Покушение на шедевр - Дэвид Дикинсон

— Пауэрскорт… — Бакли вдруг обрел спокойствие. — Прошу вас, поверьте мне. Я не убивал Кристофера. И этого самого, как его… Дженкинса, тоже. Я приехал в Оксфорд, чтобы посетить вечернюю службу в Крайстчерче. Перед этим я пил чай со своим крестным сыном — он учится в Кибл-колледже. То, что я оказался там именно в день убийства, — чистое совпадение.

— Если они все-таки вас арестуют, вам понадобится адвокат? — спросил Пауэрскорт. Он увидел, что двое полицейских подошли к северному концу клироса и дожидаются их там. Почетный караул, готовый препроводить Хораса Алоизиуса Бакли из храма Господня в камеру линкольнского полицейского участка.

— Я сам адвокат, — с кислой улыбкой ответил Бакли. — Позвольте задать вам один вопрос. Вы считаете меня виновным?

Пауэрскорт замешкался с ответом. Полицейские нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Снова зазвонил колокол.

— Нет, мистер Бакли, — наконец сказал он. — Я вас виновным не считаю.

Один из полицейских довольно громко кашлянул, словно предлагая им покинуть священное убежище. Хорас Алоизиус Бакли встал со своего места. Пауэрскорт прошел к двери вместе с ним. Бакли держится неплохо, подумал он: адвокат шагал навстречу суровому испытанию с высоко поднятой головой.

Старший инспектор Уилсон дожидался их у дверей западного крыла — там, где они снова превратились в пигмеев перед гигантским зданием.

— Хорас Алоизиус Бакли, — официальным тоном заявил он, — я арестую вас по подозрению в убийстве Кристофера Монтегю и Томаса Дженкинса. Предупреждаю: все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.

Бакли усадили в стоящий неподалеку экипаж, и его колеса застучали по мостовой. Церковный хор снова принялся репетировать — здесь, вне толстых стен собора, его было слышно лучше. По-видимому, певчие вернулись на репетицию сразу после вечерней службы. На сей раз слова псалма показались Пауэрскорту угнетающими.

— Я знаю, Искупитель мой жив, — прекрасные высокие голоса поднимались все выше и выше, паря над башнями и статуями величавого Линкольнского собора, — и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою.[35]

16

Вернувшись на Маркем-сквер, Пауэрскорт услышал знакомый голос. Его сопровождали тяжелые шаги в коридоре второго этажа.

— Наверное, маленькая Оливия прячется в этой комнате. — Послышался звук передвигаемых стульев. — Нет, я ошибся, — продолжал голос. Снова шаги. Теперь голос доносился из гостиной, а Пауэрскорт был уже на середине лестницы. — Может быть, в этой? — спросил голос. — Боюсь, что так я долго не смогу ее найти: придется искать по меньшей мере до полуночи.

Раздался еле слышный писк, судя по которому Оливия Элеонор Гамильтон Пауэрскорт, ныне пяти лет от роду, действительно могла находиться в той комнате. Прятки были ее любимой игрой. Однажды Пауэрскорту пришлось битых полдня искать ее в их загородной усадьбе в Нортгемптоншире: Оливия так ловко спряталась в ветвях дерева, что с земли ее было практически не видно. Что ж, это у нее, должно быть, наследственное: ведь он сам уже много лет играет в прятки с убийцами.

— Наверное, она за этим стулом, потому что там очень удобно прятаться. Нет — опять ошибся! — Джонни Фицджеральд ухмыльнулся Пауэрскорту и приложил палец к губам, прося тишины. — Ага, вот стоит огромный-преогромный сундук. Может, она залезла внутрь? Ну-ка, попробую снять крышку. Ой-ой-ой, какая тяжелая! — Джонни Фицджеральд кряхтел и пыхтел, как будто в одиночку тащил по Кингз-роуд карету, запряженную четверкой. — Нет, опять ошибся! Она пропала. Я никогда ее не найду. — Теперь в голосе Джонни звучала грусть. — Ага! — вдруг радостно воскликнул он. — Я знаю, где она может быть. Она под этим маленьким столиком, накрытым большой скатертью, которая достает до самого пола. Вот я сейчас нагнусь, подниму скатерть, и там будет Оливия. Попробуем! Она просто должна там быть… но ее нет!

Его удивленный возглас вызвал еще один сдавленный писк со стороны окон. Пауэрскорт сделал своему другу знак. Сначала он показал на двойные двери, разделявшие гостиную пополам. Они были распахнуты, но не до конца. За одной створкой как раз мог бы поместиться маленький человечек. Потом Пауэрскорт указал на окно.

— Ах, какой я глупый, — сказал Джонни Фицджеральд, которому никогда не надоедало играть с детьми Пауэрскорта. — Ну уж теперь-то я точно знаю, где она! Как это я раньше не догадался? Она прячется вон за теми дверьми. — Он пересек комнату, нарочно топая погромче. — Ну все, Оливия, — весело объявил он. — Твое время истекло. Сейчас я тебя поймаю. Я знаю, что ты здесь.

И Джонни эффектным жестом повернул створку на петлях.

— Боже мой, — сказал он, — ее и здесь нет. Придется мне сдаться. — В это время Пауэрскорт уже на цыпочках подкрался к шторам. Он сделал Джонни еще один знак, показав сначала на себя, а потом на пустое место за креслом-качалкой в углу.

Фицджеральд подмигнул другу.

— Как можно быть таким бестолковым? — громко произнес он. — Я наконец догадался, где она! Совершенно точно. Она вон там, спряталась за занавесками. Сейчас я их пощупаю, и мы узнаем, есть там кто-нибудь или нет. Итак, я иду!

С этими словами Фицджеральд сам спрятался за креслом-качалкой. Пауэрскорт стал ощупывать шторы. Ему под руку попалась макушка. Он точно знал, в каком месте надо щекотать дочь. Правда, у него были сомнения насчет того, не слишком ли толстый материал подобрала Люси для новой драпировки. Раздалось безудержное хихиканье, и из-за штор выскочила маленькая девочка с такими же светлыми волосами, как у матери.

— Папа! — закричала она. — Папа! — и бросилась к нему в объятия. — Я думала, ты Джонни Фицджеральд! Он был здесь минуту назад. Ты что, заколдовал его, и он исчез?

— Бу-у! — закричал Фицджеральд, выскакивая из своего укрытия. — Бу-у!

Все трое расхохотались. Спустя минуту-другую Оливия отправилась вниз попить чего-нибудь холодненького. Она сказала, что за занавесками было очень жарко и чуть-чуть страшно.

— Мне часто хочется, — сказал ее отец, опускаясь в кресло у камина, — чтобы находить убийц было так же просто, как Оливию, когда она играет в прятки.

Он рассказал Джонни о своей поездке в Линкольн и об аресте Хораса Алоизиуса Бакли. Потом он сообщил ему, что по сведениям, добытым Люси, мать и сестры Декурси живут на Корсике.

— Ты туда собираешься, Фрэнсис? Я имею в виду, на Корсику.

— Думаю, да, — ответил Пауэрскорт. — Люси пришла в большое волнение. Она раздобыла где-то книжку с леденящими кровь историями о войнах между кланами, которые длятся сотни лет, о том, как люди убивают друг дружку из-за пустяков вроде спора о том, кому принадлежит оливковое дерево… Представляешь?

— У Декурси и Пайпера один грузчик родом с Корсики, — сказал Джонни Фицджеральд. — Смуглый такой, маленький, но силен, как горный козел. Надо же — вдруг получается, что все дороги ведут в Корсику! По-моему, я должен поехать с тобой, Фрэнсис. Там может оказаться очень опасно. Но послушай, что мне удалось выяснить насчет нашего общего друга Джонстона — того, что работает в Национальной галерее.

Натаниэл Родерик Джонстон, главный хранитель отдела искусства Италии и Возрождения Лондонской Национальной галереи, который тайком подрабатывает у торговцев с Олд-Бонд-стрит, определяя авторство старинных картин. Тот самый человек, который вполне мог потерять выгодные заказы, если бы Кристофер Монтегю не погиб. Человек, подозреваемый в убийствах, последний, кто видел Монтегю живым.

— Однажды я проследил за ним до самого дома, Фрэнсис, просто чтобы посмотреть, как он живет. И вот что странно. Тем вечером я долго ждал, пока он выйдет из Национальной галереи. И как ты думаешь, кто появился на ступенях лестницы вместе с ним, практически рука об руку, чуть ли в обнимку?

Пауэрскорт посмотрел на друга.

— Пайпер? — улыбнувшись, сказал он. — Уильям Аларик Пайпер?

— Великолепно, Фрэнсис! Ты совершенно прав. И как ты угадал? Так вот, я шел следом за нашим Родериком до самого его дома в Барнсе, а может, в Мортлейке. Я не очень хорошо понимаю, где кончается один район и начинается другой. Ну и как же по-твоему, в каком доме живет наш друг? В маленьком коттедже у реки?

Лет пять тому назад Пауэрскорту довелось побывать в Барнсе, в гостях у французского посла. Там были сплошь огромные современные дома, и парадные ворота у многих из них охраняли львы весьма надменного вида.

— Нет, Джонни, вряд ли в маленьком коттедже, — ответил он. — Скорее, в большом современном особняке. Львы у ворот — я прав?

— В большом — да. В современном — нет. Львов тоже нет, — отозвался Фицджеральд, алчно роясь в шкафчике, где у Пауэрскорта хранилось спиртное. — Что у нас имеется, Фрэнсис? «Сент-Обен»? Отлично. Ты позволишь?