100 великих картин - Надежда Ионина

25 августа, в День святого Людовика, в Париже открылся художественный Салон 1819 года. Это была необычная выставка: в двадцати восьми залах Лувра показывались не только произведения искусства, но и предметы промышленного производства. Картина Теодора Жерико «Гибель «Медузы» сразу же стала сенсацией. О ней писали все газеты, о картине появились отдельные брошюры, поэты слагали о ней стихи. На выставке французское правительство много приобрело картин для государства, но Жерико не получил предложения о продаже картины. Правительство не захотело приобрести произведение, идейно направленное против него. Да и некоторые отклики сильно задевали самолюбие художника, так как много говорили о политических тенденциях картины и очень мало о ее художественных достоинствах. 

Такое положение очень угнетало Жерико, он замыкается в своем художественном ателье, пишет много портретов. Однако вскоре последовало приглашение показать нашумевшую картину в Англии. Жерико полагал, что в стране моряков и тонких ценителей живописи поймут его замысел. И он решает отправиться в путь со своим творением. Картина показывалась в разных городах Англии, и везде ее принимали с триумфом. «Гибель «Медузы» воспринималась чопорными и сдержанными англичанами не как отдельный эпизод, а как художественный эпос, вырастающий в единую, скульптурно изваянную группу.

36 ВИДОВ ФУДЗИ 

Кацусика Хокусай

Свои последние работы художник подписывал так «Хокусай — проживший вечность». И в этом нисколько не было самолюбования или претензии на бессмертие, только высокая требовательность мастера к своему делу. Сам Хокусай говорил «С 6-ти лет мной овладела страсть рисовать все предметы. В 50 лет я выпустил значительное количество произведений всякого рода, но ни одно из них не удовлетворяло меня. Настоящая работа началась только к 70 годам. Настоящее понимание природы пробуждается во мне теперь, в 75 лет; поэтому я надеюсь, что в 80 лет я достигну известной силы проникновения, которая будет развиваться далее, до моих 90 лет. И в 100 лет я смогу гордо заявить, что мое понимание совершенно». 

В чем же обаяние совершенно особого художественного мира Кацусики Хокусая и вообще всего японского искусства? В поэтичности линии и ритма рисунка, артистизме кисти, чистоте цвета? Все это, конечно, есть у японских художников, и на первых порах именно эти качества привели в восторг европейских ценителей живописи. Не сразу японская гравюра и живопись взволновали всех своим сосредоточенным раздумьем о месте человека на земле, о смысле его жизни, оставляя все же при этом нечто невысказанное.

И Кацусика Хокусай тоже не просто пейзажист. Изображение природы у него редко является пейзажем в привычном нам понимании. Его картины — это своеобразные сценки, вписанные в многоплановые, с широкими далями ландшафты. На них живут и движутся десятки людей, занятых различными работами: бочары и пильщики, рыбаки с сетями, крестьяне и торговцы. 

Еще задолго до создания серии гравюр «З6 видов Фудзи» Кацусика Хокусай пережил свое новое творческое рождение, начав работу над серией «Манга». В ней он свел воедино все, чего достиг в прошлом, одновременно «Манга» стала основой для создания новых работ. В них художник много внимания уделил изучению человека, которого он всегда изображал в неразрывной связи с природой. Эта идея и получила дальнейшее развитие в серии гравюр «36 видов Фудзи». Хокусай запечатлевает разнообразные явления жизни, лишь под влиянием таких идей и могла возникнуть эта серия. 

Японцы очень любят свою гору, ставшую излюбленным символом японского народа, — священную Фудзи, «о которой мечтают все женщины и поэты». По преданию, гора возникла в одну из ночей 285 года до нашей эры, тогда же, когда в провинции Оми появилось озеро Бива.

Лишь только небо и земля

Разверзлись, в тот же миг,

Как отраженье божества,

Величественна, велика,

В стране Суруга поднялась

Великая вершина Фудзи!

Героиня древних легенд и сказаний, Фудзи почиталась сначала как богиня Огня, а позднее как обитель богов Синто. Ей поклонялись даосы и буддисты, в честь ее писали оды и гимны, танки и хокку. 

Наиболее красива Фудзияма со стороны океана, с приморской дороги Токайдо, соединяющей молодой город сёгунов Эдо (Токио) с древней императорской столицей Киото. Слева от дороги, в просветах между серыми кронами криптомерии, открывается зеленоватая гладь океана. В него сползают пологие отроги гор, к нему же стекают горные реки... А на горизонте, справа от дороги, вздымается величавая Фудзи. Возникая в долине, возвышаясь над плоскими полями и низкими пашнями, Фудзи кажется особенно грандиозной. Ее подошва тает в густом тумане, и кажется, что гора плавно взлетает и, подобно гигантской птице, парит над Страной восходящего солнца, охраняя ее покой и тишину. 

Серия «36 видов Фудзи» для самого К. Хокусая была своеобразным рубежом в накоплении определенного опыта и знаний, а для истории японского пейзажа она стала вершиной его художественного мастерства. Вся серия состоит из 46 листов, но только на двух из них Фудзи изображена как «главное действующее лицо».

На остальных же листах она лишь присутствует в композиции: гора то видна с крыши дома, то выглядывает из-за морской волны. Иногда она едва просматривается на горизонте, окутанная туманом, или видится в окружности большой бочки, которую ладит трудолюбивый бочар. Или проглядывает между расставленной треноги пильщика... Гора показана художником с самых разнообразных точек зрения, в разных ракурсах, с разных расстояний. А перед самой Фудзи разворачивается, как бесконечная пантомима, широкая панорама жизни крестьян, горожан, путешественников, ремесленников. Маленькие, с любовью написанные люди трудятся, окруженные величавыми и загадочными стихиями воды, земли и неба...

Кацусика Хокусай ввел прославленную гору в свои гравюры как непременную участницу событий каждодневной жизни японского народа, поэтому в этой серии гравюр он изобразил Фудзи, пейзаж и человека. Но человеческая жизнь является отнюдь не дополнением к Фудзи, в то же время и сама гора не является фоном, оттеняющим жизнь человека. Во всей серии К. Хокусай применил прием, трудно уловимый для европейских зрителей.

Древнее изображение Фудзи в виде треугольника, обрамленного снизу полукругом, определяет композиционную структуру многих гравюр и делает этот символ еще более всеобъемлющим. Так К. Хокусай включает земное бытие и повседневность в единую систему мироздания. Они слиты воедино — Фудзи и японский народ.

В создании многоликого образа Фудзи художник не просто с фотографической точностью фиксировал положение горы при закате или при восходе солнца. Он творчески переосмыслил и переработал массу мимолетных впечатлений, которые и легли в основу серии. В силу того, что в Японии не было пропасти между улицей и комнатой и вся жизнь обитателей Страны восходящего солнца протекала под открытым небом, японские художники первыми научились почти каллиграфически, в быстрых линиях запечатлевать неожиданное и мимолетное в природе. Все у К. Хокусая чарующе: и цветущая сакура, и Фудзи с языками тающего снега, и дом, изображенный прямо-таки с точностью чертежа и с тем любовным пристрастием к деталям, которое столь присуще японцам.

Одной из лучших гравюр серии является лист «Красная Фудзи», в котором К. Хокусай с наибольшей силой выразил идею извечного единства человека и природы, хотя в пейзаже человека и нет. На листе изображена гора, высоко поднявшая свой конус в небо. В лучах раскаленного солнца пламенеет «Красная Фудзи» на гравюре, полное название которой «Победный ветер. Ясныйдень». К. Хокусай и раньше изображал священную гору, но на прежних гравюрах она представлялась лишь красивой частью естественного ландшафта. Здесь же, на фоне сверкающего синего простора, чуть светлеющего к горизонту, красным заревом пламенеет гора, особенно совершенная в кристальной ясности и чистоте своего силуэта. К. Хокусай импрессионистически точно уловил какое-то одно из многочисленных мгновений в жизни Фудзи. Цвет горы, цвет неба, цвет облаков — все это передача только одного кратковременного движения природы, когда само утро еще только занимается. Ощущение хрупкой предутренней тишины передают и колорит гравюры в целом, и композиционное решение облаков, и форма Фудзи. 

Форма и цвет на этой гравюре сведены лишь к двум стихиям — земле и небу. Фудзи ни с чем не сопоставима и потому вначале кажется небольшой и как бы соразмерной зрителю, доступной его разуму, логике и чувству. Но постепенно прямая и близкая точка зрения меняется: зритель переводит взгляд вниз и вдаль и неожиданно осознает безбрежность неба, уходящего к подножию горы... А зелень на склонах Фудзи — это уже не кустарник, а высокий хвойный лес. И тогда гора как бы вырастает на наших глазах, становится величавой и, как мир, огромной.