Нелюди Великой Реки - Андрей Лавистов

Перднул я знатно. Громко и протяжно. Аристарх аж отскочил спиной вперед метра на три, едва не врезавшись в привставшего от письменного стола Локтева.

- А? Что? - глуховатым старческим баритоном растерянно и злобно произнесло это прежде бесчувственное полено. Понеслось! И тогда произошло то, на что я, в общем-то, надеялся. Аристарх издал тигриный рык, и последнее, что я увидел, была широкая спина выносящего дверь мага, который просто рыдал от раздирающего его хохота.

Тьма.

***

Глаза удалось разлепить не сразу. Зрение упорно не восстанавливалось, так что я проделал старинное упражнение - попытался представить свое тело в пространстве. Так. Лежу. Пошевелить пальцами рук, ног. Получается. Вот и глаза открываются. Потолок белый, солнце квадратиками сквозь стекло. Больничка тюремная, не иначе. Все белое и в решетках. Едва я сообразил, что в комнате есть окно, как меня охватило злорадное ликование. Выбрался!

Шанс, что я смогу вытерпеть боль, был крайне невелик с самого начала. Хамить унтеру - дело бесполезное, хотя поначалу я именно это собирался делать. Игнорировать Васю и сосредоточиться на палаче. Но словами вывести из равновесия этого старого волка, скорее всего, было невозможно. Он всю жизнь видел, что слова не значат ничего - под его кулаком из людей и нелюди выдавливались какие хочешь слова. Нужен был поступок. Шутка из разряда грубых. Чем грубее, тем лучше. Тогда появлялся призрачный шанс, что Аристарх рассердится и методичное выбивание из меня правды сменится чем-то непредсказуемым. Это и был шанс избежать боли. И одновременно, это был шанс откинуть копыта. Ладно, Аристарха с Васей я наказал.

И еще - кто-то должен разнести эту историю по всей контрразведке. В принципе, таким человеком мог стать Локтев - для него это возможность подсидеть Вась-Васю. Но ржавший, как лошадь, колдун даже лучше. Этот уж молчать не будет ни при каких обстоятельствах. А осмеянный контрразведчик - это проигравший контрразведчик. Теперь убивай меня, не убивай - дело сделано. Если эта историйка дойдет в каком угодно виде до начальства, то появится крохотный шанс выйти отсюда. И не по частям.

А ушные хрящи мне Аристарх не сломал все-таки - высокой пробы профессионал.

***

Подняться с койки я не мог, тело было тяжелым, вялым и каким-то желеобразным. Поработал надо мной палач все-таки неплохо. Куда он мне напоследок засветил? Чтобы не уклоняться от удара Аристарха, я смотрел на колдуна. Кажется, Аристарха подвела именно выучка. Он нанес двойной удар - ногой и рукой, причем рукой через ничтожный промежуток времени, гораздо меньший, чем секунда. Ага. Только удар ногой, в теории, предполагался как останавливающий. Своего рода страховка, если бы я на него нападал. А я не нападал, и от удара начал заваливаться. Добивающий удар рукой, поэтому, оказался смазанным. Опять повезло. Встать я не могу, сил нет, да и опасаюсь, так что остается делать? А споем. Песня укрепляет дух, легкие, опять-таки укрепляет, и что там в тюрьме петь полагается? Я спел давно слышанную старинную воровскую песню про малолетку, которому трудно

На баланде свой срок отбыва-ать!

Смысл в этой песенке сводился к тому, что когда малолетка откинулся, на его плечах была только отвратительная казенная роба. И поэтому

Чтобы быть поприличней одетым,

Я, как прежде, пойду ворова-ать!

Тут его, понятное дело, ловят злобные урядники, и все начинается сначала. Малолетке трудно отбывать, а осободившись, ему западло в "казенке" ходить. И он снова идет воровать. И снова его ловят урядники. Дебильная песня. Почему, спрашивается, малолетка, отсидев столько раз - песня состояла куплетов из сорока - все еще остается малолеткой? Вот с такой бородой! Почему эта дурная малолетка не пойдет работать? За несколько дней он заработает на одежду, и еще деньги останутся. Можно было бы просто попросить одежду, не оставили бы голым милосердные люди. Есть у меня подозрение, что не так все просто. Вероятно, малолетке по каким-то тюремным законам нельзя было работать и просить милостыню. Тогда это трагедия. И ворует малолетка не из желания "быть поприличней одетым". Тут другое. Но песня жалостливая. Сомневаюсь, что можно исполнять ее таким радостным голосом, улыбаясь во весь рот.

Не успел я допеть песню до последнего куплета, как дверь в середине стены распахнулась, и франтовато одетый, с белоснежным халатом внакидку, Василий Васильевич, сам, собственной персоной, предстал перед моими глазами.

- Все поешь? - спросил он меня, прикладывая носовой платочек, обильно политый духами, к носу. Да, запашок от меня не очень. Кровью, блевотиной, почему-то, и потом.

- А мы на тебя, Корнеев, столько амулетов силы извели, что на них дирижабль в небо можно было бы без газа поднять, - просветил меня агент самым дружелюбным и легкомысленным тоном. - Считай, с нижнего плана душу твою вернули. Чуть копыта ты, полупидор, не отбросил... Не тушуйся, есть решение тебя выпустить. Полежишь еще чуть-чуть, поправишься окончательно, а потом иди себе, гуляй!

И, разом утратив как показное легкомыслие, так и лживое дружелюбие:

- А я с тебя, стервеца, глаз не спущу. Если бы мне колдун протокол подписал, гнил бы ты уже...

Я пожевал губами и прошептал неразборчиво что-то вроде "Хыч-лать-ссс"

- Чего? - наклонился ко мне Василий Васильевич. Вот придурок, я ж пел недавно, неужто он таких простых вещей не помнит?

- Хочу сделать заявление! - мстительно проорал я ему на ухо. - О том, как меня пытали сотрудники контрразведки! - Эх, жаль, во рту, как в пустыне - ни капли влаги. Плюнуть и то нечем. Но за "полупидора" он ответит.

- Делай, делай, - насмешливо проговорил Василий Васильевич, - я тут вообще не при чем. Локтев, холуйская душа, при задержании переусердствовал. Приказал Аристарху тебя вырубить. А тот и рад стараться. Это и протокол задержания подтвердил. Все-таки в гостинице брали, место людное... А потом ты на допросе уже себя не помнил. Такое вытворял... Наговаривал на себя, дескать, у меня смарагды в ж...пе, драться лез... Требовал досмотра, озабоченный... Но мы не в обиде. Даже вылечили тебя на казенный счет! - и лицо у него было такое, словно из собственного кармана заплатил.

Вот сволочь. Без мыла в любую щель влезет и вылезет, сухим из воды. Накрывается медным тазом мое заявление. Это, значит, он так Локтева подставил. Наверняка прямо не приказывал меня вырубать, чтобы при допросе с магическим жезлом не уличили, только намекнул. А Локтев для него каштаны из огня таскал.

Дверь распахнулась снова, в палату суетливо заскочил одетый в черный мундир абориген. Халат его был солидно надет в рукава, на шее болтался фонендоскоп, захочешь - не перепутаешь: целитель, но тоже в контрразведке служит. Он недовольно посмотрел на Вась-Васю, но замечаний никаких делать не стал - тот и сам уже, широко улыбаясь и подняв руки в знаке полной и безоговорочной капитуляции, отступал в сторону двери.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});