Старосветские убийцы - Валерий Введенский

Хоть характер Тучина был уже всем известен, такой наглости от арестованного никто не ожидал. Киросиров даже привстал. Но генерал ответил вполне миролюбиво:

— В чем-то, Сашка, ты прав. Самобытность мы потеряли. А все из-за Петра Первого! Не спорю, и к морю надо было выйти, и наукам всяким подучиться. Но нравы и обычаи сохранить. И одежду удобную — кафтаны, шаровары. Вот смотрю на Пантелея, радуюсь! А немцев зачем Петр столько завез? Все беды от них! Дворяне, вон, от службы нос воротят — голых баб малюют.

Все взоры устремились на Тучина, но тот продолжал кушать как ни в чем ни бывало. Сидевший рядом с ним Николай пытался разрезать кусок мяса. Воткнул в него вилку, но ножом почему-то орудовал в другой части тарелки.

— И еще Петру простить не могу — курить, гад, заставил! Тьфу, пакость!

Веригин достал дорогую пеньковую трубку и запустил ею в противоположную стену. Тучин, сидевший напротив, еле увернулся.

— Ты, Гришка, опять меня обижаешь. — Веригин протянул рюмку в сторону бежавшего на всех парах лакея.

Тоннер волновался за генерала. Не молод, вчера крепко выпил, сегодня побегать пришлось — и опять пьет! Так и сердце может отказать.

Киросиров попросил адъютанта передать ему соль. Николай зачем-то встал, хотя мог дотянуться и сидя, отодвинул стул, потом начал шарить по столу как слепой. После нескольких попыток солонку все-таки нащупал и вручил с глупой улыбкой уряднику, но, попытавшись сесть на отодвинутый стул, рухнул на пол.

— Ты что, пьян? — заплетающимся языком спросил Веригин.

— Нет, ваше высокопревосходительство! — ответил Николай, поднявшись.

— Смотри, за убийцу головой отвечаешь.

— Сашенька от меня никуда не убежит! — таким же заплетающимся, как у командира, языком произнес адъютант и погладил Тучина по голове.

— Дай-то Бог, дай-то Бог! — задумчиво сказал Веригин и внезапно повернулся к Роосу. — Кстати, насчет Бога! Что вы там про религиозные убеждения говорили? Ну-ка, поподробнее! Сектант?

— Нет, протестант.

— Ни о чем не говорит! — расстроился Веригин. — Без рюмашки тут не разберешься. Гришка, наливай!

— Да-да. — Гришка подскочил к Веригину.

— Наливай побольше, до краев, чтобы не оскудела рука дающего… Правильно цитирую? — Веригин обернулся к отцу Алексею, прервавшему бдение ради трапезы.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — затараторил поп и начал мелко крестить стол.

— Христа чтите? — выпив, генерал продолжил допрос Рооса.

— Да.

— И апостолов?

— Да.

— А святых и великомучеников?

— Нет.

— Не признаете, значит… Так, так, так… Ну, хотя бы пост соблюдаете?

— Тоже нет.

Генерал стукнул кулаком:

— Мы, конечно, народ веротерпимый, но терпение наше иногда лопается.

Американец попытался его утешить:

— Зато не пьем и не курим.

— Мы теперь тоже не курим, — вспомнив о трубке, с сожалением заметил Веригин. — Гришка!

Лакей уже не отходил от Веригина. Все понимали, что генерал вошел в пьяный кураж и успокоить его сможет только сон. Один Угаров слушал с интересом. Европа не произвела на Дениса того впечатления, которого он ожидал. Действительно, картины, соборы, скульптуры поражали, но их сотворили не ныне живущие… Все свершения духа относились к почти сказочным временам античности. Современные художники так же копировали непревзойденные образцы, как и Сашка с Денисом. Так зачем мы подделываемся под европейцев? Носим их одежду, говорим по-французски, позабыв свой язык. Мы потеряли самобытность, «оторвались от корней» — потому и не уважают русских в Европе.

— Я согласен с вами, ваше высокопревосходительство! — горячо воскликнул Угаров. — Европа живет наследием Римской империи, сама же за многие столетия не придумала ничего!

Веригин посмотрел на Дениса осоловевшими глазами. Потом, потрясая вилкой с нанизанным огурчиком, спросил у Рооса:

— Нечего сказать?

Американец не согласился:

— Позвольте, генерал! Одно из изобретений вы просто держите в руках!

— Огурец?

— Нет, вилку.

— Вилку? — переспросил генерал.

— Представьте себе, ее изобрели итальянцы. У них есть такое блюдо — лазанья.

— Я пробовал, — вспомнил Тучин. — Вкусно! Слой пасты, слой сыра, слой овощей, слой мяса. Все вместе запекается в печке.

— Простите за неосведомленность, — вмешался Рухнов. — Что такое паста?

— Итальяшки так называют макароны, — пояснил Тучин.

— Верно. — Роос продолжил: — Такое блюдо невозможно есть руками (слишком горячее) и ложкой (чересчур скользкое). Поначалу ели лазанью с помощью шила.

— Вот идиоты! — прокомментировал Веригин. — Гришка, а почему рюмка пуста?

Тоннер делал Гришке отчаянные знаки: в доме убийца, и пьяный генерал ему не помеха, трезвый же — наоборот. Но Гришка Веригина боялся больше, чем доктора, и покорно налил еще.

— Вскоре, — продолжил свой экскурс Роос, — кто-то придумал есть лазанью с помощью двух шил, а позже соединил их в один столовый прибор.

— Ты, Корнелий, не обижайся, — сочувственно сказал Веригин. Этнограф генералу в общем-то нравился. — Сходи-ка, братец, в хлев, посмотри на вилы! Без всяких макарон их придумали!

— Вилка — это так, для примера. Столько всего изобретено за последнее время! — И Роос начал торопливо перечислять: — Паровой двигатель, железные дороги, электричество.

— Еще раз говорю — все это глупости от неправильного питания. Кому-нибудь из вас нужно это самое электричество?

Генерал обвел взглядом присутствующих. Многие и слова такого не слышали.

— Так что запишите-ка рецепт щей. Пусть ваши пухлые итальянки, — генерал любил женщин тонких, стройных, с узкими бедрами и плоским животом, таких, как Елизавета Берг, — его освоят и спасут, наконец, несчастную Европу от демократии.

— А мне итальянские женщины понравились. И в постель их не надо затаскивать, сами ложатся! — Тучин улыбнулся воспоминаниям. — А страстные… Не то, что наши… — Саша отодвинул наваливавшегося на него Николашу. — Русская баба как бревно! Даже ногами не дрыгает!

Генерал привстал:

— Зато русские мужчины — о-го-го! Ко мне парижанки в очередь записывались… Гришка, налей!

Веригин жадно осушил рюмку, будто год не пил.

— Вы не только от кавалерии, вы и от любви генерал! — восхитился неудачливый по романтической части Рухнов.

— От любви? — У Веригина вдруг защемило за грудиной, внутри все сжалось. Генерал почувствовал, что даже если Елизавета отравительница, он любит ее больше жизни. Вслух лишь прошептал: — Это не любовь, это плотское. Любовь одна на всю жизнь дается, и кого полюбишь: честную женщину или преступницу — не знаешь. И сделать с этим уже ничего не сможешь…

Генерал внезапно уронил голову на стол и разрыдался. Мигом к нему подскочили, с трудом довели до комнаты и заботливо уложили в кровать прямо в мундире. Адъютант Николаша в перемещении командира не участвовал. Его самого, обнимая за плечи, вел пленник — Саша Тучин.

Когда Веригин захрапел, Киросиров вновь почувствовал себя главным.

— Почему арестованный здесь?

— Сейчас я Сашеньку запру, — чересчур радостно сказал Николай. Киросиров пригляделся к нему, адъютант ответил милой улыбкой.

— Вы пьяны?

— Что вы? Со вчерашнего вечера не пригубил. — Это прозвучало столь искренне, что не поверить было нельзя.

Тоннер огляделся — снова все в сборе. У двери стоял задумчивый Митя, рядом с ним Рухнов, Роос, Пантелей и Петушков. Сзади шептал молитву отец Алексей.

— Урядник, — вдруг обратился к Киросирову Тучин. — Помните, я говорил, что Данила на меня поклеп возвел?

— Помню, — процедил Киросиров.

— Он нашел пистолет и ключ от комнаты Шулявского, верно?

— Верно.

— А я еще вот это в комоде нашел. — Тучин достал из сюртука темную склянку.

— Моя, — радостно признал Глазьев. — Думал, потерял вчера.

Тоннер озабоченно спросил:

— Когда пузырек пропал?

— Я всегда его с собой ношу — в нем помещается двойная доза. Вчера вечером был, а проснулся — нет его.

Тоннер открыл притертую крышку — емкость была пуста.

— Вечером тоже пустой был? — спросил Тоннер.

— Обижаете, полный, — ответил Антон Альбертович.

— Куда же содержимое делось?

— Наверное, вытекло.

Тоннер осторожно понюхал скляночку.

— Чувствуете, опием пахнет? — спросил Тучин.

— Знакомы с этой отравой? — удивился Илья Андреевич. — Откуда?

Тучин, как всегда, не смутился:

— Человек должен все попробовать. Не так ли?

— И людей убивать решили попробовать? — влез в разговор урядник.

Никто и опомниться не успел, как Тучин прижал Киросирова к стенке:

— Не убивал я поляка, слышишь! Это Данила сделал! И князя вашего он отравил! Когда пьяного Глазьева в комнату волок, вместе с девкой опий и спер!