Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1» - Антон Макаренко

– Так… кто же это… прутиком?

– А чем?

– Что ты за человек? Веник сделай!

Нестеренко еще с секунду молча смотрел на Игоря, неодобрительно пожал плечами, ушел. Игорь оглянулся на Ваню, покраснел. Ваня убежал.

Игорь прекратил работу, задумался. Еще царапнул два раза. Собственно говоря, против наряда он ничего не имело, но дайте же орудия производства! На дорожке были мелкие веточки, два-три старых окурка, лепестки цветов. Вся эта мелочь никак не хотела поддаваться прутику. Игорь еще раз беспомощно оглянулся и увидел Ваню. Ваня бежал к нему вприпрыжку, и в руках у него был великолепный веник.

– Ваня! Вот спасибо! Где ты такой веник достал?

– А нарвал. Сколько хочешь!

– Давай я буду сам.

– Ты подметай, а я пойде песка принесу.

Через двадцать минут Игорь и Ваня заканчивали работу, посыпая дорожку из одного ведра. Захаров вышел из-за угла здания:

– Гальченко, помогаешь?

– Это так… немножко. Он все.

– Ты – хороший товарищ!

Ваня поднял голову, но Захаров уже ушел. У него была тонкая талия и хорошие, блестящие сапоги.

– Новенького ведут, – сказал Игорь.

Ваня посмотрел вдаль по шоссе. Действительно, было видно, что один из идущих – милиционер.

– Меня тоже с милиционером. А нехорошо с милиционером.

Ваня не ответил, деловым взглядом осмотрел работу.

– Надо здесь досыпать, а то получилась лысина.

– А куда мы песок денем? Остаток?

– Давай на этой дорожке приберем. Она маленькая.

Игорь не возразил. Они в десять минут убрали небольшую поперечную дорожку. Игорь взял ведро и направился к главному входу, где как раз дежурный бригадир Руднев расписывался в книге милиционера. Пока друзья подошли к ним, милиционер уже козырнул и направился в город.

– Товарищ дежурный бригадир, наряд выполнил.

– Сейчас посмотрю, вот только этого сдам Торскому.

Игорь посмотрел на новенького и остолбенел: перед ним стоял Гришка Рыжиков. Ваня Гальченко, глядя на Рыжикова, давно уже задохнулся в удивлении и даже рот открыл. Рыжиков развязно улыбался, но заговорить не решался. Заговорил Игорь:

– Этого гада в колонию? Я его сейчас с лица земли сотру!

Руднев протянул руку, чтобы остановить Игоря, но Игорь уже схватил Рыжикова за воротники и скрутил его тугим жгутом вокруг горла.

– Мокрица! Вонючий клоп! Ограбить такого пацана! – с гневом и презрением выговаривали живые, длинные губы Игоря.

– Да пусти, – захрипел Рыжиков, цепляясь своими грязными пальцами за пальцы Игоря.

– Я тебя уничтожу…

Игорь уже занес кулак другой руки над головой Рыжикова, но в этот момент Руднев с силой схватил Игоря за пояс и повернул к себе:

– Товарищ Чернявин! К порядку!

Игорь не мог не оглянуться на этот окрик, а, оглянувшись, увидел сразу и белый воротник, и золотисто-серебрянный вензель, и яркий шелк повязки. Он выпустил Рыжикова и стал «смирно». Руднев посмотрел на Рыжикова, как показалось Игорю, с гадливостью, но Игорю сказал сурово, негромко и властно:

– В колонии нельзя сводить старые счеты, товарищ Чернявин!

И в тоне[180] этого хорошенького мальчика, в его сведенных насильно бровях, в ясном взгляде, в том уважении, с которым было сказано слово «товарищ», Игорь почувствовал нечто совершенно непреодолимое. Он поднял руку с глубокой радостью:

– Есть, не сводить старые счеты, товарищ дежурный бригадир!

Руднев уже уводил Рыжикова в дом. Игорь никак не мог прийти в себя, но о Рыжикове уже забыл: он только сейчас почувствовал, как это удивительно[181], что он мог с такой готовностью и радостью подчиниться маленькому Рудневу…

Ваня вдруг вышел из оцепенения и трепыхнулся рядом с ним…

4

Дружба на всю жизнь

Ваня заметил Володю Бегунка на другом конце двора и побежал рассказать ему о своем несчастье. Прибытие Рыжикова как будто закрыло солнце, светившее над колонией. Мрачные тени легли теперь на все эти здания и на лес, и на пруд, и даже на четвертую бригаду. Рыжиков в колонии – это было оскорбительно!

Володя нахмурил брови, напружинил глаза, расставив босые ноги, терпеливо выслушал взволнованный Ванин рассказ:

– Так это тот самый, который тебя обокрал? Так чего ты сдрейфил?

– Так он же теперь в колонии! Он теперь все покрадет!

– Ха! – Володя показал на Ваню пальцем. – Испугался. Обкрадет! Думаешь, так легко обокрасть? Пускай попробует! А ты думаешь, тут мало таких было? Ого! Сюда таких приводили, прямо страшно.

– А где они?

– Как где? Они здесь, только они теперь уже не такие, а совсем другие.

Они пошли в парк. Ни они, ни Игорь Чернявин не видели, как к главному зданию подкатил легковой автомобиль. Из него вышли две женщины и с ними – Ванда Стадницкая. Дежурный бригадир Илюша Руднев, выбежавший к ним навстречу, бросил быстрый взгляд на Ванду и увидел, какая она красивая. Сейчас у Ванды волосы совсем белокурые, чистые, они даже блестят, и на волосах – синий берет. И на ногах не хлюпающие калоши, а чулки и черные туфли. И лицо у Ванды сейчас оживленное, почти счастливое, она оглядывается на своих спутниц и улыбается им. Официальный блеск дежурного бригадира Ванда встречает дружеской улыбкой.

К сожалению, в настоящий момент Руднев не может ответить ей такой же улыбкой. Он поднимает руку и спрашивает с приветливой, но настороженной вежливостью:

– Я дежурный бригадир колонии. Скажите, что вам нужно.

Полная, с ямочками на щеках, с пушистыми черными бровями, видно, веселая и добрая женщина, так засмотрелась на хорошенького Руднева, что не сразу даже ответила. Засмеялась.

– Ага, это вы такой дежурный. А нам начальника нужно.

– Заведующего?

– Ну, пускай заведующего.

– По какому делу?

– Ну что ты скажешь – она обернулась к другой женщине, такой же полной, но солидно, немного даже строго настроенной. – Значит, обязательно вам сказать?

– Да.

– Хорошо. Мы привезли к вам девушку… вот… Ванду Стадницкую. А сами мы из партийного комитета завода им. Коминтерна. И письмо у нас есть.

Руднев показал дорогу:

– Пожалуйте.

Часовой у дверей, тоненький белокурый Семен Касаткин, чуть заметным движением глаз спросил Руднева и получил такой же еле ощутимый ответ. Попросил:

– Будьте добры, вытрите пыль на ботинках.

– Да мы на машине…

– Пожалуйста, очень прошу.

И он проводил их к смоченной водой тряпке.

– Ну, что ты с ними сделаешь, – воскликнула первая женщина.

Ванда улыбнулась Касаткину благодарно и застенчиво. Сделав все, что нужно, они пошли по коридору.

Руднев открыл дверь в комнату совета бригадиров, но отступил, пропуская выходящих. Еще с улыбкой, сохранившейся от Касаткина, Ванда подняла глаза: вдруг побледнела, слабо вскрикнула, повалилась на окно:

– Ой!

Рыжиков, нахально улыбаясь, прошел мимо. Руднев сказал ему:

– Подожди здесь, я сейчас. Пожалуйте. Витя, это к Алексею Степановичу.

Все обернулись к Ванде, предлагая ей пройти, но Ванда сказала, опустив голову:

– Я никуда не пойду.

Рыжиков стоял на отлете, руки держал в карманах, смотрел с необъяснимой насмешкой. Виктор опытным глазом оценил положение.

– Руднев, забирай его!

Руднев, ухватив за рукав, повернул Рыжикова лицом к выходу. Витя пригласил:

– Заходите.

– Никуда я не пойду. – Ванда еще ниже опустила голову, а когда Рыжиков скрылся в вестибюле, она с опозданием бросила ему вдогонку ненавидящий взгляд, потом отвернулась к открытому окну и заплакала.

Женщины растерянно переглянулись. Витя мягко подтолкнул их в комнату:

– Посидите здесь, а я с ней поговорю.

Женщины послушно вышли. Витя закрыл за ними дверь, потом осторожно взял Ванду за плечи, заглянул в лицо:

– Ты этого рыжего испугались? Ты его знаешь?

Ванда не ответила, но плакать перестала. Платка у нее не было, она размазывала слезы рукой.

– Чудачка ты! Таких хлюстов бояться – жить на свете нельзя.

Ванда сказала в угол оконной рамы:

– Я его не боюсь, а здесь все равно не останусь.

– Хорошо. Не оставайся. Машина ваша стоит. А только можно ведь зайти в комнату?

– Куда зайти?

– Да вон к нам.

Ванда помолчала, вздохнула и молча направилась к двери. В комнате совета бригадиров она хотела задержаться, но Витя прямо провел ее в кабинет к Захарову.

Алексей Степанович удивленно посмотрел на Ванду, Ванда отступила назад, вскрикнула:

– Куда вы меня ведете?

– Поговорите там, Алексей Степанович, женщины… две…

Захаров быстро вышел. Ванда испуганно глянула ему вслед, упала на широкий диван и на этот раз заплакала с разговорами:

– Куда вы меня привели? Все равно не останусь. Я не хочу здесь жить! Ой, Боже мой! Почему надо мной все издеваются?! И какое вы имеете право издеваться?