Наполеон и женщины - Ги Бретон

Обращаясь к дочери графа Беньо, он ухмыльнулся:

— А, черт возьми, я должен был узнать Вас по носу, он у Вас такой же громадный, как у отца!

А этот диалог, услышанный каким-то свидетелем, сообщает нам Стендаль;

— Ваше имя?

Молодая женщина краснеет.

— Монтескье.

— А! Это действительно славное имя.

Молодая женщина думает, что император иронизирует, и лепечет:

— Он был честный гражданин…

— Да нет же! Он был великий человек.

Потом Наполеон оборачивается к соседке мадам де Монтескье и презрительно роняет:

— До чего ж глупа эта женщина! Она и не слыхала о своем однофамильце…

* * *

Несмотря на такое хамское обращение, дворцовых дам по-прежнему при мысли об императоре охватывала любовная дрожь.

Наконец, Наполеон выбрал себе любовницу в этом влюбленном «женском эскадроне». Мадам Дюшатель, жена государственного советника и генерального директора, обладала пылким темпераментом, которому муж, по своему возрасту, уже не мог соответствовать. Поэтому она легко уступала домогательствам других мужчин. Она была очень красива. Герцогиня д'Абрантес пишет, что «во взгляде ее огромных продолговатых синих глаз с густейшими ресницами было непобедимое очарование… эти глаза могли выражать все, что она желала, — кроме искренности, потому что скрытность была основой ее характера и поведения…»

На первом же свидании в маленькой потайной спальне при кабинете императора мадам Дюшатель и Наполеон поняли, что они созданы друг для друга и для великих подвигов в любовных битвах. Первый постельный опыт несомненно, был счастливым предзнаменованием блистательного будущего.

Но ревнивая Жозефина уже почувствовала свою новую беду и, как сообщает нам Жозеф Тюркен, «мобилизовала весь свой штат шпионов, чтобы уличить супруга в измене».

Наполеон, осведомленный о ее намерениях полицией, решил не подвергать новую любовницу опасности быть застигнутой в коридорах Тюильри в неурочные часы. Он сам вечером крался босиком в ее комнату.

Послушаем Констана:

"Каждый вечер император выжидал, пока все во дворце заснут, и крался переходами в комнату мадам Дюшатель, в кальсонах, без чулок и туфель. Однажды он так задержался, что это грозило скандалом. После этого я, по распоряжению императора, стал договариваться с горничной мадам Дюшатель, что она время от времени будет напоминать своей госпоже, который теперь час.

Тем не менее случилось так, что взволнованный император, возвратившись к себе, рассказал мне, что наткнулся у дверей потайной комнаты на горничную императрицы. Кляня любопытство женского пола, он послал меня к юной шпионке из «вражеского лагеря» с приказом держать язык за зубами и не попадаться ему более на пути, не то она будет выставлена из дворца. Я добавил к этим угрозам более мягкое средство увещевания — ведь молчание можно и купить — и чтобы то ни было, страх или благодарность, но любопытная служанка не проболталась".

Несмотря на все предосторожности, Жозефина вскоре получила доказательства измены и закатила страшный скандал, которым наслаждался весь Двор.

* * *

Маршал Бертье давал вечер, на который были приглашены император и императрица. Наполеон, желая усыпить подозрения Жозефины, был с ней необычно предупредителен и галантен. Результат был обратным — она встревожилась, и с поджатыми губами искоса внимательно следила за ним. Когда он подал ей тарелку, взяв ее из рук пажа, тревога ее усилилась. «Она по опыту знала, — сообщает нам Фавр, — что за подчеркнутым проявлением нежных чувств к жене скрывается похотливая тяга к какой-то новой юбке».

Она не ошиблась. Император, обойдя вокруг стола, остановился между мадам Жюно и мадам Дюшатель, которые протягивали руки к блюду с оливками.

Императрица, не спускавшая глаз с Наполеона, увидела, как он схватил блюдо и подал мадам Дюшателъ со словами:

— Но лучше бы Вам не есть оливки вечером, это вредно!

Заметив мрачный подозрительный взгляд Жозефины, Наполеон обратился к другой соседке, но и ей невольно высказал свое чувство к мадам Дюшатель:

— А Вы, мадам Жюно, не едите оливок? Вы поступаете правильно… и даже вдвойне правильно… Вы правы и в том, что не подражаете мадам Дюшатель — она ведь неподражаема.

Услышав этот комплимент, мадам Дюшатель вспыхнула румянцем; императрица заметила ее волнение. На следующий день она пригласила мадам Жюно на завтрак и стала расспрашивать, о чем говорил Наполеон с нею и ее соседкой на обеде у Бертье.

— Император был очень весел. О чем он говорил с Вами, наверное, о предстоящем отъезде в Испанию?

— Да, мадам, он говорил мне, что француженка должна быть особенно элегантной в чужой стране, и хвалил мои туалеты.

— Ас мадам Дюшатель он тоже говорил о туалетах? — спросила Жозефина притворно-равнодушным тоном.

— Нет, мадам, насколько я могу припомнить, он говорил ей, что вечером вредно есть оливки. Жозефина язвительно рассмеялась:

— Если уж он взялся давать ей советы, то должен был сказать еще, что смешно изображать из себя Роклану, имея такой длинный нос!

Потом она порывисто отошла к камину и, взяв в руки только что напечатанную книгу мадам де Жанлис о мадемуазель де Лавальер, показала ее мадам Жюно:

— Вот книга, которая вскружила головы костлявым блондинкам! Они все уверены, что станут фаворитками! Как бы не так!

Бедняжке мадам Жюно пришлось выслушать за завтраком немало сетований и признаний. Императрица стонала, скрипела зубами, пронзительно бранила соперницу и строила планы мщения, а за десертом разразилась рыданиями:

— Подумать только, всего десять дней назад император приходил ко мне в спальню. Какую мы провели чудесную ночь… Он был нежен и пылок, словно молодой лейтенантик!

И она без всякого стеснения подробно рассказала о том, что выделывал Наполеон в кровати и даже на прикроватном ковре.

Мадам Жюно слушала с раскрытым ртом, не упуская ни одной пикантной детали; впоследствии, рассказывая об этой сцене, она потрясла салоны Лиссабона.

Но вошел император, и мадам Жюно ретировалась. чтобы не быть свидетельницей ссоры. Супруги остались наедине.

Жозефина швырнула на пол тарелку и, воздев руки к небу, запричитала, что она — несчастнейшая женщина в мире. Эта фальшиво пропетая старая ария взбесила Наполеона. Властным жестом он призвал ее к молчанию.

— Вы должны подчиняться мне во всем. На все Ваши жалобы я отвечаю: «Я — это я». Я — господин мира, и не подчиняюсь никому.

После этого он разбил несколько тарелок, один графин, разорвал скатерть и выбежал из комнаты.

Эта сцен" ничего не дала Жозефине — она не получила доказательства того, что мадам Дюшатель — любовница ее супруга.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});