Разбитые маски - Анна Малышева

Камилла покачала головой – нет, нет. Взяла его руку и почувствовала горячее, сильное пожатие. Он как будто проверял, действительно ли она сидит рядом, реальна ли эта рука.

Камилла знала место, где подруга хранила чистое белье, но в ту ночь оно им не пригодилось. В ту ночь вообще ничего не было, они просто сидели за столом и разговаривали. Сперва напротив, потом рядом на коротком диванчике, с которого Камилла постоянно съезжала вниз. Виталий обнял ее рукой за полную талию, и она почувствовала себя как на первом свидании, которое состоялось так давно, что теперь казалось не правдоподобным. Прокуренная кухня постепенно теряла очертания, свет они погасили, рассвет был далек. Длинная февральская ночь, на удивление тихая, потрескивала за окном. У нее замерзли ноги, и Виталий, сидя на полу, грел ее ступни, поставив их себе на ладони. Камилла смеялась и делала «велосипед», глядя на мужчину, который стоял перед ней на коленях, сжимая в ладонях ее маленькие, обтянутые чулками ступни.

– Ну вот и полночь, – сказала она. – Да в общем, это уже все равно. Ты будешь кому-нибудь звонить?

– Нет.

– А я позвоню. Сиди так, я сейчас.

И она прикрыла за собой дверь, чтобы он не слышал, как она объясняет мужу, что вынуждена была морально поддержать спивающуюся подругу. И как спрашивает, удалось ли завести ее красный новенький «фиат», хватило ли еды, вернулась ли домой старшая дочь…

Виталий ждал, покорно сидя на коленях. И, увидев его в той же, приниженно-покорной позе, Камилла вдруг поняла, что так просто они уже не расстанутся.

Глава 9

– Конечно, это мой браслет!

Рука потянулась к сверкающей змейке, но следователь успел отодвинуть пакет с вещественным доказательством.

Ирина нахмурилась.

– Простите, но это пока останется здесь, – пояснил Самохин. – За сохранность не беспокойтесь, вы все получите обратно после завершения дела.

– Но вы не имеете права! – воскликнула женщина. – Это мой браслет и он мне срочно нужен!

Ему пришлось выслушать монолог на тему о том, как тяжело приходится матери-одиночке, да еще ограбленной подчистую. И какой незаменимой подмогой мог бы стать этот браслет в сложившейся ситуации. Ведь, может статься, завтра ей нечем будет накормить ребенка!

Ирина говорила эмоционально и, казалось, совершенно искренне. А Самохин слушал и удивлялся. Он побывал в квартире потерпевшей, и у него создалось впечатление, что в том доме не голодали. Старинная дорогая мебель, последняя модель стиральной машины, какой-то необыкновенный холодильник – огромный, ярко-красный. «Грабители», то бишь супруги Владыкины, жили куда скромнее. Разница была заметна с первого взгляда.

– Может быть, мне понадобится продать браслет, чтобы как-то продержаться, – заявила Ирина. – Я мать и несу ответственность за ребенка! Вы не имеете никакого права держать у себя мою вещь!

Тот вздохнул:

– Ирина Юрьевна, браслет может понадобиться нам для дела. Скажем, придется его кому-то предъявить. Мы ищем ваши драгоценности, уже дали описание в ювелирные скупки. Может, кое-где придется показать браслет, чтобы у приемщиков возникло представление обо всем гарнитуре.

Та недовольно сдвинула брови – две тонкие, тщательно выщипанные ниточки. Они сошлись на переносице, и, казалось, ее лоб прорезала длинная глубокая морщинка.

– По-моему, вы делаете ошибку, – авторитетно заявила она. – Нужно искать не драгоценности, а воров. А те уж сами расскажут, куда сбыли вещи. У кого вы нашли браслет?

Зазвонил телефон, и Самохин с облегчением взял трубку. Эта пауза была ему очень нужна, чтобы пострадавшая, не дождавшись ответа, высказала собственную версию. Так и получилось. Едва он закончил разговор, как Ирина вновь в него вцепилась:

– Это кто-то из них, я уверена! Я зря не скажу! Это или Ольга, или Витька, или…

– Или, – спокойно подтвердил следователь. – Это Илья Сергеевич Русаков.

Он внимательно наблюдал за ее реакцией, но такого дикого торжества, вспыхнувшего в запавших будто от бессонницы глазах, никак не ожидал. Казалось, женщина услышала что-то необыкновенно приятное.

– Ну я же говорила! – вскричала она. – Это он! Мерзавец! Он всегда делал мне только гадости!

– Постойте, постойте. – Самохин пожалел, что так ее расшевелил. – Тут нужно кое-что уточнить.

Но уточнить что-либо было трудно – Ирина так возбудилась, что с трудом могла усидеть на месте. Она ерзала на стуле, торжествующе улыбалась и даже похорошела от волнения. Лицо, как будто сведенное вечной гримасой недовольства, разгладилось, помолодело. Глаза засияли влажным, чувственным блеском. И Самохин с изумлением понял, что эта женщина красива! А ведь во время первого визита к ней он решил, что она чрезвычайно несимпатичная и старообразная особа. «Черт-те что, – подумал он. – А еще говорят, горе только рака красит! Неприятности ей к лицу!»

Наконец ему удалось привлечь ее внимание.

– Скажите, когда вы в последний раз виделись с Русаковым?

– Ну суде, я же говорила. Пятнадцатого. Когда он появился, я сразу поняла, что будут крупные неприятности.

– У кого?

Она разом перестала сиять, улыбка исчезла, морщинки вернулись на свои законные, проложенные с годами места. Самохин даже прикрыл глаза, так разительна была эта мгновенная перемена – превращение из красивой женщины в потасканную стерву.

– У меня, – отчеканила она. – Само собой разумеется, что не у Ольги. Не будет он делать гадости своей любовнице!

– Разве у них была связь? – Самохин изобразил удивление.

– А как же? Я вам сразу это сказала, неужели забыла? Эта троица вся заодно, но Ольга с Ильей – вообще выродки!

Она возмущенно вздернула плечи, обтянутые вязаным шелковым свитером. Ирина была одета чрезвычайно элегантно, в оливково-розовые тона. На шее – нитка жемчужных бус. Разглядев их матовый, глухой блеск, Самохин решил, что жемчуг настоящий. Значит, что-то все-таки уцелело от рук грабителей.

– И как, по-вашему, давно эта связь началась? – поинтересовался Самохин. Он припомнил смущенное лицо той маленькой блондинки, когда она рассказывала о том, что Русаков заночевал в ее доме. Признание самого Ильи: клялся, что они переступили черту всего один раз, накануне возвращения Владыкина. Самохин был далек от того, чтобы осуждать кого-то из них, но их виноватые лица и голоса, казалось, сами себя обвиняли. И возможно, это имело немалое значение для следствия. Все произошло практически одновременно – их падение, ограбление квартиры, возвращение Владыкина из какого-то невероятного загула. Эти события сумели втиснуться в рамки одних суток, и вряд ли все произошло случайно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});