Разрушенный - Лорен Ашер

только что сделали.

— Ты собираешься вести себя так, будто этого никогда не было? — я сжал руки в кулаки.

— Конечно, раз уж мы так хорошо справились с первым разом. — Она поворачивается, чтобы взять свою сумочку с кухонного стола.

Внутри меня бурлит гнев на ее беззаботность. Я бы оскорбился и усомнился в своих навыках, если бы не то, как она прижалась своим телом к моему, практически умоляя о большем.

— Что, если я не хочу притворяться, что этого не было? — промурлыкал я.

Ее плечи опускаются, и она вздыхает.

— Я не собираюсь разрушать твое восстановление из-за чего-то вроде похоти. Тебе нужна стабильность, а что-то между нами было бы чем-то иным.

Даже я знаю, что это правда. Я пытаюсь выздороветь и бороться с тревогой, сдерживающей меня, в то время как она хочет построить свой бизнес, помогая мне. И если я чему-то и научился у своих друзей, так это тому, что везде, где есть такая похоть, любовь — рискованный побочный эффект.

Я ненавижу то, что Елена права. Я ненавижу это так сильно, что молчу всю дорогу обратно в отель.

Моя тревога снова побеждает, разрушая мой шанс на что-то хорошее. Мы с Еленой не были бы вместе, но не по тем причинам, о которых она думает. Отношения — даже физические — требуют базового уровня доверия.

В то время как у некоторых людей есть прочный фундамент, построенный для того, чтобы противостоять жизненным трудностям, мой — это эквивалент карточного домика, который может рухнуть от малейшего изменения.

Глава 18

Джакс

— Я хочу слезть с Ксанакса. — Говорю я после того, как считаю плитки в течение, кажется, тридцати минут.

Слова Елены в ее квартире преследовали меня всю неделю. Она права, и это меня злит. Если бы я был нормальным человеком, мне бы не пришлось беспокоиться о том, что связь с кем-то грозит выбить меня из колеи. Ее нежелание даже поцеловать меня снова показывает, насколько глубоко я провалился в яму самообвинения и изоляции.

Том скрещивает ногу над коленом.

— Тебе нужны рекомендации психиатров?

— Да. Я хочу действовать правильно, так что все, что ты думаешь, поможет.

— Мне интересно, что изменило твое мнение относительно лекарств?

— Я по-прежнему считаю, что лекарства необходимы, но я больше не думаю, что Ксанакс — это правильный выбор для меня лично. Я хочу попробовать что-то другое, что лучше впишется в мой образ жизни.

— Я горжусь тобой за то, что ты хочешь это изменить, Джакс.

Ему следовало бы поблагодарить Елену, но я не хочу впутывать ее в эти разговоры.

— Спасибо.

— Я могу составить список, если тебе это подходит.

— Конечно. Чем быстрее, тем лучше. Как ты думаешь, изменения повлияют на мои гонки или что-то еще?

— Я думаю, психиатр может помочь определить, как лучше поступить. Но они знают, как работать с таким спортсменом, как ты.

— Тогда это хорошо. — Я киваю, довольный собой за то, что сделал этот первый шаг.

— Я знаю, что ты сможешь победить это, Джакс. Тревога не определяет тебя. — Том улыбается мне.

— Легко говорить, когда не знаешь моих страхов.

— Если ты готов поделиться, я бы хотел тебе помочь.

— Давай оставим эту битву на другую неделю.

Я прошелся по гостиной, глядя на дверь спальни Елены. С тех пор как она написала мне сообщение о том, что плохо себя чувствует, я был начеку.

За последние несколько месяцев она не отлучалась ни на час, не говоря уже о дне. Хотя я бы предпочел чувствовать себя уязвленным из-за того, что Елена избегает нашего поцелуя, что-то подсказывает мне, что она не откажется помочь мне, по крайней мере, из-за поцелуя.

Поцелуя, о котором она хочет забыть.

Поцелуй, который я не смог бы забыть, даже если бы попытался. А я, черт возьми, пытался. Я так чертовски старался, что вчера чуть не врезался головой в стену душевой кабины после того, как подрочил на мысли о ней.

Я опустился до новых низов, и это говорит парень, который живет на самом дне.

Она избегает меня, и я на взводе. Не потому, что я забочусь о ее благополучии, а скорее потому, что я не хочу заболеть вирусом, который она вынашивает в своем теле.

Лжец.

Я сопротивлялся желанию постучать в ее дверь. Я присутствовал на пресс-конференции без нее, не забыв просмотреть электронное письмо, которое она прислала мне утром, с ответами на возможные вопросы. Вот такой она трудоголик, посылает мне всякую хрень, чтобы я был в курсе всего.

Раздраженный собой и своим дурацким шагом, я стучу в ее дверь. Мое сердце грозит вырваться из груди, пока я жду ее. Проходят минуты, а боль в груди не ослабевает.

Я стучу снова, желая убедиться, что Елена жива, а не захлебнулась рвотой или чем-то еще. Почему-то пиарщица, умирающая от собственной рвоты, пока ее сосед ждет снаружи, звучит как ужасный заголовок. Она бы хотела, чтобы я проверил ее только из-за этого потенциального убийцы репутации.

После еще одной минуты молчания я прижимаюсь лбом к двери.

— Елена, ты там жива? Я не особо обеспокоен, но твое молчание необычно. — Ладно, я слегка обеспокоен, но какого черта.

— Я плохо себя чувствую. Ты можешь сегодня не выходить на улицу и не делать ничего, что может привести к неприятностям? Я знаю, что вечеринки — это безумное веселье и все такое, но я не хочу иметь дело с последствиями завтра.

Холодное чувство проникает в мою грудь от ее неприятного голоса.

— Тебе нужны лекарства или что-то еще? — не могу поверить, что в данный момент я разговариваю с дверью, практически умоляя Елену открыть ее.

Это невероятно с моей стороны. Я должен уйти, но мои ноги остаются на ковре.

— Нет.

— Это из-за женских проблем? — Боже, сегодня я превращаюсь в чертову киску.

— Нет. Боже, нет. Иди погуляй со своими друзьями и не напивайся, пожалуйста. — Ее хриплый смех не ослабляет мое начинающееся беспокойство.

Я ненавижу ее принудительный смех. Это не ее обычный. Черт, это даже не ее саркастический смех, который она приберегает для тех случаев, когда я становлюсь полной задницей.

Я отхожу от ее двери, прислушиваясь к ее совету. Лиам отвечает на мои сообщения и говорит, чтобы я приехал к нему в отель.

В машине я не могу перестать ерзать на своем сиденье, размышляя, нужно ли Елене что-нибудь, чтобы почувствовать