Бездна смотрит на тебя - Надежда Лиманская

— Если к часу дня денег не будет, я продам квартиру другим! Если и цену подниму, будьте уверены, претендентов навалом! Согласны?! Жду! — Мать рассмеялась. Дочери знаком был этот смех: задуманное матерью воплощалось. Без малейшего отклонения.

И тут прозвучал звонок.

В дверь.

Девушка затряслась от страха. Затем выглянула так, чтобы её не заметили. На пороге стоял мужчина. Выше среднего роста. Хорошо одетый. Длинный плащ и шляпа. Он молчал. Снял мягкую серую шляпу, нервно теребя, взглянул на женщину. Серые глаза на приятном интеллигентном лице вопросительно и мрачно вонзились в лицо матери.

— Что это значит? Я ничего не понимаю! Объясни! Что происходит?! Мы же хотели…

— Т-с-с! Тише! Дочь услышит! Объяснения нужны? — Неожиданно язвительное, — а ты мне кто? Между нами всё кончено! — И нарочито грубое. — Уходи! Прошу! Не нужен ты мне!

Она видела, как мужчина продолжал смотреть в лицо матери, затем резко повернулся и вышел.

— Он же любит тебя! — она не выдержала, вышла из укрытия. — Как ты можешь, мам?!

Мать очень медленно повернула к ней мокрое от слёз лицо.

— Такова жизнь! — взяла дочь за плечи, слегка тряхнув, с болью произнесла:

— Ты! К сожалению, только ты мне всех дороже! Поняла?! Остальное… Боже! Что же ты наделала! Дочка! — Тяжело вздохнув, отвернулась. Опустив руки, подошла к двери. С горечью взглянула на неё, словно на живое существо. Уткнулась лбом. Впервые в жизни она видела как беззвучно, горько рыдает мать.

Москва! В этот праздничный звонкий город она влюбилась с первой минуты. После холодного и серого, как ей казалось, Ленинграда, здесь было живее и ярче. Как-то проще, но агрессивнее. Это сочетание простоты и агрессии, — стремительный, вечно спешащий поток людей, — ей, определённо, очень нравился. Исчезнуть, затеряться здесь, и впрямь, было не сложно.

Очень раннее утро, почти рассвет, а суета и спешка в самом разгаре. Лишь автомобили, словно призраки в рассветной мгле.

Сейчас ей было, на удивление, легко и весело, хотя мучила и томила неизвестность: что на этот раз скажет мама, — дочь не пришла ночевать. В очередной раз. Заметив постового, рванула к нему, игнорируя движение транспорта.

— Закурить не найдётся?

Молодой симпатичный инспектор ГАИ повернул лицо. Собрался, было, «отбрить» нахалку. Встретил блеск горящих глаз. Глубоких и синих, как небо в родном далёком городке у моря. В долю секунды, всему вопреки, взгляд скользнул по высокой, не по годам, груди, тонкой талии, красивым стройным ногам. Покраснел.

— Простите! Что? — перекрикивая гул автомобилей, заглянул в лицо. И пропал.

— Сигарета есть?

— Не курю! — растерялся. Затем: — Сейчас! А ну, подожди! Один момент! — Взмахнув полосатым жезлом, тут же остановил автомобиль. Перебросились несколькими фразами с водителем. Вернулся к ней, счастливо улыбаясь:

— Держи!

— Ух, ты! Мальборо?! Спасибо! Слушай, а ты, ничего! Смешной! Запиши-ка, телефон!

Парень с готовностью бросился искать по карманам бумагу.

— Ручку дай! — приказала властно, по-королевски. Записала номер домашнего телефона на внутренней стороне обёртки от жвачки, купленной в «Берёзке» на чеки, что так щедро одарил её один… Внезапно стало тошно и неприятно. Поспешно:

— На, вот! — быстро протянула. — Звони! Только так и представься, — инспектор ГАИ! Понял? На тот случай, если мать поднимет трубку! Пока! — бросилась снова сквозь поток автомобилей.

— Погоди! — послышалось в спину, не оглянулась. — Сумасшедшая! — уже тише произнёс молодой инспектор. Прочитав имя девушки на мятой обёртке, запомнил номер телефона, затем, бережно сложив, воткнул в корочку удостоверения.

Благодаря ловкости, вкусу и деньгам матери, непонятно откуда взявшимся в таком количестве, их маленькая семья вновь прекрасно устроилась, поселившись в очень приличном доме, — «сталинке», на Фрунзенской Набережной. Раздавая взятки направо и налево, мать быстро обзавелась связями и приобрела на первое время самую необходимую, но очень красивую и дорогую импортную мебель, а также ковры и сервизы. Когда вошла, открыв дверь своим ключом, неслышно, как ей казалось, собираясь прошмыгнуть в свою комнату, увидела мать. Скорее всего, та не сомкнула глаз и провела беспокойную ночь на ногах. Девушка заметила тёмные круги вокруг глаз. Мать сидела за столом, просматривая газеты, пила кофе.

— Явилась? Блудница Вавилонская! — констатировала, не глядя и не отрываясь от газеты, держа в руке красивую фарфоровую чашку. Совсем не злилась. Дочь знала: это, пожалуй, хуже любого скандала.

— Садись! Пей кофе и на занятия! Поняла? — приказала мать.

Повинуясь, согласно кивнув, бухнулась на стул и с жадностью стала поглощать один за другим бутерброды.

— Скажи-ка, мне, красавица моя! — раздался вскоре вкрадчивый голос матери, она некоторое время наблюдала за дочерью.

— Когда в последний раз у тебя были месячные? Вижу, «этот» самый процесс пришёлся тебе по вкусу! Да?!

Дочь с испугом уставилась на неё.

— Шёл как-то один фильм. Итальянский. Так вот там дочь твоего возраста и мать изнасиловали фашисты. И дочь, в конце концов, стала шлюхой. Понравилось! Что смотришь? Неприятное слово? Учти! Пустишься во все тяжкие, отправлю на БАМ! Будешь рельсы укладывать! Поняла?!

Сердце рвалось от боли и жалости к дочери. Тем не менее, взглянула сурово и пристально. Девушка, опустив глаза, сжалась. Что бы там ни было, — уверена: только мама выручит и поможет. Ведь так было всю её жизнь.

Мать устало опёрлась локтями о стол, обхватив тонкими пальцами подбородок.

— Мы приехали в Москву… Подожди… пять месяцев назад! Так? — продолжила мать, подсчитывая.

— Ой! — вскрикнула та.

— «Ой»! — передразнила. — Понятно! Значит, я права! Смотрю и удивляюсь, отчего это мой ребёнок поправляется? Расцветает на глазах? — Иронично, постукивая кончиками пальцев по столешнице. — Что делать будем?

— Ой! Мамочка! Не знаю я! — Побледнев, отодвинула чашку, закрыла лицо руками.

— Аборт делать поздно! Значит, будем рожать! — окончательно добила мать.

— Рожать?! Мне? Да ты что?! Мама! Я ещё слишком молода! — Запричитала. — Не хочу я! — Истерически: — Не хочу я его рожать! Какая гадость! Фу!

— Хватит! — вставая, не сдержалась мать, стукнув кулаком по столу. Немного постояв, и, глядя мимо дочери, присела снова.

Неожиданно улыбнулась, задумчиво проговорила, будто внушала кому-то:

— Ребёнок! А ведь это замечательно! Да и с работой повременю, пожалуй! Нам, троим, хватит на всё! Но… — Огорчённо взглянула на дочь. — Дурочка ты! Глупая совсем! Ну, вся в отца!

Девушка, ожидая чего-то, обиженно, но с надеждой продолжала смотреть в лицо матери. Затаив дыхание, ждала и очень надеялась услышать привычное: «Что-нибудь придумаем, милая! Ни к чему тебе лишние хлопоты!». Но следующая фраза заставила застыть от ужаса.

— Ничего! Ты здоровая, крепкая, даже не тошнит по утра. Если за столько времени даже не почувствовала… Голова не кружится? Что ж, это замечательно! — Внимательно разглядывая ногти, проговорила: — К тому же, скоро живот полезет! Надо что-то шить на заказ, всё равно в магазинах ни черта не купить! Да и ребёнку — преданное! — Снова налила себе кофе. — Этот учебный год как-нибудь дотянешь, а летом — в деревню! — Очень жёстко добавила. — Там и родишь, и отдохнёшь! Никаких абортов! Даже не думай!

Дочь, рыдая, выскочила из-за стола, послышался шум, затем громкий стук. Дверь захлопнулась.

— Глупая! — глядя ей вслед, с усмешкой повторила женщина.

Глава 22

— И старый клич я подымаю: да вечно здравствует Москва! — Валерий смешно развёл руками, затем, опуская их, захватил, дурачась, Леру в объятия.

— Я была в Москве ещё подростком, с мамой! — сообщила она, осматриваясь. — Ты же знаешь, что такое гиды. Экскурсовод — автобус — гостиница. Ну, нисколько не понравилось! А теперь…

— Лерка! Только не вздумай здесь, и сейчас сравнивать Петербург и Москву! Только не это! Умоляю!

В ответ она рассмеялась.

— Как ты узнал? Именно с этого я хотела начать…

— Господи! Да все так делают! На протяжении всей истории! — Насмешливо глянул на женщину. — Новички особенно!

— Валери! Ты хочешь сказать: я не оригинальна? О’кей!

— Послушай, дружок! — серьёзно произнёс Валерий, провёл по жёсткому ёжику волос. — Давай поступим таким образом.

Кратко изложил свой план. Леру он проводит к той самой племяннице её бабушки, а сам — к бывшей тёще, друзьям.

— Не обижайся, стриж! — Грустно: — И ещё. Я должен побывать на кладбище. Давно не был на могиле марины. — Нервно сунул руки в карманы куртки. — Это займёт немало времени. Наверняка могила запущена. Мать Марины очень пожилой человек. В общем, ты понимаешь…

— Понимаю! — посмотрела в глаза. — Значит, до завтра!