Счастье мне улыбалось - Татьяна Шмыга

Припомнился очень смешной случай, который произошел во время наших гастролей по Украине. Приехали мы с оркестром в Днепропетровск. Концерты должны были проходить в открытом театре на берегу Днепра. Вроде бы открытый зал, слышно, как рядом плещется вода, но акустика оказалась прекрасной. Закончился наш первый концерт, все прошло прекрасно, публика принимала очень тепло. Подошли к нам какие-то вежливые товарищи и сказали: «Председатель горисполкома приглашает Татьяну Ивановну, Анатолия Львовича и солистов на прием». Тут же в здании театра, внизу, оказалась гостиная, где уже стояли хорошо накрытые столы. Мы спустились, увидели, что здесь собралось все городское руководство, местная элита. Расселись по местам. Смотрю, напротив нас сидит красивый мужчина в элегантном костюме, вальяжный, держится барином, всем своим европейским видом явно выделяется среди других. Рядом с ним — милая, интеллигентная женщина, как оказалось, его жена, учительница. Кто такой этот респектабельный товарищ? Улыбается, говорит комплименты… Держится хозяином, но явно не похож на городского голову. Тут совсем другой уровень. Действительно, это был первый секретарь обкома партии Качановский, член Политбюро ЦК Украины (впоследствии он станет первым заместителем председателя Совета Министров республики).

Наконец мы увидели того, от чьего имени получили приглашение на этот прием, — председателя горисполкома, теперь бы сказали, мэра. Он встал и произнес: «Мы приветствуем наших гостей, чье искусство так радует трудящихся. Все, кто побывал сегодня на вашем концерте, придут завтра на свои рабочие места с другим настроением и будут работать с большей отдачей». В общем, от нашего выступления металлурги начнут варить еще больше стали и промышленность в Днепропетровске резко пойдет в гору.

Наш визави выслушал столь дивный спич и произнес: «Теперь я знаю, что делать. Если у нас снова возникнут проблемы с сельским хозяйством, надо будет просто попросить Татьяну Ивановну помочь нам исправить все нелады». Потом обратился к Анатолию Львовичу: «Вы с этим согласны?» Комизм ситуации был в том, что на шутку Качановского никто из окружавших даже не улыбнулся — все приняли его слова всерьез: как же, раз босс говорит так, значит, это правильно. Смеялись только мы…

Возвращаюсь к рассказу о Николае Осиповиче Рубане. В тот раз, когда я должна была выехать на очередные гастроли с оркестром МГУ, сложилось так, что мои партнеры, с которыми я обычно выступала в концертах, все оказались в отъезде. Было лето, самая гастрольная пора. И тогда мне на помощь пришла Галина Александровна Шаховская. Она посоветовала: «Таня! Пригласите Рубана!» К тому времени Николай Осипович уже давно не работал в театре, и, помню, меня охватило сомнение — все же такой перерыв, да и возраст… Но Галина Александровна меня успокоила: «Возьмите его с собой на гастроли — не пожалеете. Увидите, на сцене он будет так же хорош, как и прежде».

И действительно — произошло чудо. Это всегда бывает с настоящими артистами — на сцене они преображаются. В поездке Николай Осипович покорил всех и своим мастерством, и своим всегдашним обаянием. Сначала покорил музыкантов, а ведь известно, что музыканты — народ особый: они всегда настроены к солистам критически, любят над ними подтрунивать, поговорить о них со всякими подковырочками. И вот эта непростая публика приняла Рубана очень хорошо. А о публике в залах и говорить не приходится. Гастроли наши прошли удачно: мы пели с ним дуэты из оперетт, выступали каждый и со своими сольными номерами. Потом мы ездили на концерты с Николаем Осиповичем и этим оркестром еще несколько раз.

Я смотрела на Рубана, радовалась за него, вспоминала совместные выступления в спектаклях нашего театра — в «Графе Люксембурге» Ф. Легара, в «Баронессе Лили» венгерского композитора И. Хуски, в других спектаклях…

Помню, какая у нас с ним была замечательная сцена в оперетте Д. Шостаковича «Москва — Черемушки». Когда театр возглавлял В. А. Канделаки, он сумел привлечь к сотрудничеству известнейших наших композиторов, работавших до этого в области музыки серьезной, оперной и симфонической: Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, Дмитрия Борисовича Кабалевского, Тихона Николаевича Хренникова. Для многих это было неожиданно — одно дело опера и совсем другое оперетта. Здесь иная драматургия, иной музыкальный язык, иная стилистика. Тем не менее эти мастера крупной формы согласились попробовать себя и в музыкальной комедии. Когда Канделаки сказал в театре, что новую оперетту для нас пишет сам Шостакович, то многие решили, что это шутка — Владимир Аркадьевич был большой любитель розыгрышей. Но все оказалось правдой.

Музыка Шостаковича была необычна для оперетты и потребовала и от режиссера, и от дирижера, и от актеров большого напряжения сил. Премьера спектакля «Москва — Черемушки» состоялась в 1959 году. На сцене происходило то, что зрителям в зале было близко и понятно. Тогда в городе развертывалось широкое жилищное строительство и люди стали получать новые квартиры. Первым жилым районом массовой застройки стали Черемушки, и имя этой московской окраины сделалось известно всей стране.

По ходу действия наши с Николаем Рубаном герои, счастливые молодожены (я играла роль милой москвички Лидочки), на радостях, что они получили новую квартиру, начинали отплясывать. И выдавали не что-нибудь, а самый настоящий рок-н-ролл. Положительные герои — и вдруг такое! Ведь в те годы официальное отношение к нему было отрицательным — советская молодежь не должна была танцевать западные, «буржуазные» танцы. У молодежи, естественно, было свое мнение на этот счет, поэтому буги-вуги, рок-н-ролл она танцевала с особым удовольствием.

Наш номер в спектакле был поставлен Г. А. Шаховской, но мы с Рубаном и от себя позволяли разного рода «импровизации». Николай Осипович швырял меня, крутил, вертел — то есть вытворял от души все, что хотел. Многие в зале замирали — боялись, что я вот-вот грохнусь на сцене. Честно говоря, я и сама боялась этого, потому что ритм, темп были невероятными. После нашего танца публика потребовала повторения: в зале разразилась не просто овация, а началось самое настоящее скандирование. Запыхавшись, еще не успев перевести дыхание, я бросила в зал: «А вы попробуйте сами!». На мои слова зрители отреагировали еще более бурно. Потом такое повторялось и на других спектаклях: мы уже знали, какова будет реакция зала на наш танец, и я обыгрывала ее, повторяя свое «А вы попробуйте сами!».

Но раньше Шостаковича на предложение Канделаки написать для нас оперетту откликнулся Дмитрий Борисович Кабалевский. Конечно, для него, как и для других его коллег, композиторов-симфонистов, это был риск. В музыку оперетты Кабалевский тоже привнес необычные звучания, но специфика музыкальной комедии при этом сохранялась — просто она обогащалась другими элементами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});