Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых - Энн Райс

мы не обладаем никакой силой, и таким образом умиротворить жрецов.

Если же злой демон вдруг проявится и пожелает оскорбить почитателей Ра или Озириса, то прощение будет отозвано и нас немедленно предадут смерти. Ибо сила наших демонов умрет вместе с нами. А мы утратим право на милосердие царицы, которое и без того вряд ли заслужили.

Разумеется, мы сознавали, что сейчас произойдет: мы прочли это в сердцах царя и царицы. Был достигнут компромисс, и теперь нам предлагали сделку. А когда царь снял свою золотую цепь с медальоном и надел ее на шею Хаймана, мы поняли, что нас изнасилуют на глазах всего двора, изнасилуют как обычных пленниц или рабынь во время войны. А стоит нам позвать духов, и мы умрем. Вот в какой мы оказались ситуации.

«Но ради моей возлюбленной царицы, – сказал Энкил, – я по праву наслажусь этими двумя женщинами. Я сделаю это при вас и покажу, что они не ведьмы и их не следует бояться – они самые обыкновенные женщины. И моему главному управляющему Хайману, моему возлюбленному Хайману будет дарована привилегия воспользоваться этим правом вместо меня».

Двор застыл в ожидании, пока Хайман, безотрывно глядя на нас, готовился к исполнению царского приказа. Мы пристально смотрели на него, мысленно призывая не делать этого – не трогать беспомощных женщин, не совершать над нами насилие на глазах у бездушных зрителей.

Мы чувствовали его боль и смятение. Мы понимали, что и ему грозит жестокая опасность, ибо ослушание каралось смертью. Но он собирался обесчестить нас, осквернить, растоптать, а мы, проведя всю жизнь в спокойных солнечных горах, ничего толком не знали о том акте, который он собирался совершить.

И все же, пока он медленно приближался к нам, я думала, я надеялась, что он не в силах будет это сделать, что мужчина, испытывающий такие страдания, какие в тот момент испытывал он, не сможет распалить свою страсть для грязного дела. Но тогда я плохо знала мужчин и не понимала, что они прекрасно умеют сочетать плотские наслаждения с ненавистью и злобой и что, совершая тот акт, который женщины, как правило, совершают во имя любви, они способны причинять боль.

Наши духи шумно протестовали против того, что должно было случиться; но ради спасения своих жизней мы просили их успокоиться. Я молча сжала руку Мекаре, давая ей понять, что нужно найти в себе силы пережить это, что потом мы получим свободу; в конце концов, это не смерть, и мы, оставив этих жалких жителей пустыни вместе со всей их ложью и иллюзиями, с их идиотскими обычаями, вернемся домой.

И тогда Хайман приступил к исполнению царского приказа. Он развязал нас и первой привлек к себе Мекаре, бросил ее на спину поверх циновок и поднял подол ее платья… Я же стояла как пригвожденная к месту, не в состоянии предотвратить неизбежное, а потом и меня постигла та же участь.

Но в своих мыслях Хайман насиловал не нас. Дрожа душой и телом, но желая, чтобы они были заодно, он разжег огонь своей страсти фантазиями и полузабытыми воспоминаниями о безымянных красавицах.

А мы, отводя в сторону глаза, закрыли свои души как перед ним, так и перед злобными египтянами, которые подвергли нас столь ужасным испытаниям; наши души остались нетронутыми; и повсюду разносился ужасный, скорбный плач духов, а в отдалении слышался тихий раскатистый грохот Амеля:

«Какие же вы глупые, что терпите это, ведьмы!»

Близилась ночь, когда нас оставили на краю пустыни. Солдаты дали нам немного пищи и воды. В глубоких сумерках пустились мы в долгий путь на север. Переполнявшие нас гнев и ярость были неизмеримы.

Амель насмехался над нами и злился, не понимая, почему мы не позволяем ему отомстить.

«Нас догонят и убьют! – сказала Мекаре. – А теперь убирайся отсюда».

Но это не помогало. И в результате она попробовала заставить Амеля сделать что-нибудь полезное:

«Амель, мы хотим добраться до дома живыми. Принеси прохладный ветер; покажи нам, где найти воды».

Но такого рода просьбы не для злых духов. Амель потерял к нам всякий интерес и умчался прочь, а мы побрели рука об руку навстречу холодному ветру пустыни, стараясь не думать о том, сколь долгий путь ждет нас впереди.

Слишком многое выпало на нашу долю во время путешествия, чтобы рассказывать сейчас обо всем.

Но добрые духи нас не покинули; они поднимали прохладный ветер и вели нас к источникам, где можно было найти воду и немного фиников; когда удавалось, они устраивали «дождик». Однако в конце концов мы забрели слишком глубоко в пустыню, где нас ждала неминуемая смерть. А я уже тогда знала, что ношу в чреве ребенка Хаймана, и хотела, чтобы мой ребенок выжил.

И тогда духи привели нас к бедуинам, которые приняли нас к себе и стали о нас заботиться.

Я была больна и целыми днями лежала, напевая песенки растущему в чреве ребенку, надеясь с их помощью отогнать болезнь и самые дурные воспоминания. Мекаре лежала рядом и обнимала меня.

Лишь через несколько месяцев я окрепла достаточно, чтобы мы могли покинуть лагерь бедуинов. Я хотела, чтобы ребенок родился в нашей стране, и умоляла Мекаре продолжить путешествие.

Наконец, имея в запасе пищу и воду, которыми нас снабдили бедуины, ведомые духами, мы добрались до зеленых холмов Палестины, где у подножия горы встретили пастухов, внешне похожих на людей из нашего племени, – они спустились вниз, чтобы воспользоваться пастбищами, когда-то принадлежавшими нашему народу.

Они знали нас, знали нашу мать и весь наш род; они назвали нас по именам и сразу же приняли к себе.

Мы снова были счастливы, оказавшись среди знакомых зеленых холмов, деревьев и цветов; в моем чреве рос ребенок. Он был жив, пустыня его не убила.

Так на своей родине я родила дочь и назвала ее Мириам, в честь нашей матери. У нее были черные волосы Хаймана, но мои зеленые глаза. Лучшего лекарства, чем моя радость и любовь к ней, нельзя было пожелать. Нас снова стало трое. Мекаре, прошедшая со мной через родовые муки, принявшая ребенка, часами носила Мириам на руках и пела ей совсем как я. Ребенок был не только мой, но и ее. И мы старались забыть ужасы, пережитые в Египте.

Мириам быстро росла. Наконец мы с Мекаре дали клятву взобраться на гору и найти пещеры, в которых родились. Мы еще не знали, как будем жить на таком расстоянии от наших новых соседей. Но мы хотели вернуться вместе с Мириам в то место,