Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей

«Всё с тобой ясно, — подумал про себя Алекс, — Очевидный ура-патриот. Заграница нам поможет! Да, да, поможет! Да не нам, а себе, и за наш счёт. Боже! Откуда такая патологическая наивность в этих людях? Ведь взрослые уже, а англичанам верят. Англичанину может верить только другой англичанин, при условии, что они оба закончили один и тот же закрытый интернат и имеют общие интересы. Остальные должны понимать, что их обязательно надуют. В конце концов, фраза «за Ла-Маншем людей нет» была вполне мейнстримной и отражала взгляды большинства жителей Туманного Альбиона».

Как только Милюков закончил патриотические сентенции, слово взял Гучков. Как ни странно, ни у Милюкова, ни у Гучкова не оказалось проблемных вопросов. Но если у Милюкова это было более-менее обоснованно, то непонимание Гучковым того, что приказ № 1 подорвал устои армии, искренне удивляло. В общем-то, это было «заслугой» самого Керенского, ну того, прежнего.

Алекс не любил армию. Он относился к ней как к чему-то не очень нужному, но весьма необходимому государству в тяжёлые моменты. Её можно было ругать, можно было не уважать офицеров, не платить им деньги, пропагандировать призывников, чтобы они не хотели идти служить, но если армии не будет, то и государства, собственно, тоже.

Россия — это не Европа двадцать первого века, которая давно уже поделила все территории, и у которой нет критических противоречий друг с другом. Россия всегда была и остается в стороне от всех. Отсюда напрашивался простейший вывод о том, что армия становится критически необходимой в любой период истории государства. Всё это было видно сейчас, что называется, невооружённым взглядом.

Гучков же явно не понимал, что делает. Его отношение только усугубляло сложное положение шестимиллионной армии, и это несмотря на то, что он и сам воевал. Всё же есть разница между кадровым офицером и политическим авантюристом.

Заседание подходило к концу и из всех министров не выступил только министр земледелия Шингарёв. Получив слово, он, кряхтя и попеременно расчёсывая то короткие усы, то аккуратно подстриженную бородку, начал свою речь:

— Господа! На сегодняшний день самым проблемным вопросом для нас является вопрос земли. Все люди, безо всякого сомнения, прекрасно понимают его важность. Для решения этого вопроса необходимо создать земельные комитеты и выработать общую стратегию. Но… Это очень трудный вопрос, хоть и архиважный. Из разных губерний до нас доходит информация о самозахвате земельных участков. Кое-где уже запылали помещичьи усадьбы. Это никуда не годится, господа!

Однако сейчас очень сложное положение, и мы вынуждены лояльно смотреть на эти самозахваты. В связи с чем я бы хотел обратиться к Александру Фёдоровичу, чтобы этих крестьян не наказывали и не привлекали к судебному преследованию. Боюсь, что мы спровоцируем этим ещё большую волну насилия. Ко мне отовсюду постоянно поступают жалобы. А полицейские силы все деморализованы и уничтожены. Некому больше призвать к порядку, кроме милиции, которая только зарождается. Нам нужна помощь.

Шингарёв перевёл взгляд с князя Львова на Керенского. Несмотря на озвученную им просьбу о помощи, глаза Шингарёва говорили о том, что он просто вынужден просить, и с удовольствием бы этого не делал, если бы не крайняя на то необходимость.

— Хорошо, — коротко отозвался Алекс, а затем добавил, — У меня в министерстве два стола завалены подобными бумагами, и их поток только растёт, в том числе, и от крестьян. Тем не менее, мы только приступаем к образованию земельных комитетов, поэтому не готовы быстро решить вопрос с землёю. Я думаю, все министры согласятся со мной, что здесь очень большой конфликт интересов. Помещики не хотят терять землю, а крестьяне думают, что им всё позволено, и должно достаться даром. К сожалению, не правы ни те, ни другие. А потому, на сегодняшний день этот вопрос был и остаётся нерешенной проблемой.

— Но самое грустное, — продолжил Шингарёв, — Это даже не вопрос с землёй, а вопрос с продовольствием. Царское правительство упустило эту проблему из вида и слишком поздно спохватилось. Сейчас у нас сложилась такая ситуация, что мы не можем обеспечить свою продовольственную безопасность. Хлеб есть, но он либо вывозится на экспорт, либо придерживается у крупных купцов и богатых крестьянских общин.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сейчас его продают очень неохотно и втридорога. Я предлагаю издать постановление о передаче хлеба в распоряжение государства, кроме Закавказья и областей Туркестанского генерал-губернаторства, а также издать положение о временных продовольственных органах.

Князь Львов кивнул и произнёс:

— Давно пора, утверждаю.

Глава 17. Заседание (Хлеб и вино)

"…крестьяне далеко не все понимают, что свободная торговля хлебом есть государственное преступление. «Я хлеб произвел, это мой продукт, и я имею право им торговать» — так рассуждает крестьянин, по привычке, по старине. А мы говорим, что это государственное преступление." В. И. Ленин

Алекс, внимательно прислушивавшийся к словам Шингарёва, встрепенулся.

— А что за неравноправие, чем провинился Туркестан и Закавказье?

— Помилуйте, Александр Фёдорович, вы же жили в Ташкенте. Вам ли не знать, что там происходит? Только закончилось Туркестанское восстание, его с трудом подавили в шестнадцатом году. А вы снова за провокации, — поморщившись, ответил ему князь Львов.

Александр Федорович удивился, он никогда не слышал ни о чём подобном. Но настоящий Керенский должен был об этом знать.

— Я знаю, а кто подавлял восстание?

— Полевые части и семиреченские казаки.

— Ага! Вот и отлично! Значит, надо отправить их туда ещё раз. Городам нужен хлеб, во многих городах введены продуктовые карточки. К тому же, в Туркестане можно сделать запас сухих фруктов — кураги, урюка, кишмиша и прочих фиников. А уже оттуда наладить поставки сухофруктов в центральные города России. Должен признать, что это весьма калорийный продукт, нельзя недооценивать его несомненную пользу. К лету, когда ситуация с хлебом будет ещё хуже, они как раз дойдут до центральных областей России.

— Но позвольте, так же нельзя, — отозвался Шингарёв. — Там будет восстание.

— Вот поэтому туда и надо послать казачьи дивизии и придать им вольных охотников, чтобы все эксцессы давить на корню. Нужно пользоваться опытом англичан, а также австрийцев, господа. Жалеть надо свой народ, а не чужой. Сомневаюсь, что местное население после того, как обрушилось со всей ненавистью на русских переселенцев в ходе восстания, будет этому сильно возражать. А почему в Закавказье нельзя ввести продуктовый налог?

— В связи с тяжёлым положением. Кавказский фронт совсем рядом и находится всё время в движении. Турецкая армия многочисленна, её поддерживает население территорий вокруг Баку. А там нефтяные промыслы и пути доставки нефтепродуктов через Грузию в Россию. Любое восстание коренных народов нам невыгодно.

«Гм, а там ещё и Грозненская нефть», — подумал про себя Алекс, а вслух сказал.

— Тогда нужно закупать продукты по выгодной для горцев цене и привлекать их к военным действиям против турецкой армии, где они смогут показать всю свою доблесть. Кто сейчас командует Кавказской армией?

— Великий князь Николай Николаевич, — ответил за Шингарёва Гучков.

— Даааа, это великий стратег! Но ведь не он же сам планирует и осуществляет боевые операции, у него, наверняка, есть на это боевые генералы.

— Да, там успешно командует генерал Юденич. И весьма неплохо командует, — снова ответил ему Гучков. — Именно благодаря Юденичу армяне Трабзона успели спастись на территории Российской империи. Если бы не он, то жертв было бы намного больше миллиона.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Керенский демонстративно пожал плечами:

— Так тем более. Раз стольким армянам помогли избежать смерти, то их священная обязанность помочь армии с продовольствием, хотя бы за своё спасение от турок. А то не очень хорошо получается. В Петрограде голод, а в Закавказье всего, и с избытком. Долг платежом красен, или вы скажете, что я не прав?