Чистильщик (СИ) - Шнайдер Эйке

Они оба были здесь чужими. Может быть, так оно и надо — в конце концов, выросшие дети всегда покидают родительский дом. Но настроение все же испортилось, а при виде показного радушия Лейва, который принял их в своем кабинете, предложив кресла, и вовсе захотелось встать и уйти. Он предвкушал эту встречу, и был рад снова видеть наставника — но раньше в голосе профессора не было столько фальши. Или Эрик просто ее не замечал? Он от души порадовался, что начало разговора взял на себя Альмод.

— Вот, значит, как, — сказал профессор, выслушав. — Не ожидал…

— В самом деле? — светским тоном поинтересовался чистильщик. — С вашими знаниями и опытом не ожидали, что орден не захочет упустить настолько полезное плетение?

— Не ожидал, что за ним явитесь именно вы. Вы оба должны понимать, что оно может спасти десятки жизней.

— Как сказать… Спасти десятки жизней — или уничтожить сотни, если переиначить его в боевое. Поэтому орден предъявляет на него право. — Альмод ухмыльнулся. — Держу пари, вы уже подготовили речь для осеннего съезда. Увы, прозвучать ей не суждено. Поторопились, бывает. Мои соболезнования.

Если бы можно было просто исчезнуть, провалиться сквозь землю от стыда. Профессор всегда был добр к нему… обычно говорят, «как родной отец», но от отца Эрик не видел ничего, кроме ругани и оплеух, а родного и вовсе не знал. И то, как сейчас разговаривал Альмод с бывшим наставником… так нельзя. Он уже открыл было рот, чтобы вмешаться, но профессор успел первым.

— Я не узнаю вас. Тебя, Альмод. И тебя, Эрик. Неужели орден настолько меняет людей? Я помню блестящих, умных и добрых мальчишек…

Альмод расхохотался так, что наставник вздрогнул.

— Один из этих мальчиков умер много лет назад, и не стоит тревожить его память. Что до мужчины, в которого вырос второй… он действительно умен. Поэтому, собравшись играть на его искренней к вам привязанности и пробуждать чувство вины… — чистильщик снова усмехнулся. — Вам следовало бы быть тоньше.

Почему так бывает? Недостойно ведет себя кто-то другой, а стыдно тебе самому? Эрик снова открыл рот, собираясь извиниться, и опять наставник его опередил.

— Тогда и тебе стоит тоньше притворяться, будто заботишься о чьих-то там жизнях.

— Ну почему же? Я действительно никогда бы не хотел увидеть, как это плетение накинут на строй… пусть даже врагов.

Подопытные крысы под его действием превращались в иссохшие мумии за несколько секунд. Человеку, наверное понадобится… Эрик против воли начал рассчитывать и тут же оборвал себя. Он тоже не хотел бы увидеть, как это плетение опускается на строй… особенно если несколько одаренных будут действовать достаточно слаженно, чтобы накрыть приличную площадь.

— А еще оно уже спасло жизнь двух моих братьев по ордену… которых я очень ценю. И, возможно, уже не только двух. Поэтому я настаиваю — орден настаивает…

— Орден намерен прибрать его к рукам, — вежливо улыбнулся Лейв. — Чистильщики всегда многое себе позволяли, но вот так явиться и отобрать авторское плетение у его создателя…

Эрик на миг лишился дара речи.

— Насколько я помню, представили это плетение не вы, — сказал Альмод.

— Конечно: таланты надо поощрять. Но вы всерьез поверили в то, что школяр, пусть даже выпускник, способен сам создать нечто настолько неординарное… — профессор перевел взгляд на Эрика. — Или ты в самом деле считаешь, что выстроил бы его сам, без моих подсказок?

Альмод усмехнулся, хлопнув Эрика по колену.

— А что я тебе говорил? Нет, надо было тогда все-таки поспорить.

Эрик улыбнулся, так же холодно и фальшиво, как и остальные в кабинете.

— Благодарю за урок, профессор Лейв. Иногда стоит принять яд из рук любящего наставника, чтобы потом уметь распознать его в руках врага.

Очень хотелось провалиться сквозь землю. Дурак наивный.

— Что до плетения… возможно, я действительно переоценил собственные заслуги, но это ничего не меняет. Теперь оно принадлежит ордену — я тоже на этом настаиваю.

— Думаю, не стоит напоминать, что по договору разглашение тайн ордена человеком, к нему не принадлежащему, приравнивается к измене его величеству, — снова подал голос Альмод. — Полагаю, вы сможете донести это до остальных профессоров, присутствовавших на защите.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— До коллег — несомненно, но ученики разъехались…

— Судя по тому, что я успел увидеть, едва ли кто-то из них сможет повторить это плетение без записей. Разве что та девочка, Мара. Как у нее дела, к слову?

— Обещает стать хорошим учителем, похоже, профессорская диссертация не за горами.

— Рад за нее, — Эрик поднялся. — Прошу прощения, господа, полагаю, дальнейшая беседа обойдется без меня.

— Думаю, едва ли нам есть что еще обсуждать, — сказал Альмод. — Благодарю за теплый прием, профессор.

Он сунулся в кошель, бросил в руки профессору бусину.

— Помнится, я обещал вам дохлую тварь для изучения. Делайте с ней все, что заблагорассудится.

Прощальный поклон был издевательски-безукоризнен. До лестницы, ведущей вниз они дошли в полном молчании.

— Если ты скажешь, что предупреждал, я… — Эрик криво улыбнулся. — Укушу.

— Кусай, — Альмод подставил предплечье. — Но я…

Эрик зарычал. Командир рассмеялся.

— Пойдем, больше нам здесь нечего делать.

— Я хотел бы увидеть кое-кого.

— Ты так ничего и не понял? Забудь. И больше ни к кому не привязывайся.

Эрик упрямо набычился. Повторил.

— Я бы хотел…

— Хочешь снова сплясать на граблях — валяй. Думаю, в полчаса уложишься. Подожду пока в той таверне, где мы в первый раз встретились… впрочем, другой тут и нет.

Вообще-то была еще одна — на станции, где они остановились. Хотя, ему-то какая разница.

— Надеюсь, не уложусь.

— Спорим?

Ответа Альмод дожидаться не стал, побежал вниз по лестнице. Эрик мотнул головой и направился вверх, перепрыгивая через ступеньку.

Дежурные на этаже, где жили девчонки, посмотрели на него недоуменно и сказали, что у Мары — учительницы Мары — своя комната. Эрик мысленно хлопнул себя по лбу: мог бы и сообразить. На этаж учителей не пускали никого, дверь закрывал замок из небесного железа. Такой не возьмешь плетением, только ключом. Значит, надо найти учителя, который сегодня присматривает за порядком.

Дежурным оказался профессор Стейн. Эрику он, вроде бы, обрадовался — или сделал вид? Сам Эрик уже не знал, чему верить. Услышав вопрос о Маре, профессор смутился — или снова показалось? — и сказал, что у нее сегодня занятий нет, а потому где-то гуляет. Эрик разочарованно вздохнул: гулять она могла долго, а бегать искать по всему Солнечному и окрестностям…

Впрочем, Первый велел проторчать здесь неделю… целую неделю! Он улыбнулся: ради этого можно и подождать. Еще, наверное, не стоит тянуть до завтра, а наведаться вечером, не до утра же она намерена гулять. Пустят ли его вечером в университет? Куда денутся, не станут же спорить с чистильщиком.

Впрочем, наверное, можно сделать проще. Не спрашивать ни у кого разрешения, и не портить репутацию Маре — одно дело, когда два школяра целуются посреди улицы, совсем другое — когда в комнату преподавателя на ночь глядя заваливается чистильщик. Залезть на балкон, и вся недолга. Точно так же, как они по ночам удирали из спален по плющу. Высоковато, но возможно. Главное, не перепутать балконы…

Найти служанку, что убиралась в комнатах преподавателей, казалось делом пяти минут. Еще пять минут понадобилось, чтобы выведать, где именно сейчас живет Мара. Сразу от входа повернуться вот так (налево — перевел для себя Эрик), первая комната — профессора Сигрун, потом профессор Рагни, а потом преподавательница Мара. А уж сопоставить мысленный план башни с выходящими наружу окнами и вовсе труда не составило.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Альмод, дожидавшийся его в таверне, не стал ни расспрашивать, ни насмехаться, несмотря на то, что в полчаса Эрик действительно уложился, хоть и не по той причине. И вечером, когда Эрик собирался «прогуляться немного перед сном» лишь на миг оторвал взгляд от игральной доски и ухмыльнулся так, что захотелось от души съездить ему по морде. Ингрид не заметила — или сделала вид, что не заметила — его ухода, занятая игрой: партия складывалась не в ее пользу. Фроди дремал, накрыв лицо книгой. Так что никто ничего не сказал.