Охота на мух. Вновь распятый - Лев Златкин

— Отказываешься? — удивился обиженно Мир-Джавад.

«Родственник» с безумным ужасом в глазах отчаянно затряс отрицательно головой.

— Ничего не знаешь? — разочарованно протянул Мир-Джавад. — Зачем тогда сюда приехал только?.. Обидел ты меня.

Мир-Джавад кивнул агенту, и Арутюн мгновенно привязал Мирзу к скамейке животом вниз, Мир-Джавад погладил соперника по голому заду рукой.

— Арутюн, хочешь мальчика? — предложил он агенту.

Арутюн рассмеялся.

— Благодарю за честь, шеф, я уже в том возрасте, когда и женщине приходится надо мной повозиться, прежде чем…

Мир-Джавад грустно вздохнул.

— Опять самое грязное дело мне достается, ну, никто не хочет мне помочь, бедный я, бедный, ай, аллах, оставил ты меня, обделил своей милостью…

Он выпил пару таблеток, которые в народе называют «бобровкой», их дают быкам перед спариванием, запил их стаканом десертного вина и через пять минут с брезгливостью на лице изнасиловал бедного мученика, приказав Арутюну:

— Сними «на память»!

Арутюн всегда был готов услужить шефу, и он с разных точек зафиксировал необычное совокупление двух сторон обычного семейного треугольника.

Мир-Джавад закончил гнусное дело и пошел в ванную. Когда он, чистенький и довольный, вернулся в комнату, Арутюна уже в ней не было, но Мир-Джавад даже не обратил на это внимание, он опять подошел к застывшему от ужаса, плачущему от стыда и боли вдвойне уже «родственнику».

— Я тебе понравился?.. Удовлетворил тебя? Только не говори мне, прошу тебя, умоляю, «нет»! Я этого не вынесу!.. Неужели придется еще раз тебя удовлетворять… Какой ты развратный! Слушай, есть идея: здесь, на эйлаге, много пастухов. Если хорошо попросишь, я их приглашу, даже заплачу, клянусь отца! А как ты думаешь? Хороший мужчина в наши дни очень дорого стоит. Да ведь ты и сам знаешь, наша жена из нас двоих оплачивала только тебя, так что можешь считать себя сильным и смелым мужчиной, а я останусь, ну, если не импотентом, то где-то близко к этому. Согласен?

Бедный ученый муж смотрел остекленевшими глазами, лишенными и проблеска разума. Первое же соприкосновение с суровой жизнью растоптало его, и он не выдержал издевательств, сошел с ума.

А Мир-Джавад лихорадочно соображал, как ему избавиться от опасного теперь «родственника». Очень ему хотелось оскопить беднягу и послать в подарок Лейле в заспиртованном виде, но… это значило бы «подставить» себя. Атабеку нетрудно, совсем нетрудно догадаться, чья это работа, что в свою очередь означало: сам Мир-Джавад проживет не более суток, своего тестя он очень хорошо знал и, утолив злобу, уже раскаивался в бессмысленном поступке.

Вздохнул Мир-Джавад: «никогда удовольствие не бывает полным»! — жаль ему было отказываться от такого замечательного плана, но жизнь дороже.

— Придется выбирать один из традиционных методов, малоинтересных: автомобильная катастрофа… Как ни жаль, придется и от агента избавиться, хороший, верный человек, а надо. Вместе поехали — вместе и погибать.

Только теперь Мир-Джавад заметил, что его лучшего агента нет в комнате. Выбежав из шале, он убедился, что агента нет, ушел Арутюн. Лучший агент потому и лучший, что всегда предвидит опасность и предотвращает ее.

— В горы ушел или на границу подался? — забеспокоился Мир-Джавад.

Он позвонил на границу, но затем раздумал сообщать о побеге агента, «светиться» самому тоже не хотелось; да и понимал он, что агент — не дурак, на границу не сунется, способность работать под любой личиной растворит его в массе, не найти. Ну, что ж, Мир-Джавад не особенно беспокоился тем, что агент может ему причинить какие-нибудь неприятности.

— Руки у самого в крови! — подумал он неожиданно злобно. — За службу верную Ренку — верная пуля…

Пришлось все делать самому. Мир-Джавад одел, как ребенка, застывшего от ужаса молодого ученого, посадил его рядом с собой в машину и повез к перевалу. Там был нужный ему поворот, который все звали: «пронеси, господи»! Вот здесь и суждено было закончить жизнь единственной любви Лейлы, дочери всесильного Атабека.

Мир-Джавад направил машину прямо в пропасть, выскочив в последний момент, когда до падения оставалось каких-нибудь три-четыре метра. Любил шеф инквизиции края пощекотать себе нервы. А Мирза, его дублер в постели жены, не обладал подобной реакцией и с застывшим взором смотрел, как быстро, невероятно быстро несется навстречу машине дно ущелья, пока сердце не смилостивилось над ним и не остановилось от ужаса и перегрузки…

Горе Лейлы было беспредельным. Она, как и все, поверила официальной версии о несчастном случае, появившейся после тщательного расследования, и у нее не появилось даже тени сомнения, тени подозрения о причастности Мир-Джавада к смерти Мирзы. Лишь Атабек спросил мимоходом:

— А куда тело шофера делось, не знаешь? — и пояснил, видя прекрасно разыгранное недоумение Мир-Джавада. — Мне доложили, что видели, как Мирза с каким-то пожилым мужчиной выехал из города, причем тот сидел за рулем…

Мир-Джавад внутренне напрягся, но, призвав на помощь самообладание и спокойствие, не задумываясь, нашелся что ответить:

— Если он сидел за рулем, то либо сгорел, либо успел из машины выпрыгнуть.

Атабек посмотрел в глаза Мир-Джавада очень внимательно, но если и были у него подозрения, то подтверждения им он не нашел, один лишь честный и преданный взгляд.

— Сгореть он не мог до полного исчезновения, скорее, успел выпрыгнуть из машины. Если остался в живых, то найдем… Ты тоже поможешь. Чьи люди раньше его найдут, тем — премия. Правильно я говорю?

Атабек дружески улыбнулся Мир-Джаваду, но тот тоже правильно услышал в словах Атабека угрозу и решил приложить все силы, чтобы найти агента первым.

* * *

Бабур-Гани была счастлива. Власть ее множилась не по дням, а по часам. С того памятного дня, когда она, находясь на волосок от гибели, спаслась, предложив свои услуги Мир-Джаваду и искусно запугав его своим пророчеством, прошло уже немало лет, и ни он, ни она не жалели об исключительно выгодной, как оказалось, сделки.

Публичные дома Бабур-Гани славились на всю страну. Она умела не только найти красивый товар, но и сделать его умным, умелым, незабываемым. Это было главным в школе Бабур-Гани: необходимо поразить мужчину в самое сердце, загнать туда так прочно занозу страсти, чтобы вечно ныла и напоминала о себе. Каждый клиент должен получить то, о чем мечтает, что жаждет найти в женщине: один — нежность, другой — жар, третий — невинность, четвертый — материнскую заботу… Да мало ли желаний возникает у людей, облаченных в тогу власти, страшных в своей уверенности и непоколебимых в своей правоте. И каждая ученица Бабур-Гани была достойна своей учительницы. А практику им преподавали Мир-Джавад, Васо и им подобные, даже тем, кого Бабур-Гани готовила в штат девственниц для развратных бонз партии национал-юнионистов.

Национал-юнионистская партия возмущенцев была единственной партией в стране. Ее устав был кораном и библией современности, все, что противоречило уставу, подлежало уничтожению, все, что не противоречило, но излагалось другим языком, другими мыслями, считалось лишним и также уничтожалось. Говорить и думать все обязаны одинаково. Неодинаковых уничтожали или прятали за колючую проволоку…

Такой порядок в полной мере устраивал Бабур-Гани, она первой догадалась выправить патент на отбор из тюрем, лагерей, детских домов, школ специального назначения детей и молодых жен врагов народа, а также имела право арестовывать тех, кому удалось скрыться от ареста инквизиции. Мир-Джавад деятельно помогал ей в этом. И Бабур-Гани процветала. Она открыла шикарный дом свиданий в столице, рядом со дворцом эмира, и филиалы во всех крупных городах страны. Деньги текли к ней рекой и, несмотря на то, что Мир-Джавад более половины дохода забирал себе, часть отдавая Атабеку, и приходилось давать «бакшиш» всем большим начальникам, Бабур-Гани стала одной из самых богатых женщин страны. И чем больше власти сосредоточивалось в ее руках, тем страшнее она становилась. Власть развращает, а ее тяготы редко кто несет с достоинством…

…Ночью Бабур-Гани проснулась от легкого шороха. Сунув руку под подушку, Бабур-Гани вытянула «вальтер» и взвела его на бой. Она видела в темноте, как кошка, так же и слышала, поэтому сразу же заметила ловко двигающуюся тень. Тень складывала в плетеную корзинку самые ценные вещи: старинную бронзу, хрусталь, серебро, небольшие картины, и Бабур-Гани с усмешкой отметила, что у вора хороший вкус, он отличал даже подделки и ставил их на место.

Бабур-Гани включила общий свет и наставила на остолбеневшего воришку пистолет.

— Поставь все на место, негодяй, при свете тебе легче будет это сделать, ты…

И здесь Бабур-Гани осеклась, привыкнув к яркому свету, она увидела, как красив юноша. Семнадцатилетний красавец с досадой посмотрел на пистолет, затем спокойно, не торопясь, все расставил по своим местам, так же бережно и аккуратно. Закончив расстановку, он равнодушно спросил: