Н 7 (СИ) - Ратманов Денис

— А с Уругваем мы отлично сыграли! — сменил тему Валерий Кузьмич, поворачиваясь к нам и лукаво прищуриваясь. — Только что написали, что на пресс-конференции будет… — Он взял паузу.

— Горский? — не веря себе, воскликнул Кокорин.

— Нет, но близко. Вот если в чемпионате мира попадете в первую десятку, тогда Павел Сергеевич точно руку каждому пожмет и, может, подарит что интересное.

— Мы тогда играть не сможем, — отрезал Денисов, намекая на дар.

— Старина, ты и так скоро не сможешь, — подбодрил его Кокорин и заранее выставил блок, защищая голову, но Игорь не стал его бить. — Так кто там будет?

— Илья Львович Каретников.

Кто-то присвистнул, кто-то воскликнул:

— Ну ничего себе!

Дзюба оживился и забормотал:

— Вот теперь я уверен, что награда будет достойной. Это ж позорище, если член Политбюро на глазах у всей страны преподнесет нам одно спасибо.

— Артем, куда в тебя лезет? — не выдержал Карпин и принялся загибать пальцы. — Квартира есть, в центре Москвы. Дача на Рублевке есть. У мамы дом в Ялте. У тестя — целый дворец вблизи Туапсе. Машина у тебя и у жены. Во! Пальцы на руке кончились. А тебе все мало.

— Куркуль, — повторил Денисов.

Я отвлекся от разговора, написал Семерке: «Привет. Я в Москве. Как ты? Хочу увидеться. Организуешь встречу?» Ответила она сразу же: «Ку. Лучше. Попытаюсь. О времени сообщу позже».

Потом я отправил сообщение адвокату Кагановскому: «Добрый день. Как у нас дела?» Он не ответил — вероятно, был на очередном слушании, я ж не единственный его клиент.

После я разослал «титанам» сообщение, что приземлился, все отлично, но дома буду затемно — есть дела. Они все были на тренировке, через полчаса начнется бомбардировка ответами. Погосян, наверное, позвонить попытается, или Левашов — чтобы первыми быть в курсе.

Чтобы телефон не начал звонить во время мероприятия, я отключил звук.

Из «Шереметьево» нас повезли в «Лужники», где мы сперва пообедали в ресторане, а в три в набитом конференц-зале кишели журналисты. Я окинул взглядом два стола, стоящие справа и слева от трибуны, и подумал, что двадцать с лишним человек там точно не поместятся. И оказался прав: для футболистов освободили весь первый ряд. К моему удивлению, тренеры расселись тут же, а за трибуной остался только начальник команды, который дергал шеей, словно подавившаяся птица, и переминался с ноги на ногу.

Ну еще бы не нервничать, не каждый день целый член Политбюро и министр обороны снисходит! Память воспроизвела досье на министра обороны: относительно молодой человек, сорок пять лет. Высокий блондин с неподвижным лицом и мощным подбородком, близкий соратник Горского. С большой вероятностью одаренный.

Только мы заняли места, как отворилась дверь в стене за трибуной, и оттуда вышел Каретников собственной персоной. Мимика у него была более живой, чем на фото. Одет он был в строгий серый костюм с отливом, и главное, он не уступал ни ростом, ни статью двум здоровенным телохранителям.

Начальник команды открыл и закрыл рот, не зная, что сказать, ведь он не успел толкнуть приветственную речь, Каретников пришел раньше. В зале воцарилась мертвенная тишина, и если бы кто-то начал икать в толпе, это было бы слышно. Министр взял второй микрофон с трибуны, проверил его. Начальник команды попятился, уступая ему место за трибуной.

— Здравствуйте, товарищи! — проговорил важный гость командирским голосом. — Меня зовут Илья Каретников. Прошу прощения, что немного нарушил ваши планы, но у меня возникло срочное дело, которое никак нельзя отложить. Но и не порадоваться вместе с нашими болельщиками я не могу, как и не могу не поздравить ребят с ничьей в сложнейшей игре. — Он приложил руку к груди и чуть поклонился. — Спасибо парни, страна гордится вами! В знак благодарности на ваши счета в течение дня поступит определенная сумма. Обычно я не люблю церемонии, но за удовольствие от игры, за этот фейерверк эмоций, что испытал и я, и каждый болельщик… Специально для каждого из вас изготовлены именные часы, одинаковых нет, даже в пределах партии они отличаются.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он принялся приглашать на сцену каждого и вручать награду. Причем, судя по реакции парней, это было что-то действительно крутое. Даже Дзюба, что сидел рядом, ерзал и ворчал, что опять маринуют вместо того, чтобы просто дать миллион, на сцене заулыбался и принял театральную позу, глядя на часы — чтобы журналисты запечатлели.

Когда вернулся на место, принялся мериться часами со Смоловым, насколько я увидел издали, они были разными и подходили своим владельцам.

Настал мой черед. На меня навели объективы журналисты, и я начал восхождение на сцену. Каретников улыбался, чуть прищурившись, если бы не два амбала на сцене, не сказал бы, что это такая важная персона. Обычный человек, без пафоса и понтов.

Рука у него оказалась прохладная и чуть шершавая. Никаких тебе запонок с бриллиантами. Простая одежда.

Я сосредоточился на желаниях Каретникова — чисто из любопытства — и ощутил уже знакомый белый шум. Так и есть, передо мной одаренный.

— Александр, — проговорил Илья Львович, протягивая коробку с часами, — уверен, тебя ждет великое футбольное будущее!

— Спасибо, — улыбнулся я, мы еще раз пожали друг другу руки, замерев на миг — для журналистов, и я вернулся на место.

Мои часы были круглыми, золотыми, но строгими, с рыжим кожаным ремнем. Над цифрами 6 и 12 блестели два крупных камня, и что-то подсказывало, что это самые настоящие бриллианты, а на обратной стороне было написано: Александру Нерушимому от ЦК КПСС и правительства СССР. И подпись. Надо полагать, самого Горского. И не лень ему было… Или она скопирована? Да, скорее всего.

— Че у тебя? — спросил Дзюба.

Я показал подарок, он самодовольно улыбнулся и продемонстрировал громоздкие квадратные часы, вместо кожаного ремня была золотая цепь.

— На тебя похожи, — констатировал я, надевая подарок.

Все радовались, как дети. Что удивительно, часы будто были заряжены позитивом, и никто не остался обиженным, что у него меньше и хуже, чем у других.

Последним подарок получил Антон Бако. После этого Каретников с нами распрощался, и тренеры расселись за столы. Посыпались вопросы журналистов — в основном удобные, в отличие от тех, что спрашивали в Англии и Уругвае. Впечатление, что на западе они стараются максимально уязвить опрашиваемых.

Длилось мероприятие дольше часа. Футболисты заскучали, особенно тяжко пришлось Кокорину и молодняку, мне самому от них передалась зевота, и казалось, что челюсть сверну.

От скуки я полез в телефон и обнаружил кучу сообщений от «титанов», от Кагановского, что жаба требует со мной встречи, и от Семерки: «Жду в 17.00. Пропустят». Сейчас начало третьего. Успею десять раз.

Среди кучи сообщений чуть не затерялось уведомление о пополнении счета на 100000. Блин, я богат! Я никогда не был так богат, как сейчас! Вспомнились первые дни в этом мире, когда мне нечего было есть. Потом вспомнились голодные девяностые, и появилось ощущение, что я на Олимпе.

В пересчете на российские рубли, за полгода я заработал больше пяти миллионов! А тратить их некогда. Если человек счастлив, ему хочется, чтобы все были счастливыми. Когда вернусь, надо забабахать пир на весь мир. Как там поется? Выкинуть хлам из дома и старых позвать друзей.

Наконец мероприятие закончилось, и я отправился к Семерке. Купил фруктов, разнообразных сыров и огромный букет белоснежных роз. Надеюсь, меня с этим добром пропустят к ней.

* * *

Семерка лежала в отдельной палате, но все так же, на вытяжке. Увидев букет, за которым я наполовину мог спрятаться, девушка заулыбалась. Выглядела она намного лучше, чем раньше. На табуретку я определил угощения: персики, виноград и малину, и тарелку с сырной нарезкой.

Сотрудники больницы оказались прогрессивными и поняли, что положительные эмоции способствуют выздоровлению даже в большей степени, чем лекарства, потому позволили пронести букет в палату.