Алиедора - Ник Перумов

— Не могу знать, — наконец признался он. — Пустыня и пустыня. Может, люди сенора Эфферо постарались. Они туда ходили.

— Ходили! — скривился Деррано-старший. — Гниль там прорвалась, сын, да так, что у всех глаза на лоб, даже у инквизиторов. А уж они-то, сам понимаешь, насмотрелись.

— Сильно прорвалась? — Дигвил так и не смог придумать ничего поумнее.

— Достаточно, чтобы запустошить земли на два дня пути во все стороны, — сухо ответил отец. — Я о таком даже не слышал, хотя сколько уже на свете живу и чего только при мне не случалось… что-то небывалое там творится, сын.

— Но Гниль… кто ж про неё что знает?

— Никто. Даже мэтр Бравикус признаётся, что, как говорится, ни на топор, ни через колоду. Инквизиторы тоже… недалеко от него ушли. Ведьм жечь — это ведь не с многоножками сражаться и не пузыри запечатывать.

— Гниль всегда была, батюшка, — решился возразить Дигвил. — Когда-то сильнее, когда-то слабее. Я читал — случались годы, когда о ней вообще забывали. А потом всё снова, да и зло как!

— Вот именно — «и зло как», — сенор перебил сына. — Что толку с наших побед, что толку с Меодора, если тут Гниль гнездо свила?

— Гниль не может «гнездо свить», — осмелел молодой дон.

— Уж не знаю, чего она может, а чего не может, — отрезал Мервен Деррано. — Ясно лишь, что все наши расчёты Бездне достались, а может, и самим Шхару с Жрингрой. И если эта Гниль на юг повалит, за Артол и прямо сюда…

Дигвил Деррано не был трусом, не прятался за чужие спины в бою, но тут не выдержал — вздрогнул. Хорошо туповатому Байгли — радуется жизни с очередной пленницей и горя не знает. А скажи ему про Гниль — только в носу поковыряет с глубокомысленным видом и изречёт, мол, Ом Прокреатор не выдаст, многоножка не съест.

— И ещё вести пришли, — хозяин Деркоора поднялся, упёрся ладонями в жалобно скрипнувший стол, — с побережья. Заметили там костуру[1] варваров.

Дигвил смахнул враз проступивший пот.

Варвары.

Люди из-за моря Тысячи Бухт. С самого северного края обитаемых земель, за которыми, согласно официальной картографии, обитает только и исключительно нелюдь. А может, и откуда ещё подальше.

Иногда с ними можно договориться. Очень редко — откупиться рабами и деветом, но драгоценный металл варвары принимают неохотно, куда больше их привлекает живой товар. А куда чаще они вообще ни о чём не разговаривают, а просто сметают всё на своём пути, ещё почище той самой Гнили, что живёт только от рассвета до заката. Что они творят в захваченных городах и замках, лучше было и не думать.

Варваров мало. Строя не знают, бьются каждый сам за себя. Казалось бы — разве горстке морских находников устоять против правильного рыцарского строя, перед множеством стрелков, перед ощетинившейся копьями пехоты, устроенного вагенбурга?

Однако сотня-другая северян запросто ломала хребты десятикратно сильнейшим армиям. Сто против тысячи, и тысяча позорно бежит, оставив на поле боя половину своих убитыми или ранеными.

Что им помогает, этим варварам? Да, они сильны — выше, плечистей, мощнее среднего южанина. Да, у них хорошие кольчуги, добрые шлемы, славные мечи — но всего этого в достатке и у воинов Свободных королевств, а кольчуга вдобавок не спасёт от удара рыцарским конным копьём, какое только на крюке и удержишь…

Всё верно. Не один король, не один знатный сенор рассуждал примерно так же, выводя полки против горстки, как казалось, северян с крутобоких чёрных кораблей, сделанных из костей неведомого морского зверя.

Выводил — а потом бежал, не оглядываясь, воя от нестерпимого ужаса, потому что за спиной полыхала его столица, а нападавшие устраивали жуткую резню, не щадя никого и даже не стремясь пограбить. Это постоянно ставило в тупик правителей всех приморских королевств, потому что варварам, казалось, нужны были именно убийства и мучения жертв, а вовсе не собранная с испуганных городов дань. Нет, случалось, от северян откупались. Но их предводители гораздо чаще вместо переговоров и торга присылали парламентёров обратно — в кожаных мешках, аккуратно сложив вместе расчленённые тела.

И вот чёрная костура замечена вблизи меодорских берегов…

— Давненько не жаловали гости тёмные, — проговорил тем временем старший Деррано. — Всё больше на севере шарили. Я от негоциантов с Симэ слыхал, что хаживают костуры и на запад, в море Мечей мелькали. Ну, с Облачным-то Лесом у них не вышло, а вот по Вольным городам кое-где прошлись, словно помелом огненным.

Дигвил молча кивнул. Северяне не стремились к завоеваниям. Им не требовались земли и укреплённые замки. Ничего, кроме лишь битвы, крови, пожаров и разрушения.

Потом, насытившись кровавыми игрищами, они покидали истерзанные берега. Чёрные костуры исчезали в морских туманах, чтобы вынырнуть вновь… когда?

— Где же они, батюшка?

— Заметили их в устье Эсти. Куда потом направятся — один Ом ведает. Может, повезёт нам, на Доарн двинут, ну а может, и на нас, — Мервен Деррано покряхтел. — Но готовиться нам надо ко всему. Теперь понял, сын, почему я не усердствую с осадой?

— Понял, батюшка, — поклонился тот.

Глава 7

К северу от меодорской столицы лежит область крутобоких холмов, перевитых, словно кудри собравшейся на праздник девушки, лентами нешироких и мелких речек. Их все, словно заботливая мать, собирает озеро Эсти; места эти зовутся кейвором, что на языке некогда обитавших здесь гномов означает «текучее серебро». Тут почти не пашут землю; зато по пастбищам бродят многочисленные стада, гудят крылатые труженики-медосборцы, а город Иллит славен своими ремёслами.

Именно туда, к кейвору, в свой черёд и добрались благородные кондотьеры. С ними — и трёхглазый волшебник Метхли вместе с доньятой Алиедорой.

Доарнским наёмникам улыбалась удача. Обозлившись на докучливый отряд, дольинцы начали охоту; трижды кондотьерам пришлось выдержать открытый бой. Всякий раз выручал трёхглазый чародей; что он делал, Алиедора так и не поняла, но от плодов им сделанного девушку выворачивало наизнанку. Лопнувшие тела, разбросанные внутренности, кровь, кровь, кровь на дымящемся снегу; и шевелящиеся, словно змеи, кишки.

Впрочем, это делал не он. Это делали они. Метхли и Алиедора. Вместе.

Волшебник продолжал учить её. Теперь слова и жесты, вдыхание неощутимого другими металлически-кислого запаха приводили доньяту в странное состояние между явью и… нет, не сном, но иной явью. Там требовались уже другие слова и жесты — на которые уже приходил ответ. Что-то огромное шевелилось где-то в глубине, выбрасывая вверх призрачные щупальца, оборачивающиеся тут, на поверхности, чьим-то ужасом, кровью, болью и смертью. А может, и чем-то хуже.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});