Дудочка крысолова - Елена Михалкова

Заиграл телефон, и он поспешно достал его.

– Макар Андреевич, – степенно проговорил в трубку один из оперативников Перигорского, – у нас тут новость небольшая, вы просили, чтобы вас держали в курсе дела… В общем, кровь в машине принадлежит только Чериной.

– Ясно, спасибо.

Сунув телефон в карман, Илюшин вернулся к своим размышлениям, кругами бродя перед домами – на ходу ему думалось легче. «Значит, если Рокунова и была убита, это произошло не в машине. До чего ж паршиво, что я чертовски мало знаю о психологии серийных убийц… Может быть, ему нужна была жертва? Он утащил ее с собой куда-нибудь в свое логово?»

Он обернулся и посмотрел на железнодорожную насыпь. «Да, конечно. Машину он бросил здесь с умыслом – «идиоты, вы меня никогда не поймаете»! Это был вызов, игра, пощечина тем, кто пойдет за ним по следу… Например, мне».

Илюшин усмехнулся, подумав, что в этом расследовании слишком много людей позволяет себе давать ему пощечины. И тут сбоку скрипнула калитка, и из нее вышел заросший бородой мужик крайне неприветливого вида в обвисших тренировочных штанах и толстой фланелевой рубахе. Тратить времени на знакомство он не стал.

– Документы! – вполголоса приказал бородатый, встав в двух шагах от Илюшина.

Он был на голову ниже, но заметно крепче, а напряженная поза не оставляла никаких сомнений в том, что мужик готов к драке.

– А больше тебе ничего не надо? Бумажник там, ключи? – мигом выбрав стратегию поведения, осведомился Макар. – Расслабься, ты не на работе.

Хамоватое обращение произвело волшебное действие. Бородатый немедля последовал совету Илюшина и действительно расслабился: выдохнул, и в глазах его появился проблеск нормального человеческого любопытства, которое он не замедлил выразить вслух:

– Слышь, а ты кто?

– Журналист. Газета «Московский вечер», – отрекомендовался Макар. – Собираю материал для статьи. Приехал глянуть, из-за чего столько шума.

– А-а, журналист! Так бы сразу и сказал! А моя грит, иди, Сань, грит, глянь, кто там шатается перед домом. Рожа, грит, подозрительная. Я глянул на тебя – точно, подозрительная. Думаю, значит, падла эта на место преступления вернулась. Они, вообще, всегда возвращаются, ты в курсе?

– В курсе, – кивнул Илюшин. – Только это не место преступления.

– Да без разницы. Здесь тоже кровищщи было столько, будто интеллигенты свинью резали.

– Почему интеллигенты? – не понял Макар.

– Потому что безрукие. Ни фига не умеют, зато как нужно жизни поучить, так они первые! Кстати, если бы ты очки надел, тоже на интеллигента бы стал похож.

– Учту, – кивнул Илюшин и попрощался с бородатым, у которого так непросто складывались отношения с представителями умственного труда.

Он направился обратно к станции, пытаясь представить себе маршрут убийцы. Когда тот вышел из машины, было, наверное, уже светло. Вряд ли кто-то приезжает сюда в воскресенье утром на пятичасовой электричке, поэтому убийца мог не опасаться свидетелей. Он шел мимо домов-«скворечников», мимо бревенчатых изб, мимо светящихся красными фонариками яблонь, и одежда его была испачкана кровью его жертвы. Затем он поднялся на платформу и стал ждать поезда… Нет, немыслимо.

На переезде громко прогудела электричка, словно привлекая к себе внимание Макара. Состав полз неторопливо, замедляя ход, и вскоре сине-зеленые коробочки вагонов остановились, высыпав редких пассажиров.

– Стоп! – вслух сказал Илюшин и остановился.

Затем обернулся назад. Отсюда был виден поворот шоссе, на котором цветной цепочкой вытянулись машины, ожидающие поднятия шлагбаума.

«Мы решили, что он пошел на станцию… Но почему именно туда?»

Мысль, возникшая в его голове, еще не оформилась окончательно, а Илюшин уже развернулся и пошел в обратном направлении.

Но теперь он выбрал другую дорогу – не главную улицу, самую короткую, а окольные дорожки, выводившие его все ближе и ближе к трассе. Макар не пытался срезать путь – скорее, наоборот: он шел, полностью положившись на свое чутье, едва ли не первый раз за время расследования ощущая, что все делает правильно. Из-за домов кое-где тянулся дымок костров, перекрикивались невидимые дети, возвышалась над забором стоявшая на стремянке монументальная широкоплечая женщина, снимавшая с верхних веток яблоки, и Макар загляделся на нее – она напоминала памятник сразу всем местным садоводам-любителям. «Яблочная баба», – усмехнувшись про себя, подумал он.

Из-за поворота навстречу ему вывернул мужчина, перед которым на поводке бежала крупная белая собака. Они смотрелись странно, и Макар вскоре понял, в чем дело: неожиданным было увидеть в поселке, где все жители занимались делами на своих участках, собачника, идущего неспешным городским шагом. Эти двое, мужчина с собакой, смотрелись бы куда уместнее в каком-нибудь московском парке. «Пес еще и на поводке! – отметил про себя Илюшин. – Зачем? Чтобы не убежал?»

Но, когда они приблизились, он понял, зачем нужен поводок. «Слепой…» Хозяин собаки шел медленно, но уверенно, ощупывая дорогу тростью, и за несколько шагов до него Макар предостерегающе кашлянул, чтобы не испугать старика.

Тот сразу остановился, наклонил голову на звук.

– Почему не предупредил? – сурово спросил он, и удивленный Илюшин не сразу догадался, что мужчина обращается к собаке.

Пес повернул к нему вытянутую вислоухую морду, но смотрел флегматично, без раскаяния во взгляде.

– Лишу довольствия. Понятно? Лишу, и будешь пресмыкаться, на брюхе ползать.

Пес вполголоса гавкнул, и лицо его хозяина просияло улыбкой.

– Вот умный мальчик, хороший мальчик!

Слепец наклонился, подтянул к себе поводок и потрепал по холке пса, снисходительно принявшего ласку.

– Он у вас поводырь? – с интересом спросил Илюшин, подходя ближе.

– Да какой поводырь! – тут же отозвался хозяин, поворачивая к нему слепое лицо. – Дворняга дворнягой… Под прогулки я хотел его приспособить!

– По-моему, у вас получилось.

– Отчасти. Мы с дочерью обучали его гавкать при виде одинокого человека на улице, то есть подавать мне сигнал… Сперва Мальчик обгавкивал все встреченные компании, затем все-таки научился различать понятия «много» и «один», но время от времени на него находит дух противоречия, и тогда он замыкается в себе, вот как сейчас. А замкнувшись, отказывается разговаривать и оповещать меня о других людях на дороге. Негодяй!

Илюшин рассмеялся. В слове «негодяй» прозвучало столько ласки, что сразу стало понятно: хозяин в своем псе души не чает, а ругает его как иная бабушка за глаза критикует внука перед посторонними, надеясь, что ее обязательно начнут переубеждать.

Он рассмотрел слепого внимательнее, немного удивленный его словоохотливостью. Лицо чисто выбритое, хотя на подбородке пара небольших порезов, одежда застегнута на все пуговицы, и застегнута правильно. Мимика у старика оказалась подвижная, и Илюшин подумал, что, наверное, тот ослеп лишь с возрастом. На лице его не было и следа беспомощности – напротив, от него исходила упрямая уверенность, уверенность «наперекор».

– Кого вы ищете? – внезапно спросил старик.

– Почему вы решили, что я кого-то ищу?

– Послушайте, юноша… Я ослеп, когда мне было двадцать три. А сейчас мне шестьдесят семь. Как вы думаете, прожив без глаз сорок четыре года, я научился чему-нибудь, что не дается вам, зрячим, или нет?

Он наклонил голову, ожидая ответа, и прислонил трость к ноге, ловким движением закрепив ее конец за какую-то лямку на куртке.

Макар Илюшин обладал безошибочным чутьем, подсказывавшим ему, кому можно врать, а кому нет. Сейчас перед ним стоял человек, которому бесполезно было вешать на уши лапшу про журналиста.

– Я ищу человека, который был здесь утром. Скорее всего, рано утром. Он оставил неподалеку машину, в которой была убита молодая женщина. Думаю, что он сам ее и убил.

– Да… – нехотя проговорил старик. – Мы его встретили.

Илюшин с трудом сдержал восклицание. Слепой помрачнел, затряс головой, словно сбрасывая неприятное воспоминание.

– Откуда вы знаете, что это был он? – наконец спросил Макар.

– А кто еще это мог быть? Пять утра, мы с Мальчиком гуляем. И вдруг – человек. Не здоровается, стоит возле меня тихо, смотрит. Если был бы наш, сказал бы хоть пару слов. Но даже не в этом дело. Не местный он, точно.

– Откуда вы знаете?! – повторил Макар. – Постойте… – Его осенило. – Вы что же – видите?

– Ни хрена я не вижу! Мальчик вон видит за меня. А я только слышу и чувствую.

– Так… – Илюшин потер ладонью лоб, пристально вгляделся в старика, пытаясь понять, можно ли полагаться на его слова. – Значит, мужчина?

– Скорее, молодой. Ходит как молодой, дышит как молодой.

– Подросток?

– Нет. Двадцать – двадцать пять бери, не ошибешься.

– Куда он шел, можете сказать?

– Могу. К дороге шел, мимо нас. Та улица, которой мы шли, как раз к шоссе выводит. Должно быть, его там вторая машина ждала – я так думаю.