Согдиана - Явдат Ильясов

Что это за люди? О чем они думают? Что они знают? Чего они хотят? Из чего сделаны их сердца?

Когда-то Аристотель говорил юному царю: "Варвар и раб понятия тождественные, для него быть рабом и полезно, и справедливо…" В каждом азиате Александр видел раба. Он желал одного — чтобы раб хорошо трудился.

Но пришло время, и люди, которых он считал рабами, встали перед ним во весь рост. Они глядят ему прямо в глаза. И сын бога Аммона не понимает их взгляда. Так смотрел на него Сфинкс в стране пирамид.

И загадочный взгляд народа смущает Александра. Ему и раньше приходилось испытывать чувство страха. Он боялся за свое государство. Боялся за своих воинов. Боялся за судьбу своих замыслов. Но впервые в жизни он боится как простой человек!

Александр содрогается. Он забывает о государстве. Забывает о господстве над миром. В его ушах не звучит уже песня жреца из Кабуры. Бог исчез, остался жалкий смертный — человек с одной головой, двумя руками и двумя ногами, как у всех, и этот смертный трепещет, словно его шеи уже коснулся нож азиата. Долина Золотоносной Реки становится Долиной Страха. Душа Александра потрясена. И он понимает — ему больше никогда не воспарить к тем божественным высотам, с которых он сейчас низринулся. Для других он останется сыном бога Аммона. Но для себя он отныне и до конца дней своих будет обыкновенным македонцем из Пеллы.

Тщетно силится Александр снова разжечь в себе искру величия. Она безнадежно погасла. И его охватывает дикая злоба против народа, чей загадочный взгляд затушил в его сердце священное пламя. Так пусть же долина Золотоносной Реки будет Долиной Страха и для самих азиатов!

— О, Кера, богиня смерти! — хрипит македонец, протянув ладони вперед. — Я обрекаю эту страну на гибель.

Отряды Длинных Пик тремя потоками вливаются в Долину Зарафшана.

— Разрушайте!

— Жгите!

— Насилуйте!

— Убивайте!

Таков приказ Александра. Длинные Пики подступают к селениям, устанавливают осадные орудия и ливнем ядер, дротиков, свинцовых шаров и стрел сметают со стен и башен защитников. Потом разбивают тараном ворота, врываются внутрь и, засучив рукава, режут каждого встречного — белобородых стариков, дряхлых старух, беременных женщин, стройных юношей, цветущих девушек и слабых детей.

Истребив жителей, Длинные Пики открывают загоны и выводят наружу лошадей, верблюдов, ослов, коров, коз и овец. Затем обшаривают дома и выносят одежду, обувь, посуду, выволакивают ковры, тащат огромные глиняные корчаги, полные риса, пшеницы, ячменя, проса, вина и масла. Все это погружается на захваченных тут же вьючных животных. Очистив поселение, Длинные Пики поджигают его со всех сторон и направляются к следующему деху.

Позади клубится густой дым, но никто не оборачивается. По пути Длинные Пики вытаптывают посевы, вырубают сады, разрушают плотины, и бурная вода размывает берега каналов и заливает поля.

— Разрушайте!

— Жгите!

— Насилуйте!

— Убивайте!

И македонцы разрушают, жгут, насилуют, убивают. От Мараканды до Бахара горит Согдиана. Руки Длинных Пик чернеют от запекшейся крови. В их лица въелся дым пожаров. Их тошнит от запаха крови, по ночам их мучают жуткие сновидения, но они все убивают и убивают, ибо таков приказ Александра.

— Разрушайте!

— Жгите!

— Насилуйте!

— Убивайте!

— Нет! — кричит Феаген и ломает пику. — Я не мясник, я воин, говорит марафонец своему начальнику Кратеру, — не дело воину убивать невинных детей.

— Тебе своей головы не жалко? — изумляется Кратер.

— Делайте, что хотите! — отвечает Феаген. — Но сражаться за Александра я больше не стану.

Все, Феаген. Конец. Он вспомнил тот холодный зимний день, когда бродил по улицам Пирея и Афин в поисках хлеба. Тот день, когда он поступил в наемный отряд Эригия. Как давно это было! Лучше бы он умер в тот проклятый день! Не пришлось бы ему столько лет таскаться по чужим странам. Хватит! Он болен. Его отравила кровь. Изо дня в день накапливалась в сердце ненависть. Лютая ненависть. И вот она перехлестнула через край. Пусть терпит тот, кто страшится расправы. Феаген утратил чувство страха. На беду себе. И пусть! С него довольно. Жаль, больше никогда не увидеть ему Ирины и сына Марилада. Но теперь поздно о чем-либо сожалеть…

Его хватают и волокут к царю. Э, да это тот самый негодяй, что дурно отзывался о царе перед битвой у Гавгамел? Ах, это тот самый мерзавец, который допекал Александра на совете под Киресхатой? Вот когда наступило время расправиться с тобой! Эй, Певкест! Является Певкест, и Феаген падает на землю с перерезанным горлом. Так завершил свой жизненный путь некто Феаген, грек из Марафона.

Пал Бахар. Все дальше, до тех пор, пока Политимет не иссякнет среди знойных песков, продвигаются Длинные Пики.

Позади Согдиана. Позади сто двадцать тысяч убитых согдийцев. Кто узнает теперь долину Золотоносной Реки? Она не ярко-зеленая, как весной, не голубая, как летом, не золотистая, как осенью, не белая, как зимой, она вся, до самого горизонта, черна как ночь. Пепел покрывает землю сплошным пушистым ковром. Там и сям торчат стволы обуглившихся деревьев. И только река и ее протоки медленно, как змеи, извиваются по низине, тускло поблескивая чешуей желтоватых волн.

Нигде ни человека, ни даже птицы. Это царство Аида. Это Долина Страха.

— Ну, что ты теперь скажешь, мудрец? — гневно спросил Спантамано у перса Датафарна, узнав о гибели ста двадцати тысяч соплеменников. — Какое дело я совершу — доброе или злое, если убью в отместку сто двадцать тысяч воинов Искендера?

Датафарн посмотрел прямо в глаза согдийца и твердо сказал:

— Ты совершил доброе дело, мой брат.

КНИГА ТРЕТЬЯ. ЛЕОПАРД НА ОХОТЕ

В КРАСНЫХ ПЕСКАХ

О массагетах говорят, что часть их живет в горах,

часть — на равнинах, третьи занимают болота, образуемые

реками, четвертые — острова на этих болотах. Богом считают

они только солнце, которому приносят в жертву лошадей.

Страбон XI, 1, 6–7

Слово Клитарха.

"Так как наступил месяц восхождения повелительницы бурь звезды Арктур и пришли осенние холода, то Александр, сын бога Аммона, решил провести зиму на теплом юге. Он направился к Бактре, оставив под рукою Певколая в Мараканде всего три тысячи пеших воинов, — повстанцы смирились, мятежника Спитамена и след простыл, поэтому царь не опасался нового бунта.

В Бактре нас ожидало радостное известие — из Эллады прибыло крупное пополнение, состоящее из греческих наемников, возглавляемых Неархом. Это укрепило дух воинов, утомленных походом на Киресхату.

Блестящие победы несравненного Александра привлекают к нему сердца повелителей отдаленных народов. Посланцы скифов, обитающих по ту сторону Понта Эвксинского, привезли ценные дары и предложили сыну бога Аммона военный союз и руку их прекрасной царевны. Бактру посетил и Фаразман, владыка хорезмийцев. С ним явилось полторы тысячи конных людей. Фаразман сообщил, что его владения граничат со страной амазонок и колхов и обещал помочь хлебом и проводниками, если Александр пожелает воевать с этими племенами. Властелин мира богато одарил скифов и хорезмийцев и ответил, что примет их предложения после похода в Индию.

Вскоре в Бактре состоялся совет видных старейшин. За убийство Дария Кодомана его родич Бесс был приговорен к смертной казни. Ему отрезали нос и кончики ушей, потом отрубили голову и разрубили тело на части. На том же совете Александр назначил сатрапов для управления покоренными округами. Они получили те же права, что и персидские страны, однако им запрещено чеканить монету и держать наемное войско.

Правителем благословенной Согдианы, доставшейся нам такой дорогой ценой, стал Ороба…"

Зима на горе кочевникам, пришла в этом году рано. Из Страны Мрака день и ночь дул ветер, и в его резких порывах чувствовалось дыхание необозримых ледяных пространств. Потом выпало столько снега, что даже престарелые массагеты беспомощно разводили руками и с утра до вечера бормотали заклинания. Однако заклинания не помогли. Ударили морозы. Пустыня обледенела.

Основа благополучия кочевого массагета — скот. Скот летом и зимой содержится на подножном корму. Зимою лошади разгребают сугробы и обнажают редкую траву, — она и составляет их пищу. За ними идут верблюды, коровы, овцы. Так продолжается до весны, когда стаивает снег и земля, прогретая солнцем, набрасывает на себя покрывало из тюльпанов и сочных трав.

Но тот пласт затвердевшего снега, тот звонкий ледяной панцирь, в который пустыня оделась нынешней зимой, не пробивало даже копыто коня.

Раньше, когда выпадала суровая зима, кочевники уходили на юг, за Окс, к Мургабу и даже в Гиркан, где не бывает снега. Но сейчас дорога на юг отрезана. Все пространство от Гирдканского моря до Бактры и Киресхаты захватили юнаны. По всем тропам шатаются их конные дозоры. Два или три кочевых рода попытались перейти через Окс, однако их остановили македонцы. Скот забрали, людей продали в рабство. После этого уже никто не осмеливался тронуться к дальним кочевьям. Да и что ждало их там, если б люди и добрались до Мургаба обходным путем? Македонцы. Повсюду македонцы.