Маленький чайный магазинчик в Токио - Джули Кэплин

посмотрела.

– Ты же удалишь все эти снимки… да?..

– Конечно! – сказал он беззаботно и как-то слишком поспешно, а затем вернулся к просмотру сделанных фотографий, периодически кивая и проводя рукой по рту, пока их рассматривал.

– Обещаешь?

Или это глупо быть таким параноиком? В конце концов, зачем Гейбу хранить ее фотографии?

Когда прибыл актер со своей огромной свитой, весь номер внезапно наполнился людьми – было очень много поклонов. К счастью, все говорили по-английски, а рекламщица из кинокомпании (невероятно модная резкая девушка в кремовых брюках-кюлотах, ярко-красных мокасинах, носках до щиколоток и рваной футболке) со всеми ее познакомила. Фиона кивала и кланялась, когда ее представляли визажисту, его помощнику, агенту Кена, помощнице агента и стилисту, а также ее помощнице, тащившей вешалку для одежды, на которой висело по меньшей мере шесть деловых костюмов и обширный выбор повседневной одежды.

У Фионы расширились глаза при виде всех этих ненужных людей, и она повернулась к Гейбу, который просто закатил глаза и, проигнорировав всех, направился прямо к Кену.

– Привет, Кен! Рад снова тебя видеть!

– Габриэль. Здорово, что встретились!

После быстрого поклона они пожали друг другу руки, крепко и по-мужски – явно были хорошо знакомы. Было нетрудно догадаться, что эти двое хорошо друг к другу относились.

Кен был одет в темно-синий костюм, такой гладкий и шелковистый – без сомнения, чрезвычайно дорогой, и, как и предсказывал Гейб, актер держался очень спокойно и уверенно.

– Хорошо, давайте начнем! – сказал Гейб, хотя «свита» все еще суетилась: девушка-визажист расставляла кисти и различные баночки на приставном столике сбоку, стилисты перебирали вешалки на поручне, в то время как агент шептался со своим помощником.

– Я бы хотел, чтобы ты сел здесь, – Гейб подвел актера к дивану.

Одна девушка-стилист бросилась к ним, держа в каждой руке по вешалке с костюмами, и быстро затараторила по-японски. Кен покачал головой, провел пальцами по костюму на нем и снова покачал головой. Ее лицо исказилось от разочарования, но Кен улыбнулся.

Кен говорил спокойно и неторопливо, и Фиона догадалась: он пытался донести до нее мысль, что ему ничего не нужно. С возмущением на лице стилист и ее ассистентка вернули костюмы на вешалку.

Затем подошел один из визажистов с напудренной кисточкой, и Фиона вздрогнула, увидев суровый блеск в глазах актера.

Гейб поднял руку.

– Мы делаем несколько пробных снимков, – сказал он умиротворяюще. – Пока только посмотрим несколько позиций, поработаем со светом, а потом решим, как будем снимать.

Фиона заметила, что он подмигнул Кену.

Кен кивнул и заговорил со свитой, которая перестала возиться и болтать без умолку. Что бы он ни сказал, это явно их успокоило.

– Знаете что, – сказал Гейб, – почему бы всем не сделать перерыв, пока мы готовимся?

Кен перевел и проводил всех к двери.

Губы Фионы дрогнули, когда она поняла, что эти двое просто так по-тихому очистили комнату.

– Фух, так-то лучше, – сказал Гейб. – Я слышу свои мысли. Возможно, мы сможем управиться за полчаса, Кен!

– Хорошо! Очень хорошо! – Его глаза блеснули. – А это кто?

– Это моя новая ассистентка, Фиона. И с ней не будет никаких проблем.

– Я в этом даже не сомневаюсь, Гейб, – он повернулся к Фионе с вежливым кивком. – Он бы этого не допустил. Итак, где ты хочешь, чтобы я расположился?

Следуя инструкциям Гейба, Кен откинулся на спинку дивана в точно такой же позе, которую всего сорок минут назад приняла Фиона. Но когда дело дошло до кадра, где он наклонился вперед, поставив локти на колени и глядя прямо в камеру, Фиона почувствовала внезапное воодушевление Гейба; словно по его коже пробежал творческий зуд.

Гейб переместил отражатель света в новое положение и попросил Фиону немного его приподнять, направив свет на очень красивое лицо актера. Кен одарил ее теплой улыбкой, и она застенчиво улыбнулась в ответ. Гейб был прав – у него было обаяние и не поддающаяся определению харизма.

– Прекрасно! Продолжай улыбаться Фи! Сделай вид, что она одна из твоего легиона поклонниц! Даже несмотря на то, что до сегодняшнего дня она никогда о тебе не слышала.

– Гейб! – запротестовала Фи, но Кен откинулся назад и расхохотался, легко и непринужденно, а камера щелкнула и зажужжала, запечатлевая кадр.

В течение следующих двадцати минут Гейб поддразнивал актера, который отвечал с хорошим юмором (очевидно, самоирония – одна из главных черт его характера), и все это время Гейб двигался быстро и спокойно, делая панорамные и портретные снимки, поворачивая камеру то в одну, то в другую сторону. Приседая, наклоняясь и растягиваясь в разных положениях, элегантно, как балетный танцор, несмотря на то, что фигура у него была как у регбиста. Фиона наблюдала. Неудивительно, что он стал легендой. Было что-то неуловимое в его полном контроле и чувстве цели. Он точно знал, что делает, и излучал уверенность в себе.

Он откинул волосы с лица, голубые глаза светились от энтузиазма, и она замерла – ее сердце остановилось и сжалось. Ее восемнадцатилетняя «я» не понимала и половины этого. У нее пересохло во рту, когда она взглянула на его подтянутые бедра – он присел, чтобы сделать еще один снимок, на его ловкие пальцы, держащие камеру. «Капец, капец, полный капец!»

Нет! Ей нельзя ничего чувствовать! Этот бурный прилив эмоций. Она смотрела на него, и в груди разгоралось тепло. Мускулистые плечи. Широкая грудь. Подтянутые бедра. Она запретила себе представлять, каково это: эти руки прижимают ее к этой груди. Запретила быть влюбленной, сраженной наповал этим Гейбом, черт бы его побрал, Бернеттом. Он был для нее недосягаем. Слишком искушенным. Слишком уставшим от жизни. Слишком циничным. Слишком самонадеянным. Слишком чертовски талантливым. Слишком чертовски великолепным. Слишком во всем!

Но было уже поздно… что бы ни думал ее мозг, у этого дурацкого органа, который должен был отвечать за перекачку крови по всему телу, были другие планы…

Фиона почувствовала, как по телу пробежала горячая волна и зарделись щеки, – ей стало жарко, совершенно не по себе. Она подошла к балкону и прижалась щекой к холодному стеклу. Что, черт возьми, ей теперь делать? Однажды она уже выставила себя полной дурой из-за Гейба Бернетта; ей никак нельзя это повторять.

Все и так было очень плохо – у нее помутилось сознание, но тут будто гром среди ясного неба: Гейб повернул камеру в ее сторону и щелкнул.

– Что ты делаешь?! – Ее голос прозвучал визгливо и панически.

– Извини, просто показалось, что затвор как-то заедает; решил сделать пробный снимок. Не волнуйся, получилось совершенно не в фокусе – позади тебя