Качели. Конфликт элит или развал России? - Сергей Кургинян

Учили ли чему-то Лаврентия Павловича окружавшие его академики — это открытый вопрос. А вот то, что Феликс Эдмундович очень цепко и осмысленно присматривался ко всему подобному — от Барченко и Бокия до разных восточных религиозно-философских школ, содержащих в себе знания о «цыке», — это, как мне кажется, вполне очевидно.

Но нас здесь, конечно, больше всего интересует современность. А также вплотную прилегающая к ней история. Эта история детерминируется андроповским началом. И андроповским желанием соединить вверенный ему «чик» с чем-то, что пахнет «цыком». Это опасное желание могло хоть отчасти осуществляться только в силу того, что «высшая политическая инстанция», обладавшая прерогативой «цыка», уже не слишком хотела «цыкать» и не держалась за свою прерогативу. Но даже в этом случае блокирующие механизмы работали «сами собой». И «цык» защищал себя от «чиковских» притязаний.

Переломным моментом, когда эти иммунные барьеры (кадровые, организационные и сущностные) были сломаны, следует считать все то, что привело к созданию в Советском Союзе идеологической контрразведки (Пятого управления КГБ СССР).

Если кому-нибудь покажется, что я испытываю какие-то избирательно негативные чувства именно к этому управлению, то этот «кто-то» абсолютно не понимает ни природы той мотивации, которая движет мною как исследователем, ни природы моего отношения к чему бы то ни было. Я считаю, что конкретные люди по определению не могут быть чужды концепции блага. Я не Хиллари Клинтон! Я убежден, что люди, работавшие в данном управлении, ничуть не меньше других были способны соотносить себя с концепцией блага, а не с концепцией зла. А если кто-то и соотносил себя с концепцией зла, то этот «кто-то» делал это не по принадлежности к какому-то управлению, а как тяготеющий к злу индивидуум.

Кроме того, Пятое управление неизбежно резко больше других варилось в котле идеологии. А потому его работники теоретически могли с большим успехом осуществлять этот самый позитивный выход за рамки инструментальной заданности. Нельзя долго работать в сфере идеологии и совсем не соотносить себя с идеальным, которое-то как раз и определяет возможности позитивного выхода. Другое дело, что соотносить себя можно по-разному. Но тут опять все определяется личным выбором, а не цеховой принадлежностью.

Не о людях я говорю. Не о корпоративных структурах. Я говорю о функциональных издержках, порожденных вовсе не Пятым управлением (его создателями, работниками etc.), а умирающей партийной системой, которая готова была отчуждать от себя неотчуждаемое с катастрофическими последствиями и для власти, и для страны. Последствиями, не зависящими от любой конкретной воли, и уж тем более от воли инструментальных систем и звеньев.

Идеология по определению должна была быть высшей прерогативой нашего авторитарного «цыка». Такой «цык» должен был защищать не только свое абсолютное право «цыкать», то есть исторгать из себя идеологический позитив, но и право контролировать все, что было связано с анализом чужих «цыканий», являющихся подкопом под его «цык». Исполнять функцию идеологической инквизиции.

И не надо окрашивать слово «инквизиция» лишь негативно. В Ватикане инквизиция, пусть и под другим названием, существует до сих пор. И ее глава стал главой Римской католической церкви. Интересно, как госпожа Клинтон решает для себя проблему с наличием или отсутствием души у профессионалов данного рода?

Инквизиция — не ругательство и не отрыжка средневековья. На системно-управленческом уровне это синоним защиты идеократическим субъектом своего «цыка», то есть своей высшей политической, смысловой самости.

То, что эту самость и право на инквизицию «цык» (ЦК) отдал своим обычным репрессивным органам (Пятому управлению КГБ), означало, что ЦК уже тотально политически невменяем. Что он не только не умеет осуществлять власть, но и не понимает, как за нее разумно цепляться. И что значит «цепляться». И что происходит, когда цепляться перестаешь. И с чего начинается это «перестаешь».

А оно начинается именно с того, что ЦК отчуждает от себя собственную функцию инквизиции. Перекладывать ответственность за такое отчуждение на Пятое управление или КГБ в целом просто смешно. Порфирий Петрович по этому поводу выразился очень точно, сказав герою: «Вы и убили-с». Мы можем то же самое сказать ЦК как политическому субъекту.

Создание Пятого управления в рассматриваемой мною логике не могло не быть прологом к какому-то политическому перевороту. Ну, вроде бы, и что в этом плохого? Если правящий политический субъект дошел до ручки и отчуждает от себя свои функции, почему не заменить его на другой, более эффективный?

Может быть, все бы было и не столь катастрофично — кто знает. Но переворот Андропова был абортирован. А перестройка стала гибридом этого недоделанного переворота и чего-то другого. Очень важно понять, чего именно.

Во имя этого понимания я отвергаю любые демонизации. Я готов предположить, что даже развал СССР кто-то мог рассматривать как реализацию российского блага. Я не утверждаю это. И считаю подобный подход (если он имел место) абсолютно губительным. Но я хочу отделять свои точечные и всегда проблематичные оценки от огульных утверждений по поводу чьих-то замыслов по окончательному погублению России. И я делаю это не в первый раз.

Еще до развала СССР выявилась группа, которая относилась к перспективе этого развала в каком-то смысле сдержанно-позитивно. Группа считала, что развал позволит осуществить очередную фазу модернизации России, а потом к этой модернизации приложится все остальное. Но уже на других, более эффективных (не имперских, а, так сказать, национальных) идеологических основаниях.

Какие-то шансы на подобное развитие событий существовали. А поскольку это развитие событий содержало в себе определенные позитивы, то объявлять авторов этой (много раз подчеркивал — не моей!) политической логики носителями деструкции было и безнравственно, и контрпродуктивно. О чем я сразу же и заявил. Шел 1994 год.

Прошло 14 лет. И за эти 14 лет я не раз спрашивал элитный совокупный «чик», вознамерившийся «цыкать»: «Где же модернизация?» Потому что модернизация как раз и требует достройки «чика» до «цыка», инструмента до субъекта, способного к субъектно-проектной деятельности. «Ну, так где же все это?» — спрашивал я с удивлявшей многих настойчивостью.

Невнятные ответы адресовали к помехам со стороны «преступного ельцинизма». В этом было определенное лукавство. Но отделить это лукавство от невероятно сложных предлагаемых обстоятельств не представлялось возможным. И создавалась некая ситуация «вязкой паузы».

Приход к власти президента Владимира Путина прервал данную паузу. В стране возник своего рода momento de la verdad.

С этого момента «чик» получил возможность стать полноценным «цыком». Он стал заполнять собой те пустоты, которые ранее были заполнены «цыком», а потом остались просто дырками, на которые никто не обращал внимания. Но, заполняя эти пустоты, «чик» не превращался в «цык».

То есть по форме он превращался. И это превращение было очевидным для всего народа, заговорившего о чекистах и их новой власти как о данности и надежде. Именно эту данность и эту надежду олицетворяет высочайший рейтинг и все, что к нему, так сказать, приторачивается. Но по содержанию этого не происходило. Выход «чика» за некие границы носил характер саморасползания, а не самодостраивания.

С момента прихода к власти В.Путина я неоднократно говорил, что вера народа в то, что «чик» станет «цыком», — это не бесплатное удовольствие. Что либо-либо. Либо «чикающие» и впрямь выйдут за рамки инструментальности и сумеют дорасти до субъекта (то есть до «цыка»). Либо и их, и страну ждут очень мрачные перспективы, вытекающие из другого, глубоко негативного, выхода за рамки той же инструментальности.

Сейчас я предлагаю рассмотреть, так сказать, генезис и алгоритм такого негативного выхода. Рассмотреть на том же языке теории управления. Пока — на этом языке. Одного языка для достаточного описания быть не может. Но каждый язык надо задействовать до конца.

Когда системы (в том числе и та, которую не мог удержать гниющий ЦК) разваливаются, то они никогда не разваливаются до конца. Они — абсолютно корректная терминология теории систем — падают на свой ближайший аттрактор, то есть на свою наиболее мощную инструментальную часть. Такой наиболее мощной инструментальной частью системы, развалившейся по вине «цыкающего» субъекта, был «чикающий» инструмент. На него-то и свалилась лавина распада СССР, краха коммунистической системы, разного рода послераспадных шоков и прочего. Исторически это произошло почти одномоментно. Но с точки зрения иного — не исторического, а обычного — времени это лавинное перетекание возможностей от «цыка» к «чику» длилось достаточно долго для того, чтобы сам «чик» претерпел определенные метаморфозы. Иначе он и не мог бы воспользоваться подобным перетеканием.