есть?

— А вы юморист! — усмехнулся полковник. — Не теряете присутствия духа в любых условиях.

— Стараюсь… — Гальченко подошел к окну. — По саду гулять можно?