Две свадьбы и одни похороны - Дмитрий Старицкий

— Не останавливайся, милый, не останавливайся… — шепчет Анфиса тихо, как умирающая, но при этом активно подмахивая. Потом зачастила скороговоркой еще тише только одно слово: — Хорошо, хорошо, хорошо…

И вдруг как заорет благим матом в полный голос на весь автобус:

— Га!.. Га!.. Га-а-а!!! Конча-а-аю!!!

Новая Земля. Плоскогорье между территорией Ордена и Южной дорогой.

22 год, 33 число 5 месяца, пятница, 10:11.

С утра мне дали выспаться власть. Вплоть до того, что глаза продрал самостоятельно без какого-либо принуждения. И как только через меня девки скакали, из автобуса выбираясь? Я же им выход полностью перекрывал. Спасибо, милые мои козочки заботливые.

Презрев навязчивые мерзкие ухмылки и пошлые подмаргивания большинства отряда, спокойно умылся и привел себя в порядок, игнорируя эти их невербальные инсинуации.

В кухонный наряд поставили Розу с Булькой, так как они вчера ни одного патрона не истратили. Остальным предстояла чистка оружия. Сначала мы с Ингеборге сомневались, ставить ли раненую Бульку в наряд, но она сама активно напрашивалась, утверждая, что одной в автобусе лежать и жарко и скучно. А чувствует она себя уже хорошо.

— Только голова под повязкой чешется, — выдала она единственную жалобу.

— Чешется — значит, заживает, — констатировал я и дал добро на ее дежурство.

— А ты воспринимай повязку как чалму, — посоветовала Наташа Синевич, — как красивый экзотический наряд. Самое то для гарема.

— А что скажет мне мой господин? — повернулась Булька ко мне, когда я расстилал тряпочки для чистки пистолета.

— Все, Буля, нет больше господина, нет гарема — нет гаремыки. Есть командир.

— Какого горемыки? — встряла любопытная Роза.

— Такого, который гарем мыкает, — ответил я.

— Ты нас разлюбил? — с волнением запричитала Сажи, всплескивая руками. — За что?

— Жора, наверное, полюбил другой гарем, — мрачно сказала Галя. — Сознавайся, Жорик, с каким гаремом ты нам изменяешь?

— Колись давай. А то сейчас как найдем в багаже десяток скалок и сковородок — мало не покажется, — это уже Ингеборге выступила, правда, со смешинками в глазах.

— И ты, Брут, — сказал я ей печально.

— Брут не Брут, а брутальная я сегодня точно. Потому как не выспалась, — намекнула Ингеборге на ночной Фискин концерт.

Кто-то сказал, что красивые женщины редко имеют хороший характер. А что я знаю про характеры своих девчат? Практически ничего, мы общаемся-то чуть больше недели. Не срок. Пуд соли на весь гарем не делится.

— Так, пионерки, а к чему вы мне тут семейные сцены устраиваете с утра пораньше? Не к лицу вам это, — оглядел я их как можно строже, хотя самому было уже стремно.

Что-то такое неуловимое в воздухе витало. Возможно, нехорошее. И возможно — для меня.

— Пионерам не к лицу пить, курить и жрать мацу, — продекламировала Шицгал и добавила уже другим тоном: — А насчет запрета секса для пионерок нигде не прописано. А что не запрещено, то разрешено. Так что хотим и скандалим. Пока что интеллигентно.

— Да, я тебя понял, Роза. Скандал для тебя — это тот же секс. Хотя точнее — перверсия.[191]

— А то, — тут же уперла руки в боки Альфия. — Любишь с нами извращенный секс — люби и так потрахаться. Виртуально.

Вот только этого мне и не хватало для полного счастья. Конечно, женщина — это слабое и беззащитное существо, но от нее невозможно спастись, если той попала вожжа под хвост. А если баб толпа, то от них не спасет и ОМОН. Мой небольшой опыт гаремыки говорил о том, что справиться с несколькими женщинами сразу куда проще, чем с одной, если только не доводить их до объединения. Раньше я справлялся с ними при посредстве Ингеборге и Розы. Однако после первого бунта и создания очереди на меня секс в моей жизни из удовольствия превратился в обязанность. И тут я осознал, что две-три бабы одновременно — это вполне себе приятное разнообразие, а вот четыре-пять — уже повинность. Считай — работа. А уж когда очереди ждет десяток баб, которые за это время умудряются сексуально оголодать?

Мама, роди меня обратно.

И вот теперь практически все объединились против меня на почве ночного концерта Анфисы. Позавидовали, что ли? Или сами оргазм только симулируют? Но ревнуют точно. И интриги не замедлят появиться, и как бы не сейчас эти узелки завязываются.

Когда я лет пять назад читал описания ван Гулика[192] про гаремы докоммунистического Китая, то думал, что автор явно преувеличивал и сгущал краски, когда утверждал, что успешные богатые и сильные мужчины периодически сбегали от своих гаремов к проституткам, и последние становились для них отдушиной от распрей жен и наложниц. Тогда я автору не поверил. Гулик же утверждал, что дорогие китайские проститутки были сродни древнегреческим гетерам: образованны, начитанны, умели поддержать умный разговор, создать непринужденную атмосферу и красиво ухаживали за мужчинами.

Дома же китайцы не только не общались с женами, но даже не видели их и уж тем более не писали для них стихов. На стол подавали слуги. Жен, готовых к усладам, уже раздетых и завернутых в простыню, приносили в спальню на своих спинах евнухи. И не для удобства, а для безопасности хозяина; этакая страховка от нападения ревнивой жены. С ножом. И все их разговоры в постели с мужем сводились к интригам жен и их жалобам друг на друга. Никакой тебе любви и радости.

С гетерами же китайцам не надо было даже проявлять свою мужественность, они могли просто наслаждаться их обществом, вести при них переговоры с партнерами, отдыхать и угощаться, даже спокойно выспаться.

Не поверил я Гулику тогда, а вот сейчас такое зрю воочию. А у меня-то гарем не из глупых баб состоит, а как раз из самых лучших гетер Москвы.

— Бабы, вот только мозги мне барать не надо, не ко времени вы все это затеяли, — попытался я их тихонечко урезонить.

— Мы не бабы. Мы — женщины! — гордо заявила Антоненкова.

— У тебя сколько курсов института полностью закончено? — поинтересовался ехидно.

— А при чем тут образование? — не поняла Галя вопроса.

— При том, Галка, при этом. Женщина — это баба с высшим образованием. И больше ничего.

Пока Антоненкова хватала ртом воздух, раздумывая, как бы мне похлестче ответить, я еще раз быстро пробежался глазами по личному составу.

Есть!

Точнее, нет.

Нет единства в коллективе.

Таежницы сидят в отдалении сами по себе; винтовки чистят, раскидав на детали.

Альфия ни во что не лезет, крутится вокруг Бульки и кудахчет, как наседка.

Анфиса тоже в сторонке что-то шьет.

Как там Альфия любит говорить? На фиг, на фиг этот график.

Забычарил сигарету, встал да и рявкнул по-боцмански:

— Оружие почистили?! Предоставляем к осмотру!

Разрыв шаблона. Немая сцена.

— А если сейчас враг припрется? Чем отбиваться будете? — властно оглядел недоумевающих девок. — Оружие любит смазку, чистку и ласку. Пострелял — почисти! И оно тебя никогда не подведет, — сам удивился, когда понял, что разговариваю с ними интонациями моего первого боцмана в учебке.[193] — Кто не вычистит оружие, как следует, «завтракать будет в ужин», — рычал я на личный состав гарема.

А вот нехрен меня Фисой подкалывать, хотя бы и намеками.

И бунтовать против меня тоже нехрен.

— А кто хочет тут скандалы устраивать, могут это делать совершенно свободно, но… — сделал паузу и оглядел девчат, — только до ближайшего города. Всех скандалисток ссажу там не раздумывая. И скандальте себе сколько угодно, глядя на пыль, поднимаемую МОИМ автобусом.

И демонстративно сел чистить испанский кольт, поправив на траве специально для этого приготовленную тряпочку.

Альфия расстелила свою тряпку рядом со мной и театральным шепотом (таким, что на последнем ряду в самом большом зале слышно) поинтересовалась:

— А Фиску ты тоже чистить будешь?

Я, откровенно говоря, не понял, о чем это она. Только брови поднял недоуменно.

— Зачем мне Фиску чистить?

— Ты же вчера в нее стрелял, — и хохочет уже в голос.

Пришлось опустить глаза в детали пистолета, чтобы не сказать что-нибудь такое резкое и необдуманное, что потом может превратиться в постоянные подколки меня же самого. С них станется.

Прослушав очередной сеанс кобыльего ржания, поинтересовался у дежурных:

— А не много вас там, костровых? Двое на один котелок.

Костра как такового не было, был очередной «таежный керогаз», но не обзывать же их керогазчицами? Язык сломаешь раньше, чем договоришь.

Роза и Буля недоуменно уставились на меня сердитого.

— Но ты же сам… — Упершись в мой взгляд, Буля запнулась.

Не обращая на Булю внимания, ткнул пальцем в Шицгал.

— Роза, думаю, Буля одна справится с завтраком. Что там кашеварить-то? А на тебе контроль эфира — это сейчас самое важное. Быстро в автобус. И еду тебе туда принесут.