Глаз бури - Александра Торн

план приюта и открыл увесистую папку. Архивариус кардинала заботливо разложил все документы от самых ранних до недавних. Натан принялся неспешно перелистывать их, погружаясь в глубь времен. Он нашел письмо о благословении папы и задумчиво хмыкнул. Интересно, почему в руках кардинала простая деревяшка смогла преградить путь пакости с той стороны, а тут аж целое папское благословение не помогло? Неужто нынешний папа такой, гм, некачественный?

Бреннон добрался до пятнадцатого века, когда в кабинете вдруг зазвенело зеркало. Комиссар уже знал, как его включить, с третьей попытки смог правильно произнести заклинание и немедленно узрел багровую от ярости физиономию его преосвященства.

– Добр…

– Брат Бартоломео! – взревел Саварелли. – Чтоб мне сдохнуть! Нет, брат Бартоломео, чтоб ему опухнуть! Чертов архивариус! Молчаливый книжный червяк, будь он проклят! До него никому и никогда не было дела! Никто не замечал этого coglione, faccia di merda, cazzo di caccare!..

Бреннон, несколько оглушенной силой кардинальского гнева, поморгал и почти кротко спросил:

– Что у вас случилось? Какой еще брат Бартоломео?

Кардинал схватил лист бумаги и потряс им перед зеркалом:

– Figlio di putana!

Комиссар наконец понял, что Саварелли размахивает портретом, который брат Джованни набросал со слов ведьмы, и сердце Бреннона сделало такой кульбит от радости, что чуть не проломило ребра.

– Вы его опознали?!

– Опознал! – свирепо прорычал Саварелли. – Этот недоношенный урод больше двадцати лет проработал в нашем архиве! И никто, никто, даже я!..

– Ну, не убивайтесь так. – Бреннон жадно уставился на портрет, благо кардинал наконец перестал махать им, как флагом. – У нас наконец-то настоящий прорыв в расследовании! Черт побери! Да о такой удаче я даже и не мечтал!

– Удача! – горестно фыркнул Саварелли. – Чернокнижник двадцать с лишним лет просидел буквально у меня под носом, а я даже не понял… даже не догадался!

– Так это еще и сам чернокнижник?! – взвыл комиссар. Он-то подумал, что кардинал узнал одного из подельников, но… но… – Боже мой!

– Так тут подписано, – поспокойнее сказал его преосвященство. – Вот тут, где брат Джованни указал, кого именно описывала ваша ведьма. Как я мог такое упустить? Я же должен был догадаться!

– Если вас это утешит, – проговорил Бреннон, с трудом переводя дух от радости, – то мы долгие годы даже не догадывались о личности душителя детей из Хилкарна. Хотя у нас была гора улик. Расскажите о брате Бартоломео.

– Это мальчик-сирота, как вы и говорили, – угрюмо сказал кардинал. – Сходство с матерью Агнессой налицо, кстати говоря. Он стал доминиканцем, затем вошел в число инквизиторов. Сначала работал помощником архивариуса, потом архивариусом, но до старшего звания так и не продвинулся. Три года назад он заявил, что хочет отправиться миссионером в Терра Нова, покинул инквизицию, и с тех пор о нем никто не слышал. Миссионером! – вновь раскалился кардинал. – Черт его подери!

– Значит, ему сейчас примерно сорок пять лет. – Бреннон пристально вгляделся в портрет худого мужчины. Внешне он ничем не отличался от сотен и тысяч других иларцев – в молодости, наверное, даже был красив: правильные черты лица, высокий лоб, некрупный нос с горбинкой, густые брови и волнистые темные волосы с проседью, бородка, усы… Черт, ни одной выдающейся приметы! Ну хоть бы косоглазие было… – Кому еще вы показывали этот портрет? Сколько человек его узнало?

– Брат Джованни, почти сразу же. Я запретил ему рассказывать, но вы же понимаете, что мои люди общались с Бартоломео больше двадцати лет.

– А вы понимаете, что если чернокнижник догадается, что вы его узнали, он не постесняется сбросить на ваш палаццио бомбу?

– Черт, – прошипел кардинал.

– Кстати, что с подельниками? Кто-то их опознал?

– Нет. Так выходит, что портрет бесполезен?

– Вовсе нет, но использовать этот козырь надо с умом. Если мы начнем крутиться около бывшего дома вашего Бартоломео, допрашивать его соседей, показывать портрет – он мигом учует неладное. А вот когда настанет черед выманить его из норы, спровоцировать, заставить совершить ошибку…

– Думаете, такая пора настанет? – вздохнул Саварелли. – Этот тип так ловко от нас уворачивается, что я уже начинаю думать, будто он вообще не человек.

«Черт его знает», – подумал Бреннон. Редферн после облучения приобрел некоторые совсем не человеческие свойства.

– Что вы о нем знаете? Вы ведь общались с ним?

– Не так тесно, как служители архива. Проклятие! – простонал его преосвященство и с ненавистью уставился на портрет. – В том-то и дело, что я даже и предположить не мог! Это был тихий, молчаливый, дисциплинированный человек, всегда вежливый и трудолюбивый. Никто не сообщал мне о том, что он роется в книгах или интересуется знаками, словами или смесями.

– Однако ваш архив – отличное место, чтобы приобрести эти знания.

– Да. Вот потому-то, чтобы не допустить появления таких тварей, я тщательно слежу за тем, кого можно допустить к его секретным отделам. Далеко не все мои инквизиторы владеют, кгхм… знаниями.

– Попробуйте осторожно расспросить старшего архивариуса. Но портреты пока припрячьте, только пришлите мне копии. У меня есть кое-какая мысль насчет приюта Санта-Александра. Если она подтвердится, то у нас появится шанс выманить чертова ублюдка из его норы.

– Хорошо, – кивнул Саварелли. – Я прикажу брату Джованни сделать для вас копии.

Зеркало погасло, а Натан отправился в лабораторию, к мисс Эттингер. Сам он не знал, как установить связь с замком пиромана, и теперь досадовал на свое невежество.

«Надо бы еще и с Бройдом связаться, – запоздало подумал комиссар. – Доложить, в чем тут дело, испросить продления отпуска…» – и лишь спустя минуту до него дошло, что у шефа полиции нет никакого волшебного зеркала. Натан опустил голову и нахмурился. Всего год назад он бы ходил по дому Уркиолы с разинутым ртом, как ребенок на ярмарке, а теперь чудеса стали так же привычны, как картотека с личными делами преступников или обстановка в морге у Кеннеди. Как будто нормальный, человеческий мир то ли отдалился от него, то ли, наоборот, смешался с тем, о чем Бреннон никогда не хотел знать.

«Пора с этим завязывать», – решил комиссар и постучал в дверь лаборатории. Вот разберется с чернокнижником – и домой, к привычным уголовникам и поножовщине.

– Пегги, как ты себя чувствуешь? – спросил Бреннон.

– Хорошо, спасибо, – рассеянно отозвалась племянница. На вид она и впрямь казалась совершенно здоровой, но Натану не нравилось, как пристально смотрел на нее Лонгсдейл, будто искал признаки то ли болезни, то ли чего похуже. Консультант даже почти не глядел на портрет, который пристально изучали все остальные. Он был придвинут к зеркалу, чтобы Редферн и Маргарет тоже могли наконец взглянуть в лицо причине всех бед.

– А с виду обычный мужик, – пробормотала Джен. – Если б я не видела его в деле, ни за что бы не догадалась…

– Он как-то мутировал? – спросил комиссар.

– По-моему, нет, – ответила ведьма, и пироман, поразмыслив, тоже кивнул.

– Хоть это утешает, – вздохнул Натан.

– И что вы теперь намерены с этим делать? –