Сигнал бедствия. Авантюрист Депар. Охотничьи досуги. - Майн Рид

много, чтобы поддержать свои силы. Они в свою очередь являются для этих людей ангелами-спасителями и теперь ухаживают за теми, кто причинил им столько страданий.

Десять дней прошло с тех пор, как экипаж высадился на остров. Вечером, благодаря сильному дождю, парус от шлюпки наполнился водой, которую перелили в посуду. На десятый день люди еще не мучились жаждой, но зато голод чувствовался вдвойне. Из-за жестокого голода выражение их лиц было страшным.

Страшно встретиться с взором, в котором горит кровожадность людоеда…

Никто еще не говорит об этом, но каждый уже думает. Вскоре эта страшная мысль становится навязчивой.

В свирепых глазах Падильи она проглядывает, когда он смотрит на прекрасных пленниц. Его пристальный, холодный взгляд горит алчностью.

Царит глубокая тишина. Падилья первый нарушает зловещее безмолвие и говорит:

— Друзья! Нам грозит голодная смерть! А между тем какая-нибудь случайность, и мы спасены. Лично я не теряю надежды, что мимо пройдет судно, и наш сигнал наконец обратит на себя внимание. Тут только вопрос времени. Нам нужно некоторое время поддержать в себе жизнь.

— А как это сделать? — спросил Веларде.

— Есть одно средство, — сказал Падилья. — Надо, чтобы умер из нас кто-нибудь для того, чтобы другие могли бы спастись. Что вы думаете об этом?

Всем понятен смысл предложения. Многие кивают головой или вполголоса одобряют его. Иные до того слабы, что им почти все равно, какая участь их ждет.

— Право, друзья, — говорит Падилья, — я не понимаю, зачем мужчинам умирать с голоду, когда есть женщины!

Но тут его прерывает Гарри Блью.

— Стоп! — кричит он. — Ни слова! Если уж съесть кого-нибудь, так съесть мужчину. Я готов первый умереть, прежде, чем позволить умертвить их!

Страйкер и Девис тотчас же поддерживают его. Хернандес воздерживается, а Гомес решительно становится на сторону Блью. В его сердце еще живет остаток чувства, которое заставляет его ужасаться предложению товарища. Первый раз он становится союзником Гарри Блью.

— Хоть я и каторжник, — говорит Страйкер, — но не трус. Смерти не боюсь! Но дело надо решить честно! Бросим жребий!

— Согласен! — сказал Падилья. — Только пусть и женщины тянут жребий.

— Ни за что на свете! — вскричал Блью. — Презренный негодяй! — говорит он, набрасываясь на Падилью. — Повтори еще раз свое хищническое предложение, и тебе не придется тянуть жребий.

Хотя у калифорнийца сохранились еще остатки силы, но он отступает перед негодующим матросом.

— Проклятье! — с сердцем восклицает он. — Я тоже не боюсь смерти, не таков Рафаэль Рокас, чтобы ее бояться! Я предложил то, что нахожу справедливым. Не понимаю, чем женщины лучше мужчин? Но так как вы все придерживаетесь иного мнения, бросим жребий.

— Друзья, нас двенадцать человек! — говорит Страйкер. — Мы выберем двенадцать белых раковинок, которых много здесь на берегу, и бросим их в кружку. На одной будет метка. Кто вытащит раковину с меткой, тому и…

Невысказанное слово всем понятно.

Раковины разбросаны по всему побережью. Они валяются здесь тысячами, одинакового вида, одинаковых размеров, и различить их нельзя. Они белы, как снег.

Двенадцать раковин опускают в кружку, отметив одну красным пятнышком. Для того чтобы получить его, Страйкер наколол себе руку. Капля крови тотчас всосалась в ноздреватую раковину.

Все собрались в кружок и ждут только того, кто стоит на часах у брезента. Это голландец. Его уже звали вниз, но он не спешит повиноваться. Он даже не хочет повернуться к ним. Он продолжает стоять около сигнала, глядя на море, заслонив рукой глаза от солнца. Вот он опустил руку и схватил подзорную трубу.

Все в молчании следят за ним, затаив дыхание и позабыв уже о своем решении.

Но вот он отнял трубу от глаз и крикнул то, от чего кровь горячим потоком прилила к сердцу каждого: «Парус!»

Глава LXV

НА ПОСТУ У СИГНАЛА

Как сладкая мелодия прозвучало это восклицание в ушах умирающих людей!

Кружка с раковинами выпала из рук, и они рассыпались до земле. Все обратились к караульному и смотрят на море.

— С какой стороны? — крикнул кто-то.

— С юго-запада.

Там ничего не видно. Утес заслоняет для них побережье. Некоторые бросаются на вершину горы, другие еле-еле бредут за ними. Есть и такие, что не в состоянии идти.

Первые, взобравшись на вершину, видят, что голландец вне себя. Он скачет, размахивает шляпой и кричит:

— Корабль!

Но корабля не видно, не видно даже шлюпки. Сначала они думают, что голландец сошел с ума. Но вглядевшись в морскую даль, все испытывают приступ той же безумной радости. Действительно, чуть виден парус. Он еще далеко, но опытный глаз моряка сразу различит, что он направляется в их сторону. Судно должно пройти мимо них и приметить их сигнал.

Гарри Блью вырывает подзорную трубу из рук голландца, приставляет ее к глазам и на расспросы окружающих его говорит:

— Это, кажется, шхуна. Она идет сюда к берегу.

Гомес тоже хочет посмотреть в трубу, но Блью продолжает смотреть в нее и говорит:

— Надо получше развернуть брезент, чтобы он был виден!

Страйкер и Девис хватают с двух концов смоленую парусину и растягивают ее.

Выражение на лице Гарри Блью передать трудно. Тут и удивление, и восторг, и страх. Он скинул с себя свою красную фуфайку и подвесил ее к шесту поверх брезента.

— Этот сигнал, — говорит он, обращаясь к Страйкеру и Девису, — не может остаться незамеченным. Оставайтесь вы двое здесь и следите за сигналом. Я хочу пойти вниз сказать два слова девушкам-пленницам. Смотрите, не отходите от сигнала и не давайте снимать его.

— Ладно, — ответил Страйкер. — Будь спокоен, положись на нас.

— Оставайтесь мне верны, — сказал Гарри, уходя, — и я сумею отблагодарить вас.

Затем он быстро сбегает вниз.

Сиднейские каторжники перекидываются несколькими словами, изумленные тем, что сказал Гарри Блью. Вдруг их прерывает странный возглас. Гомес выпустил подзорную трубу из дрожащих рук и вскрикнул.

— Что случилось? — спросил Падилья, подходя к нему.

— Взгляни-ка сам, Рафаэль!

Контрабандист взял трубу, но едва он навел ее на приближающийся корабль, как тут же сказал:

— Это — шхуна, черт возьми! Ни дать ни взять, она! Не знай я, что «Кондор» давно затонул, я бы сказал, что это она. Но как похожа! Странно!

Веларде тоже берет подзорную трубу. Потом смотрит в нее и Хернандес. Но Страйкер не ждет его выводов. Без дальнейших разговоров он вырывает у него трубу и с минуту смотрит в нее. Он оглядывает корпус, борта, высокие косые мачты и другие знакомые ему приметы.

И из уст его со страхом и твердой уверенностью вылетают слова:

— Ей-Богу, это