Ничего личного - Наталья Андреева

— Нет, вы все-таки обиделись. Если бы вы меня поняли… Вы не женщина. Да, я держусь за работу, потому что родители мои — простые люди. Не как у Таньки Ивановой. Мы впятером живем в двухкомнатной хрущебе, когда ее будут сносить и расселять — неизвестно. Может, через год, а может, через пять. А жить хочется сейчас, понимаете? Сейчас! Не через пять лет, и, тем более, не через десять. Когда сил уже не останется. Останется только завыть в полученных трех отдельных комнатах, потому что молодость прошла. Все деньги я отдаю маме, потому что она ухаживает за парализованной бабушкой. Брат учится, отцу постоянно задерживают зарплату. Да и получает он гораздо меньше меня. Я семью кормлю, вы понимаете? Когда мне хочется купить новую вещь, потому что неловко ходить на работу все время в одном и том же, мама начинает потихоньку скулить. Жаловаться, напоминать: Эльза, у нас стиральный порошок кончился, Павлику надо новые джинсы, старые совсем порвались, квартплату прибавили, папе опять задержали зарплату… Может, ты в следующем месяце купишь себе то, что хотела? А в следующем месяце повторяется то же самое. Это порочный круг. Бесконечный: все деньги уходят в унитаз или на одежду для Павлика, который, по маминым же словам, когда вырастет, все отдаст. Да ничего он никогда не отдаст! Он все как должное принимает! Как будто я его рабыня! И всю жизнь будет так делать. А мне некуда деться. Просто некуда. Я из этого круга вырваться не могу. Поэтому, чтобы изменить хоть как-то свою жизнь, я на все согласна: и на замужество это нелепое, и…

— Что еще?

— Так… Как будто я одна такая!

— Это уж точно! Вам не повезло: вы принадлежите к большинству. Или повезло? Принадлежать к большинству полезнее, чем к меньшинству. Взять, к примеру, вашу же фирму. Но в данном случае, это невезение. И большая часть населения нашей великой и могучей страны живет бедно. А некоторые и нашу с вами жизнь считают за роскошь. Могу рассказать про свои материальные трудности: квартира у меня, правда, отдельная, осталась за моей женой, когда бывший муж пошел под суд за убийство. Зарплата тоже от государства, а оно щедростью и пунктуальностью не отличается. То есть, деньги задерживают. Жена учительница, причем в обычной общеобразовательной школе, а не в дорогом модном лицее. Что еще? Да, ребенок. Усыновленный мною. Денег хватает дотянуть до очередной выплаты государством неоднократно задержанного. Как все, делаю долги, когда совсем прижмет, еду к маме за заготовками. Огурчики, помидорчики. И наша любимая картошка. Мама у меня, кстати, пенсионерка, ей надо помогать. Отца нет. Машины не имею, в рестораны не хожу, одежду покупаю на самом дешевом рынке. Только вас все равно не понимаю; хотя мы вроде бы товарищи по способу выживания.

— Вы мужчина, вам проще.

— Да? И кто это сказал, что мужчинам проще? То, что мы не рожаем и аборты не делаем, это, конечно, существенно облегчает нашу мужскую жизнь. Но, с другой стороны, женщина всегда может спрятаться за свою слабость, за беременность, роды, за изначально отведенное ей положение второго лица. Которое выглядывает из-за спины мужчины. А куда спрятаться мужчине? За какие слабости, если они ему по должности не положены? Женщина может и без работы остаться, годами дома сидеть, никто ее не упрекнет, потому что она женщина. А мужчина — добытчик, кормилец. Если семья живет бедно, позор ему, а не жене. Всем всегда и все достается поровну, запомните это. Если бы люди могли меняться друг с другом своими ношами, они бы поняли, что беды у них разные только по сути, но не по весу… Спасибо, что вы пришли сюда извиниться, могли бы просто сделать вид, что ничего не случилось. Тем более, что мы с вами завтра расстаемся. Окончательно. Не думаю, что придется где-нибудь еще пересечься, так что можете не терзаться: завтра все кончится.

— Да? Так вы не будете искать, кто убил Пашу и Валеру?

— Я похороню эту тайну в глубине своей оплеванной души! — торжественно заявил Леонидов, положив руку на тарелку с остатками бутербродов вместо положенной Библии. — Клянусь! Вы успокоились?

— Не знаю. Как-то не по себе.

—А это, милочка, совесть. Грызет червячок-то?

— Меня просто знобит. И токсикоз.

— Ну да. Идите к себе в номер, может вас вырвет.

— Фу!

— А что? Не держать же в себе всю эту дрянь?

— Да? Так я пойду. Спокойной ночи.

— Где уж. Покой нам только снится, — пробормотал ей вслед Леонидов, плотнее закутываясь в одеяло.

Реверансы Эльзы были ему не вполне понятны. Что она там задумала? Неспроста этот визит. И перемена показаний неспроста. Здесь кроется какая-то тайна. А тайны Леонидов обожал. И, видимо, не он один.

Когда Эльза скрылась в своем номере, и раздался скрежет ключа в замочной скважине, он громко и отчетливо сказал:

— Татьяна, выходите! Там дует у двери.

Раздался скрип двери, которая после его слов открылась, и жена трагически погибшего управляющего Валерия Иванова неуверенно вышла в холл. Пытаясь приглядеться в темноте.

— Диван здесь, — сказал Алексей. — И я на диване тоже здесь.

— Как вы узнали, что я подслушиваю? — спросила Татьяна, подойдя к дивану. И опускаясь на место, еще не остывшее от сидения на нем Эльзы.

— Во-первых, у меня тонкий слух. Я уловил, как скрипнула дверь. Во-вторых, вы громко дышите. А в-третьих, я ни за что не поверю, что резкая смена настроения Эльзы обошлась без вас. Вы следите за тем, чтобы она чего-нибудь лишнего не сболтнула? Ну и как? Она справилась?

— Откуда вы знаете, что это я ее уговорила?

— Вчера при выносе тела вы так по-семейному держались рядышком, — скромно сказал Алексей. — А еще поутру за волосы друг друга таскали. Значит, нашли-таки общий интерес?

— Я все равно ее ненавижу. Ненавижу!

— Не сомневаюсь. Но что-то вам от нее надо?

— Не ваше дело.

— Как это оригинально! Вы, сотрудники фирмы «Алексер», словно сговорились. «Это не ваше дело!» — слышу я от каждого. Получается, что ничье дело не мое. Сам-то понял, что сказал? — и он тяжело вздохнул. — Хорошо, пусть и это будет не мое дело. Бедная Эльза! Как она любила вашего мужа! Безумно любила! Даже ребенка от него оставила, хотя ей, бедняжке, тяжело придется. Вот это любовь! В наше время редкость.

Он так расчувствовался, что чуть слезу не пустил. Но ожидаемый эффект был достигнут: Татьяна разозлилась.

— Что? Любовь? Да вы ничего не знаете! Она мерзавка! Она жадная, расчетливая тварь! А какой прикинется овечкой: ах, как мне тяжело кормить семью, ах, как я любила бедного Валеру! Если бы любила, ни за что бы не согласилась отдать мне ребенка.

— Как это отдать? — опешил он.

— Очень просто. Были бы деньги, можно все устроить. Она будет беременной ходить, а я подушку на живот навешу. Всем знакомым скажу, что жду ребенка от Валерия, потом мы ляжем в один роддом, она родит и сразу подпишет все бумаги, а ребеночка заберу я. Мы ей с мамой много заплатим. А маленький будет похож на Валеру. Так что вопросов ни у кого не возникнет. Про суррогатных матерей слышали?

— Вы что, это серьезно?

— А зачем ей ребенок? Сами слышали, что им жить не на что. Когда она замуж должна была выйти за Сашу Иванова, это всех устраивало, а теперь что? Да ей мама житья не даст! Им только деньги нужны, а если все на ребенка уходить будет? Вы знаете, сколько все это стоит? Коляска, памперсы, детская одежда, роды, а если у Эльзы молока не будет? Детское питание такое дорогое! Да что сейчас не дорого? А мы с мамой все устроим по лучшему разряду: хороший роддом, отдельная палата, со мной, конечно, на другой койке, полноценное питание, лекарства. С работы я все равно теперь уйду: что там делать? Знать будут только те, кто работает на фирме, да мы с ними просто не будем встречаться. И общаться. Я живу в другом районе, в элитном доме, у нас в подъезде охрана. Это другой мир и другая жизнь. Все знакомые будут уверены, что это мой ребенок.

— Долго вы ее уговаривали?

— Кого, Эльзу? Она не дура. Сразу поняла, что такой шанс не часто выпадает. Им же денег постоянно не хватает, а так, положат доллары в банк, будут неплохо жить на проценты. Да и затрат никаких. Ни затрат, ни хлопот. Я и на самом деле не могу иметь детей. У меня… Да вам этого не понять… И лечилась, и в больницах лежала, чуть ли не к кровати привязывали. Пять раз уже пробовала. Врачи сказали, что ничего с этим не сделаешь, а мне скоро тридцать. Чужого ребенка я не хочу, мало ли кто попадется, если будешь усыновлять? А тут от собственного мужа, да и у Эльзы с наследственностью все в порядке.

— Вы уже и справки навели?

— А что? Я хочу нормального, здорового ребенка, что тут плохого? У меня есть средства, чтобы его вырастить.

— Мамины средства. А если с ней что-то случится, не пожалеете, что взяли ребенка? Все-таки не свое?

— Я работу всегда найду, у меня хорошее образование, — сухо сказала Татьяна. — А отдельная квартира у меня есть. Трехкомнатная, между прочим, и шикарно отремонтирована. И дача есть, и машина, и деньги на счету у родителей. Они будут рады внуку. Я уже все решила.