Не уходи. XIX век: детективные новеллы и малоизвестные исторические детали - Алекс Норк

— Чуть позже. А прежде всего не могу не сказать, что вы великолепно выглядите, сударыня.

— Благодарю-благодарю.

— И не могу не сказать, что я это великолепие несколько поубавлю.

Брови ее изогнулись дугою вверх, взгляд стал насмешливым... но и внимательным.

Достаю из папочки два листа и протягиваю ей.

— Что это?

— Это, извольте видеть, оригинал и подделка почерка покойного генерала. Не правда ли — один к одному? А это, — показываю на приятеля, — автор подделки, которого ищет полиция. Но одумался человек, и с раскаяньем готов явиться хоть тотчас в полицию. С показаниями на вас, разумеется, как на заказчика.

Лицо ее меняет прежнее выражение на гневное и растерянное, и даже в щеках появляется желтизна.

— За раскаянье и выдачу подлинного преступника грозит ему ссылка, не более на три года, он уже выбрал Тобольск.

Она хочет сказать, но из полуоткрытого рта звук не доносится.

Этим надо воспользоваться:

— Но есть, сударыня, компромисс. В сейфе у генерала находились облигации на сумму более двадцати тысяч рублей. Облигации на предъявителя, однако при их продаже клиентам записываются против фамилии номера. Мы, таким образом, можем легко заблокировать эти облигации, вы ведь не заботились от них избавиться — по ним идут хорошие проценты. Итак, под мое и Настино честное слово облигации остаются у вас — можете как угодно распоряжаться.

— Какой вы, Завьялов, фантастический негодяй, — тихо произносит она, цвет лица понемногу к ней возвращается.

Раздумывает... и я не тороплю.

— Послушайте, Завьялов, а может быть мы с вами договоримся, этак, напополам?

Чтобы не вдаваться в мораль, прибегаю к простейшему аргументу:

— Сударыня, я богат.

Она понимает.

Кивает несколько раз головой:

— Истина говорит простыми словами. ... А кто так сказал?

— Еврипид в одной своей пьесе.

— Да-да... что ж, я даже не буду переодеваться — едем к нотариусу, пишу официальный отказ от наследства.

— А как же, — заволновался мой приятель, — как же Тобольск. Там жил в ссылке сам протопоп Аввакум, я хотел со слов старожилов написать его портрет.

Женщина невесело усмехнулась:

— Старожилов, которым за двести лет. До чего же долго люди живут в России. И главное — по-скотски живут почти все, и на тебе — живут и живут.

Помимо законной тысячи, Настя заказала художнику моему, специально втридорога, свой портрет.

И вправду, обогатившись, он скоро уехал.

В Италию.

НОВЕЛЛА III

На две недели мы отправились в наше именье, я — повидать матушку и младшую сестру, а дядя, соответственно, — сестру и племянницу.

Очень весело и к общей радости прошло время, с купаниями в пруду, где вода была много теплее реки, ходили с дворовыми людьми в лес собирать белые грибы-колосовики, уродившиеся в этом году на славу и наслаждались дядиными вечерними рассказами об Американских своих приключениях, о которых до этого я знал слишком мало. А главное, мы все очень мало знали, о состоянии этого континента, об истории его последних десятилетий — после окончательного освобождения в начале двадцатых годов от испанцев. Дядины рассказы порой очень даже шокировали, так что такое их содержание мы с матушкой выслушивали только когда удаляли сестренку спать или заставляли ее погулять перед сном в саду.

С конца 20-х годов в Латинской Америке начинается энергичный распад бывших испанских вице-королевств и вообще крупных территорий на множество мелких или относительно небольших государств. Виною всему вождизм, заложенный в испано-креольском характере, и очень большой материальный соблазн захвата чужих земель и имуществ. Во главе освободительного движения от испанцев стояли сами же испанцы, которые уже не видели причин платить налоги метрополии, подчиняться диктуемым ограничениям в торговле с Европой — Англией, в первую очередь. Они же и стали во главе раздробления континента на многие отдельные государства. Были и объединители, прежде всего отличные полководцы противоиспанской войны Сан-Мартин и Боливар. Первый хотел создать великое государство на территориях Перу, Аргентины, Чили; второй имел тот же замысел в отношении верхней и центральной частей Латинской Америки. Но их же и обвинили в попытке стать диктаторами на огромных территориях и, как выразился дядя: «всякие хорьки полезли из нор».

Некоторые из них, впрочем, были неплохими военными, и почти все — хорошими демагогами.

Кроме испанской части населения были негры, повсеместно получившие свободу уже к концу второго десятилетия, индейцы, любившие переходить с одной стороны на другую, за деньги и по какому-то своему, непонятному остальным, разумению, и разные смеси их с неграми — самбо — и белых с ними: соответственно, мулаты и метисы. Вся это публика добрым нравом не отличалась, и войны носили характер взаимных массовых истреблений. Изнасилование женщины считалось удачным исходом, если она при этом не умирала или ее не убивали. Масштабный характер всё это приобрело с конца двадцатых годов и закончилось, более-менее, в начале сороковых. Экономический упадок, конечно; местами — голод. Так что к дядиному приезду благородный сей континент едва очухался. Мнения хорошего о людской составляющей у дяди там не сложилось, и он «сильно б задумался, что выбрать — жить среди них или на охотничьей территории леопарда».

Много было интересного о природе, и сестрица моя порою забывала закрывать рот; так, индейцы показывали дяде особо крупную анаконду футов чуть ли не сорока: «мысль даже выстрелить в этакую тварь казалась просто смешной». Индейцы регулярно скармливали ей диких свинок, чтоб не захотела чего другого.

Две недели прошли очень быстро, и маменька взяла с нас слово быть опять не позднее начала августа.

Москва.

Жаркая уже.

И такая любимая.

Она всегда любимая для каждого москвича, но особенно в летнее время года.

Радует легкость одежды, способность передвигаться без устали по чистым сухим тротуарам, радуют длинные дни, светлые совсем даже в вечернее время, зелень Бульварного кольца, упирающегося одним концом в блестящую от солнца Москву-реку у Храма Христа Спасителя и другим в нее же перед Замоскворечьем.

А еще, как Чацкий «с корабля на бал», мы попали на следующий день к Казанцеву на банкет.

Орден Белого Орла.

Не вручили еще, но уже утвердили приказом.

За последние дела, да и во многих предыдущих он был успешен.

Орден Анны I-ой степени у него уже был, ждали — по очередности — Владимира II-ой степени, но довольное начальство дало на ступеньку выше — Орден Белого Орла.

Это уже совсем высокая награда, и о наградах надо специально сказать, потому что кроме чиновного люда, прочие все, а особенно молодежь, путаются в этом вопросе.

Вряд ли стоит отвлекаться на последовательность и конкретный год появления каждого ордена, однако о том, как они по достоинству окончательно выстроились к тридцатым годам столетия непременно надо сказать.

Андрея Первозванного — Екатерины (только женский) — Владимира I-ой степени — Александра Невского — Белого Орла — Владимира II-ой степени — Анны I-ой — Станислава I-ой — Владимира III-ей степени — Анны II-ой степени — Станислава II-ой степени — Владимира IV-ой степени — Анны III-ей степени — Станислава III-ей степени.

Отдельно стоял Георгиевский крест 4-х степеней. Это боевой орден. Дядя и Казанцев имели Георгия IV-ой степени за Кавказ и очень им гордились. Причем Казанцев обязан был надевать этот орден при мундире. А батюшка мой навоевал даже на три Георгия: II-ой, III-ей и IV-ой степени. Разумеется, тайным его желанием было обрести и Георгия I-ой степени, но давался он от чина генерал-лейтенанта и то очень редко.

Особое место занимал и Орден Анны IV-ой степени «За храбрость». Он носился на эфесе холодного оружия и имел статут никогда не снимаемого.

Трагикомичный казус произошел с Орденом Андрея Первозванного, утвержденным Петром I. Под первым номером его получил близкий к Петру граф Федор Головин. А под вторым номером — Мазепа. Сам Петр имел только третий номер. После измены Мазепы у Петра случился в полном смысле сумасшедший припадок, он изыскивал казнь, которой предаст Мазепу, а до казни хотел надеть на Мазепу Орден Иуды, художественно разработанный им самим и весивший с полпуда. Всё это осталось в мечтах, так как Мазепа благоразумно сбежал вместе со шведским Карлом XII. Эта история очень характеризует характер Петра, который ранее предал мучительной смерти атаманов Искру и Кочубея за их честный доклад о намерении Мазепы переметнуться на сторону Карла, потом Петр озлился отнюдь не на себя, и в исторических хрониках нет сведений об угрызениях совести его за убитых им честных людей — Петр целиком окунулся в планы изощренной мести Мазепе.