Следы на песке - Игорь Рыжков

том, что ты доберешься до Стеклянного озера. Были проводники, которым это удавалось сделать, но… — Он посмотрел мне в глаза с отдаленной грустью, если не с отчаянием. — Обратно не вернулся никто, мечник. По крайней мере, я не увидел ни одного из них.

— А, что не так с озером, учитель?

— Чертоги Маат на дне, Мастер. Глубина больше десяти миль, и я не знаю, что сможет заставить ее подняться на поверхность. — Мы молчали и пили вино. Все было понятно Зрячему Ангелу. Все было понятно Мастеру. Гала после того как я покину обитель, накинет на голову черный платок без всяких колебаний. Откуда это все знал Зрячий Ангел, я не стал спрашивать. Не просто так он просил построить ему белую башню.

— Когда то ты слушал, как бьется сердце Терры. У огненных гор на самом краю Хартланда. — Учитель звякнул своим стаканом о мой, сделал длинный глоток.

— Когда то у тебя были крылья, Мастер и ты мог посмотреть на облака сверху. — Он поднялся на ноги — Когда то мы все были другими…

Солнце, касаясь горизонта, налилось красным и стало больше вдвое. Птицы замолкли, укладываясь на ночь спать. В обители исчезла привычная дневная суета. Мы с учителем спустились по скрипучей деревянной лестнице на жесткую зеленую траву двора обители, и я привычно заметил, насколько черны и густы тени, которые отбрасывает башня.

Гала ждала меня у порога своего маленького домика с моей походной сумкой в руках. Члены обители не были посвящены в наши с учителем дела, и никто не вышел меня провожать. Я поднял голову вверх. Посмотрел на высокие выкрашенные закатом облака. Да. Когда то я умел смотреть на них сверху. Мы все были другими. Я взял свою сумку. Привычно перебросил через плечо. Поцеловал Галу в щеку, но она вдруг уцепилась за мой панцирь.

— Мастер! Как назвать идущего следом? — Я достал жемчужину, в которой жила Мальва и согрел ее в ладонях. Сполохи жемчуга стали яркими, словно зарево пожара и соскучившийся по всаднику конь скорой рысью перебрался с дороги из черного камня на жесткую траву двора обители. Я с облегчением положил Мальве ладонь на шею. Вставил ногу в стремя и поднялся в седло. Тени были как раз передо мною. Учитель поднял руку, провожая в путь. Я посмотрел в тревожное лицо Галы. Истинное имя дают учителя, мирское может быть любым.

— Научи его оставлять следы, Гала. Остальное не так уж важно. — Мальва даже без шпор поняла, что нужно делать и галопом вошла в тени.

Зрячий Ангел ошибся. Я не мог предположить того, что здесь среди теней могло происходить, что-то такого, что могло навредить мне. Жасмин предупреждала, что падальщики объедают Терру и она давно не та, чем кажется многим. Я попал в снежный буран, который выл словно погибающая волчица. Бросал огромные хлопья жесткой крупы в лицо и Мальва, с трудом удерживала равновесие на скальном уступе горного склона. Я не мог в тенях воспользоваться жемчугом. Я не мог выйти из теней. Все, что я успел — это заметить лавину, которая с грохотом неслась с вершины, под которой я стоял. Затем наступило жестокое тяжкое беспамятство.

Я очнулся в камере, крепости, сложенной из полевого шпата. Это полупрозрачные камни, которые не давали теней, даже, если проводнику удавалось высечь огонь. Все мои навыки в этой камере были ничтожны. Я приподнялся, проверив, все ли в порядке с моим телом, и почти остался доволен. Встал на ноги и обошел камеру. Да. Наивно предполагать, что где то и что-то в этой крепости окажется тем, что я могу сломать или изменить. Было холодно. Я растер руки, пригоняя кровь в ладони. Был шанс, что я смогу уйти через тени жемчуга.

Я достал привычную жемчужину с дорогой из черного кирпича, и стал отчаянно дуть на нее, словно на угасающий уголек. Жемчужина не реагировала. Оставалась по-прежнему, холодной, словно была настоящим морским жемчугом, а не искрами ручья, который хранила Жасмин.

С жемчугом не получалось. Я остыл в первом своем порыве — решить задачу в одно мгновение, присел на небольшой уступ, который был лежаком заключенных. Оставалось вспоминать и вспоминать до последнего штриха кем и чем были снежнее крепости и те, кто их строил. Только там я смог бы найти, хоть какую-то информацию, которая помогла бы спасти жизнь.

Безымянные крепости стояли на тропах самых отчаянных проводников, которые уходили слишком далеко за пределы Терры. Падальщики питались не телами. Им не были нужны ни оружие, ни доспехи. Они забирали воспоминания, которые проводник собирал в жемчуге все свои жизни, и отбирали имя. Имя дают учителя и его невозможно отобрать сразу. Проводник попадал в камеру, на стене которой висела именная доска. На ней было написано трижды произнесенное имя проводника. Падальщик каждый день приходил в камеру и слизывал с доски одно из имен. Так по частям он пожирал сущность проводника. Все чем он жил, все свои жизни и сколько бы их ни было. Я представил себе весь процесс целиком. Я мало чего боялся, но здесь… Стать пищей для отвратительного создания, которое считает, что, Терра — корыто с помоями. Это чересчур.

Напрягать свою память дальше не было смысла. Больше я ничего не мог вспомнить ни о падальщиках, ни о крепостях. Я посмотрел на именную доску, висевшую у дверей. Там осталось последний раз произнесенное имя Мастера. Да, его произнес Зрячий Ангел. В последний раз, когда смотрел на мои следы. Он сказал, что говорят многие из учителей — Больше мне тебя учить нечему. Это было сказано, и я это помнил.

Внутри шевелилось отчаяние. То, что нельзя предвидеть или хотя бы предположить, всегда приводит к отчаянию. Я подошел к двери и посмотрел на крепко сбитые доски, не дававшие ни малейшего шанса на побег.

Но, в голове мелькнула трезвая мысль. — Эта дверь откроется. Хотя бы один раз, но откроется для того, чтобы падальщик забрал последнее из имен. Ну, а если она откроется, то. Я с силой растер виски. Можно будет побороться за свою жизнь.

Я вытряхнул все содержимое походной сумки на пол, в тайной надежде найти нам что то, что могло бы мне помочь. Хлеб Алехана, Бутыль с водой из ручья моей крови, кусок крыльев О, соска с молоком для Хельги, бинт санинструктора, свирель Ши, его трубка и книга, подаренная Королем. Я покачал головой. Ничего из того, что я смог бы использовать для своего спасения эти вещи не напоминали.