Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович

— До скорой встречи, — сказал майор.

Это была их последняя встреча.

* * *

Из Бежицы «виддеровский» состав прикатил в Унечу. Сотрудников разведки, вместе с бумагами и оборудованием, разместили на квартирах. Выпотрошенные вагоны загнали в тупик. Что-либо оставлять в них было рискованно — на железнодорожную станцию не раз налетали советские самолеты.

Жизнь на колесах, под угрозой очередной бомбежки, наложила на характер работы «Виддера» свой отпечаток. Стало больше неопределенности. Строгая система пунктуального Гринбаума то и дело давала перебои. Даже обедал он теперь то раньше, то позже, то вовсе забывал о еде. Всегда аккуратный, теперь зондерфюрер беспорядочно загружал свой стол разными документами и сердито сопел, если не сразу находил нужную бумагу. Он их тщательно перебирал, перекладывал из папки в папку, изготовил несколько новых папок. На каждой ставил какие-то условные знаки. Можно было предполагать, что Гринбаум рассортировывал архивы по степени важности, чтобы в случае поспешной эвакуации в первую очередь захватить с собой не второстепенные бумаги, а остальные уничтожить.

Он перестал приглашать к себе сразу нескольких сотрудников. Предпочитал говорить наедине с каждым из них. Эту возросшую подозрительность можно было объяснить тем обстоятельством, что провал агентов становился катастрофическим. Он не знал истинной причины неудач. И готов был видеть источник зла в самой изменчивой фортуне. Инициатива полностью в руках Красной Армии. Теперь уже ясно, что походу на Восток — капут. Этим самым в настроение немцев и русских внесены существенные коррективы. Одни с нетерпением ждут победы, другие с ужасом страшатся поражения и его последствий. Какой же дурак будет сейчас связывать свою судьбу с обреченными? Запятнавшие свою совесть русские наверняка ищут возможности искупить вину. Почему не допустить, что многие агенты находят такую возможность в явке с повинной? Если это так, то вывод может быть только один: следует подбирать таких, у кого тяжел груз преступлений, у кого нет дороги для возвращения к своим. Все ли ладно в этом смысле в «Виддере»? Действительно, не передоверился ли он, Гринбаум, русским сотрудникам, которые подбирают и готовят агентов? Гесс не раз предупреждал: «Побольше доверяй им — под монастырь подведут». Его совета, пожалуй, не мешает послушаться: Гесс много лет жил в России.

…Андриевский и Елисеев с беспечным видом прогуливались по улице, на которой разместился «Виддер», и вполголоса нехотя болтали о чем-то пустячном. По крайней мере, так могло показаться со стороны. Действительно, кому придет в голову толковать на крамольную тему под окнами у самого зондерфюрера?

А им было о чем посоветоваться. Связь с советской разведкой на новом месте пока не налажена. Между тем нужно срочно передать ценный пакет. Кому-нибудь из «Виддера» отлучиться на день-два невозможно. Оставить пакет в тайнике до прихода в Унечу наших войск — обесценится донесение…

Ни эти, ни другие варианты не подходили. В запасе оставался еще один, но весьма рискованный. Ошибись они — и полный провал неизбежен. На железнодорожной станции переводчицей работала русская девушка по имени Груня. Несколько раз встречались с ней Андриевский и Елисеев, внимательно присматривались. Кажется им, что Груня не из тех, кто продался врагу. Более того, они предположили, что Груня каким-то образом связана с партизанами. Короче, они отважились довериться ей. С точки зрения конспирации этот шаг был недопустимым. Но в смысле важности информации, в смысле необходимости не выжидать, а действовать — вынужденным, возможно, единственно правильным.

И вот Андриевский и Елисеев шли на вокзал — к Груне. У них было время обменяться своими соображениями и о заметной перемене в поведении Гринбаума. Сейчас с ним нужно быть предельно осторожным, не следует опрометчиво пользоваться паникой немцев. Вчера зондерфюрер пригласил к себе Романа и неожиданно спросил: не замечал ли господин Андриевский чего-либо странного за обер-лейтенантом Шестаковым? Хитрый ход! Зондерфюрер, конечно, знает, что отношения между Андриевским и Шестаковым более чем натянутые. И после этого вопроса возможна такая психологическая реакция: если у Андриевского рыльце в пуху, то он может попытаться отвести подозрение от себя, кивнув на Шестакова. Поступи Андриевский таким образом, он тем самым выдал бы себя. Поэтому Роман ответил: нет, ничего странного не замечал, напротив, Шестаков, по его мнению, очень старательный, добросовестный сотрудник. Шеф улыбнулся и, извинившись за такой разговор, просил Андриевского забыть о нем. Но затеял он его неспроста. Поэтому…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Елисеев локтем слегка коснулся Андриевского.

— Гесс!

— Вижу, — сказал Роман. — Продолжаем в том же тоне разговор о… девушках.

Зондерфюрер Гесс, правая рука Гринбаума, сидел на ступеньках крыльца. Без головного убора, в расстегнутом кителе. Возле него лежала фуражка с высоким околышем и стояла более чем наполовину опорожненная бутылка. Долгое время Гесса никто в «Виддере» не видел. Было объявлено, что его переводят «на другую работу». Сам Гесс не опровергал этих слухов. Более того, по случаю своего отъезда из Локтя он устроил довольно шикарный ужин, на который пригласил всех, без исключения, работников локотского филиала «Абвергруппы-107», в том числе и конюхов Гринбаума. Но не этим поразил тогда Гесс — своей прощальной речью. С присущей ему категоричностью суждений он мрачно изрек: «Господа, солнце заходит на западе в прямом и переносном смысле слова…»

О причине неожиданного появления Гесса в Унече ни он сам, ни Гринбаум не обмолвились и словом…

— Согласен, она довольно симпатичная. Остается только позавидовать ее избраннику… Здравствуйте, господин зондерфюрер. — Андриевский слегка наклонил голову.

Поздоровался с ним и Елисеев.

— Прошу.

Гесс отшвырнул свою фуражку, бутылку взял в правую руку, отодвинулся, жестом левой руки приглашая сесть рядом.

Андриевскому и Елисееву было не до Гесса, но отказаться не могли.

— Что, волнуется горячая кровь? — Гесс показал свои пожелтевшие зубы. Кожа на его лице дряблая, пористая, потная — ему было лет 56. — Девушки-красавицы… М-да… Молодой Гесс был отъявленным греховодником. А теперь Гесс предпочитает коньяк… Каждому — свое… Хотите пикантный французский анекдот?.. Впрочем, стоп! В России побасенками гостей не встречают. Коньяк! Прошу, коллеги. Приложитесь-ка по разочку. — Гесс рукавом протер горлышко, протянул бутылку.

— Вы же знаете, господин зондерфюрер, мы не пьем, — сказал Андриевский.

Гесс выпятил нижнюю губу.

— Как хотите. А я, пожалуй, выпью еще.

Его крупный кадык задвигался в такт бульканью. Оторвав от себя бутылку, немец неосторожно поставил ее на самый край крыльца — она упала и разбилась. Гесс вздрогнул, неподвижно устремил на осколки мрачный взор.

— Так и жизнь, — с той же мрачностью изрек он. Вдруг, скрипнув зубами, с силой ударил кулаком по доске. — Эта проклятая жизнь! Эта отвратительная жизнь! Черт бы тебя побрал!

Недалеко надрывно завыла сирена. Гесс недовольно поморщился — помешали закончить мысль. Андриевский и Елисеев прощупали глазами небо. С востока летели самолеты. Наши, советские! На железнодорожной станции накопилось немало грузов, рассованы по тупикам. Ну-ка, сыпаните, соколы!

Затявкали немецкие зенитки. Лай, Моська, на Слона! Это все, что вам здесь противостоит, — одни зенитки. Немецких самолетов не видно. Это не сорок первый, теперь в воздухе господствуют наши. Не торопитесь, хорошенько присмотритесь и — бейте, крошите!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Самолеты один за другим начали заходить на цель. Над головами угрожающе завизжали бомбы. Не хватало еще от своих такой подарок получить. Роман и Андрей юркнули в щель, вырытую в нескольких метрах отсюда, а Гесс даже не пошевелился.

Взрывы сотрясали все вокруг. Они сыпались беспрерывно. В воздухе запахло смрадом.

Минут через двадцать налет прекратился. Андриевский и Елисеев выбрались из укрытия. Железнодорожная станция заволоклась дымом и пылью.