Метро 2033: Обмануть судьбу - Анна Калинкина

– Вы – красавица, – искренне сказал Айрон.

– Да бросьте вы, – она отмахнулась, явно польщенная, браслеты весело зазвенели. – Да, на чем мы остановились? Юра им праздники устраивал на Новый год, он для них сам был, как Дед Мороз, как волшебник. В общем, все это недовольство копилось-копилось, да и выплеснулось наружу, люди стали требовать, чтоб он убирался со станции, и он согласился, только попросил день на сборы. А в следующую ночь действительно ушел. Да только не один.

– Он увел с собой детей, – догадался Медный. – Черт! – крикнул он, вспомнив, как собирались вечером на поверхность Крот, Федор и Искра, обмениваясь многозначительными взглядами, думая, что никто этого не замечает. – Подождите меня, – сказал он опешившей женщине.

– Да куда ж я отсюда денусь? – усмехнулась она. – И спешить мне уже некуда.

Он помчался обратно, но встретил только Следопыта. Ни Крота, ни Искры, ни Федора поблизости не оказалось. Он кинулся в палатку, принялся рыться в вещах – так и есть, их костюмы химзащиты тоже отсутствовали.

– Где они? Ушли?

– Да, хотели наверх сходить, по магазинам ближайшим пошарить, жратвы какой-нибудь принести, – невозмутимо отозвался Следопыт. – А что?

– Да ведь они наверняка в парк пошли!

Следопыт пожал плечами. Казалось, его это не удивило.

– Чего волноваться? Дело молодое. Придут… наверное. Нагуляются, жрать захотят – вернутся.

– Черт, – повторил Айрон. – Как я сразу не догадался? Тогда, в прошлый раз, духи парка уже взяли свое, получили свою жертву. Но хватит ли им этого? Кого они возьмут на этот раз? Кто будет следующим?

Следопыт искоса посмотрел на него. Айрон опомнился.

– Скоро вернусь, – буркнул он и отправился назад, к Валентине. Надо было узнать как можно больше. Те давние события могли дать ключ к происходящему.

По пути он увидел женщину, баюкавшую сверток в замызганном одеяльце. Мужик пытался сверток отнять, никто почему-то не обращал на них внимания, женщина тихо выла. Вдруг сверток упал, Айрон подхватил его. Все произошло слишком быстро. Женщина вырвала сверток у него из рук. Айрона больше всего испугало то, что из одеяльца не раздалось ни звука.

– Убился? – испуганно спросил он, наклоняясь, пытаясь увидеть, что там у нее.

Женщина прижала сверток к себе. Уголок одеяльца отлетел, на Медного смотрела морда игрушечного медведя, невероятно грязного, с желтыми стеклянными глазами.

– Отдай, – занудил опять мужик, – не велено игрушки держать, от них зараза и анти… антисанитария.

Он вновь схватился за сверток, но женщина вырвала его и юркнула в палатку. Айрон пошел к Валентине, чувствуя, что руки у него трясутся.

– Почему вы такой бледный? – спросила она. Медный описал сцену, случайным свидетелем которой только что стал.

– А, это Терехина, – сказала Валя. – У нее как раз сын ушел с Морозовым, после этого она и сошла с ума, бедная женщина. Так-то она тихая, если у нее не отбирать ее кулек, даже пользу приносит, помогает на кухне. Но комендант решил, что мягкие игрушки – рассадник заразы. Наверняка ему это внушил Владник, комендант под его дудку пляшет, все по его слову делает. Оставили бы уж беднягу в покое.

– На чем мы остановились? Морозов увел детей?

Женщина отхлебнула чаю, зябко передернула плечами.

– Да. И ладно бы только сирот, но возле него крутились и те, у которых были здесь отцы или матери. Так вот, кое-кого из них тоже недосчитались в то утро. Как и сына коменданта.

– Как же они прошли? У вас же часовые стоят на входе и выходе?

– Да очень просто – связали часового, рот заткнули. Морозов же их и приемам самообороны учил. А посты у нас здесь стоят символические – старики, в основном, иногда даже старухи. Какого нападения ждать – с одной стороны Текстили, с другой – Рязанка. За столько лет уже успели познакомиться, почти все друг друга знали – тут ж как в деревне, все на виду.

Немногих оставшихся на станции детей допрашивали, они твердили, что знать ничего не знают. Родители подняли крик – кое-кто из детей все же оставил записки, попрощался. Вспомнили, что Морозов в свое время несколько раз делал выходы со старшими на поверхность, в парк. Подумали, что можно поискать там. Ведь куда он мог отправиться? В большое метро? Тогда еще не было этих жутких мутантов, которые теперь обосновались на бывшем автомобильном заводе. На Волгоградку послали человека спросить часовых – они уверяли, что мимо них никто не проходил. Правда, говорят, они накануне чего-то праздновали и были в таком состоянии, что не заметили бы, если б даже все население трех станций отправилось мимо них в большое метро. Какой же тогда праздник был? Хотя у меня такое чувство, что им и повода особого не нужно было, – может, их сталкеры наткнулись на неразграбленный продуктовый, вот они и отмечали это радостное событие.

Оставалось самое страшное – поверхность. Несколько человек поднялись было наверх, поискать в окрестностях, но когда дошли до парка, там такая чертовщина началась… Вернувшиеся уверяли, что за ними гнались призраки с Кузьминского кладбища. Это очень старое кладбище, мне рассказывали, что изначально оно и находилось на территории усадьбы, а потом его вынесли за пределы парка. Останки вроде бы туда же перенесли, на новое место, но говорят, в парке все же остались кое-какие памятники, а может, и захоронения. Конечно, паникерам не очень-то поверили, но слухи пошли.

Потому-то и не сумели расследовать по горячим следам – кто-то из разведчиков не вернулся, а кто-то вернулся, но такой, что лучше бы и вовсе не приходил. В общем, жена коменданта не выдержала этого кошмара. Заперлась в подсобке и пустила себе пулю в лоб. Дверь потом выбивать пришлось, так что внутри она была одна, в этом я не сомневаюсь. А что записки не оставила – и незачем, и так все ясно было. А может, и оставила, но муж, то есть безутешный вдовец, догадался припрятать. Ведь ясно, кого она могла во всем винить, – и уж точно не Морозова. А вам сразу не рассказали, потому что вы – чужие. Вы пришли и ушли. А нам здесь жить. Тут вообще такие дела творятся… самой иной раз хочется куда-нибудь уйти, чтоб только не видеть всего этого.

– Интересно, имел ли все-таки Морозов отношение к институту?

– Я лично сомневаюсь. Если учесть, что институт закрылся еще лет за десять до Катастрофы, в конце девяностых, посчитайте сами, сколько ему лет могло быть тогда? В усадьбе-то он наверняка бывал, и не раз, там ведь были какие-то кружки детского творчества, юных биологов, верховой езды. Пчеловоды вроде были, пасека. Там ведь даже свадебный салон был – ну, помните, некоторые ведь делали красивые свадьбы, чтоб на всю жизнь запомнилось. Свадьба в княжеской усадьбе – это звучит. Отчего ж нет, если средства позволяют? Обвенчаться в церкви, где еще за триста лет до того венчались, пройтись по парку, где в свое время ходили титулованные особы. Впрочем, что-то я отвлеклась от темы. Кажется, начатки медицинского образования у Морозова были – может, на «скорой» когда-то подрабатывал в прежнее время. Здесь он был чем-то вроде врача-самоучки – с серьезным к нему не обращались, а так, по мелочи – у кого чирей вскочит, кого бронхит замучает. Он во время вылазок собирал какие-то травы в парке – только потом, гораздо позже, задумались, чего было больше от тех травок – пользы или вреда? Точно могу сказать только одно – в парке приусадебном он хорошо ориентировался, места эти знал.

– Он был одиноким?

– Жену он, кажется, уже здесь, на станции, нашел – правда, она очень быстро ушла от него к другому. Тогда, наверное, странности у него и обострились – понимаете, ведь все на одной станции, все перед глазами. Он, видно, переживал очень, хоть и старался вида не показывать. Знаете что? Давайте, я отведу вас кое к кому.

– К кому и зачем?

– Сейчас увидите. Только молчите, не вмешивайтесь в разговор.

Айрон очень удивился, когда Валя привела его на кухню. Время было уже позднее, но на пищеблоке, видимо, практически постоянно кто-то дежурил. Повариха здесь сегодня была другая – не черноглазая, а бледная, рыхлая, с бесцветными глазами.

– Маша, не положишь нам кашки? – попросила Валентина.

– Кушайте на здоровье, – женщина торопливо накладывала кашу в миски. – Ох, утомилась я, спина ноет. Ну, ничего, Танечка сейчас придет, поможет.

Валя многозначительно подмигнула Айрону и, улучив момент, шепнула:

– Поняли? Танюшка-то ее – из тех, кто тогда с Морозовым ушел.

– Танечка такая умница, ласковая, – пробормотала повариха. – Девочка моя ненаглядная, надежда моя и радость. Давайте, я вам ее покажу, – она протянула истершийся клочок бумаги, заботливо завернутый в обрывок целлофана. Неизвестный художник очень талантливо изобразил на нем лицо девочки лет десяти. Действительно, красавица, если художник не польстил. Кудри падают на лоб, взгляд смелый и открытый, полные губы. Но Айрон вздрогнул, увидев этот рисунок. От Вали это не укрылось.