Молчаливый слуга (СИ) - Рид Кэтрин "К.Рид"

Они ехали несколько часов к ряду, Джейн успела задремать в своем коконе и проснулась только тогда, когда ее сняли с седла и занесли в теплое помещение. Девушка слышала разговор Роуз и незнакомого мужчины:

— Как он перенес дорогу? – спрашивала ее подруга у незнакомца.

— Все хорошо, идем, я провожу тебя к нему.

Несколько людей стало подниматься по лестнице на второй этаж, ее тоже понесли туда. Там Алекс боком прошел в дверь комнаты и положил Джейн на что-то очень мягкое. Он знал, что девушка проснулась, ей страшно, она не понимает, что происходит, куда ее привезли и зачем. Для начала он решил, дать ей осмотреться.

Стоило Алексу выйти и закрыть за собой дверь, из комнаты раздался тихий шорох.

Джейн буквально вскочила и подбежала к окну. Не думала она, что Алекс будет ее искать. Однако у нее было достаточно времени, чтобы подумать над ситуацией, она пришла к одному единственному выводу по поводу того, что муж ее так долго искал: Алекс, по-видимому, женился на ней для того, чтобы приобрести некий общепринятый статус, он словно приобрел вещь, которая, в принципе, у многих есть, но на самом деле она ему не нужна. И он жил и живет как прежде, при этом эта вещь ему вроде бы и мешает, но избавляться от нее ему тоже не хочется. Лучше пусть стоит в шкафу, при необходимости предмет можно явить миру. Тут еще добавилась история с кораблем, и это, скорее всего, задело его самолюбие. Ей будет устроен разнос, потом он ее пристыдит, ну и в довершении всего, она сама будет виновата во всех своих бедах. Именно к такому разговору готовилась Джейн. И ей совсем не хотелось снова разочаровываться в нем. Пусть он останется в ее памяти милым, хорошим человеком.

В ее комнате было все очень мило. Широкая мягкая кровать была накрыта темно-коричневым покрывалом. Стены были наполнены картинами с прекрасными цветочными композициями. В нише возле окна скрывалась светлая гардеробная, совмещенная с туалетной комнатой. Круглый столик возле окна составлял композицию с двумя креслами на изогнутых ножках. Все это великолепие дополнялось узорчатым ковром, резным камином, занавесками теплых тонов. Это комната была теплой, душевной. Вот так прямо и хотелось остаться в ней навсегда. Откинув занавеску, Джейн распахнула окно и увидела, что во дворе их свита уже расседлывает лошадей. Она осторожно закрыла окно, обошла на цыпочках широкую кровать, потихонечку открыла дверь и прислушалась. Где-то справа от своей комнаты она услышала приглушенный разговор. Голос принадлежал Роуз, она советовалась с доктором по поводу лечения Франсуа. В этот момент кто-то начал подниматься по лестнице. Поступь была тяжелой, девушка вернулась в комнату, заметалась по ней и, ничего больше не придумав, залезла с головой под покрывало.

Вот в комнату вошли несколько человек, послышался звук плещущейся воды и строгий женский голос:

— Мальчики, давайте быстрее, вода стынет!

Джейн осторожно выглянула из своего убежища. Перед ней в белоснежном чепце и фиолетовом просторном платье стояла полная темнокожая женщина. Другие слуги звали ее Мамми. Они занесли в комнату большую лохань с водой, сложили чистые вещи на стул. Та, которую звали Мамми, уперлась пухлыми ладонями в бока, провожая взглядом удаляющихся мужчин и горничную.

Как только дверь за людьми закрылась, женщина осмотрелась по сторонам, остановила взгляд на ворохе одежды на кровати, слегка наклонилась, высматривая Джейн. Когда она направилась к постели, Джейн предпочла зарыться еще глубже.

— Миссис Бейкер, что это вы там прячетесь! — позвала ее служанка. — Вылезайте уже, вода стынет!

Джейн не шелохнулась! Послышался шумный вздох, Мамми возвела глаза к небу.

— Если будете так сидеть, у вас ноги сведет, и вот уж тогда крику будет. Поверьте старой Мамми, у меня за ночь ноги раз по сто сводит. Вылезайте. Неужто мне опять придется греть воду. Между прочим, мне еще сотню гостей надо накормить! Слава богу, остальные разъехались.

Мамми рассказала ей о том, что ее привезли в дом Джеймса Андерсона, что сегодня в поместье столько людей, сколько не было здесь никогда. Она говорила так, как будто Джейн не пряталась от нее, а сидела на стуле рядом. В ее эмоциональной речи Джейн вдруг почувствовала тепло. Этим Мамми брала всех. Когда Джеймс, еще будучи маленьким мальчиком, убегал от строгости отца и холодности матери к ней на кухню, он находил теплоту человеческих отношений рядом с Мамми. Мальчишка сидел рядом с полной чернокожей женщиной и чистил картошку, что вовсе не полагалось сыну зажиточного плантатора. Он всегда был слишком горд, чтобы признаться в том, что ему за двойку отец отписал подзатыльник, или мать снова обозвала бездарностью. Маленький ворчун молчал о своих обидах. Однако Мамми все чувствовала, она рассказывала интересные истории, все они были из жизни, некоторые казались смешными, а другие наоборот были грустными. Она научила его сопереживать и не сдаваться. Когда мальчик ушел из родительского дома, ему было всего четырнадцать лет. Ему пришлось много чего увидеть за двадцать два года, наверное, даже слишком много для такого срока. Мамми, тем временем, не молодела, и как только грузная женщина перестала быть проворной в делах, ее попросили оставить работу по дому и более там не появляться. В поле Мамми работать уже не могла, для нее наступили тяжелые времена. Какого же было ее удивление, когда на пороге ее убогой лачуги появился посланник. Он сообщил ей, что документы на нее все оформлены, и она должна завтра прибыть на новое место работы. Утром за ней заедет двуколка. Делать ей было нечего, она никогда не была вольным человеком. На следующий день Мамми взяла свою коричневую тряпичную сумку, кинула туда нехитрые пожитки и с гордым видом отправилась за три сотни мили в только что возведенное поместье молодого дельца. Приехав к большому белому дому, служанка была встречена напыщенным дворецким. Она привыкла к такому обращению, поэтому просто прошла в комнату, которую он ей показал. Конечно, для нее было странным, что ее пригласили работать в дом, а не на плантацию, и комната ее расположена на первом этаже, но не ей было судить о решениях хозяев. Если им угодно, она будет жить тут, ей даже так намного удобнее, с ее больными ногами на третий этаж не набегаешься. Мамми поставила вещи на стул, стоящий у двери, сняла обувь и, вступив старыми отекшими ногами на ковер, замерла. Ковер был на ощупь словно шелк, он был скромной расцветки, но все равно стоил целое состояние. Осмотрев комнату, она немного растерялась. В центре была кровать, на такой она и вовсе ни разу в жизни не спала. Тут ей на глаза попался стол, посередине которого красовалась ваза с белыми пионами, там же стояли тарелки из темной глины, накрытые крышками. Она подошла к столу, села. Открыв первое блюдо, она подивилась на изысканно приготовленую форель, оценила она и десерт, и салат. Тут явно была какая-то ошибка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Комната была странной, и Мамми вместо того, чтобы отведать ужин после долгой дороги, разглаживала перед собой скатерть. Не знала она, что новый ее работодатель лично покупал мебель для милого друга у самых дорогих мебельщиков в округе. Кровать была лучше, чем у хозяина, а ковер на полу хоть и скромной расцветки, но привезен из Персии. Весь вечер он с трепетом расставлял все в комнате по своим местам, приказал слугам приготовить изысканный ужин и положить каждое кушанье на простые тарелки.

Тут кусты акации под окном зашевелились. Сложив руки, женщина исподлобья посмотрела в окно, и, замотав головой, грозно произнесла:

— Вылезай уже, проказник. Старую Мамми не проведешь!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Джеймс появился в окне, он перешагнул через подоконник, со спокойным и гордым видом сел за стол.

— Я хотел тебя удивить, – признался он.

— Конечно, сынок, так и есть, так и есть. Теперь же я хочу услышать, где ты пропадал все это время.

Они просидели до позднего вечера. Джеймс вручил Мамми бумагу, согласно этому документу она теперь являлась свободным человеком. Эту бумагу Мамми взяла дрожащими руками. Когда-то в молодости она мечтала быть свободной, сейчас же ее радовало больше другое. Она всю свою жизнь отдала белым людям, заботясь о них, приходя к ним в тот момент, когда они болели. Она отдавала им добро, переживала за них. И все равно рабыня не была им ровней, она отдала им жизнь за кусок хлеба, и они считали, что это нормально, так и должно быть. Джеймс сказал ей, что в его доме нет рабов, каждый работник свободен, у них есть жалование, и они тратят его по своему усмотрению. И тогда Мамми поняла, что господь бог, видимо, считал ее не такой уж бесполезной, он помог пробудить ей свет в маленьком молчаливом мальчике.