Гурджиев и Успенский - Аркадий Борисович Ровнер

по проектированию железной дороги между Тифлисом и Карсом. Естественно, ему приходится часто бывать и жить в Тифлисе, культурном центре тогдашнего Закавказья, и общаться с его культурной прослойкой. Очевидно, к этому или несколько более раннему периоду относятся описанные Гурджиевым опыты археологических раскопок в районе древней столицы Армении г. Ани, а также находка и расшифровка древней рукописи – беллетристичность двух этих сюжетов вызывает сомнения в их правдоподобности, – рассказывающей о таинственном Сармунгском братстве, захватившей его воображение и толкнувшей его и его друга Саркиса Погосяна на поиски живых следов этого братства среди потомков древних ассирийцев, айсоров, живущих в долине Изрумин. Гурджиев рассказывает и о переходе через границу Российской империи, о путешествии через Турцию к морю, о древней карте Египта-до-песков, найденной Гурджиевым у армянского священника и срисованной им в тайне от доверчивого хозяина, о драке матросов в портовой таверне, в которой он и его друг Саркис Погосян принимают участие и которая становится прологом к путешествию по воде и по суше сначала в Александрию, а затем в Бомбей. Трудно отделить в этих рассказах факты от вымысла, однако они воссоздают картину романтических представлений двух юных искателей истины конца XIX столетия, одним из которых был наш герой.

Итак, в 1890 году (или около того) открывается самая туманная глава в биографии Гурджиева, рассеянный свет на которую проливают только его собственные рассказы, а также его оговорки и проговорки, свидетелями которых станут впоследствии его ученики.

История трех пулевых ранений Гурджиева, описанная им в его последней книге “Жизнь реальна только когда ‘я есть’”, интересна тем, что дает некоторые хронологические ориентиры в туманном двадцатилетии его странствий по миру.

Первое из этих ранений, сообщает Гурджиев, имело место в 1896 году на острове Крит за год до начала греко-турецкой войны. Оттуда в бессознательном состоянии он был вывезен незнакомыми ему греками в Иерусалим, а из Иерусалима после поправки он отправился пешком в Россию. Во время этого путешествия, длившегося около четырех месяцев, он переболел целым набором болезней, из которых Гурджиев упоминает “курдистанскую цингу” и “армянскую дизентерию”. Пробыв какое-то время у родителей в Закавказье и движимый своей неумолимой манией, он отправился в дальнейшие путешествия, во время которых ухитрился переболеть новым набором болезней, из которых он называет “ашхабадскую бединку”, “бухарскую малярию” и “тибетскую водянку”.

Второй раз Гурджиев был ранен пулей в горах Тибета за год до англо-тибетской войны, т. е. в 1902 году. В этот раз, сообщает Гурджиев, рядом с ним оказалось пять хороших врачей, поставивших его на ноги после трех или четырех месяцев, проведенных им в бессознательном состоянии.

В третий раз он был ранен шальной пулей в 1904 году в Закавказье недалеко от Чиатурского тоннеля в перестрелке между повстанцами-гурийцами и солдатами. Это ранение Гурджиев называет почти что фатальным и сообщает, что очень долго приходил после него в себя в горной пещере и был впоследствии с большими трудами транспортирован за Каспий в город Ашхабад. Оттуда, испытав множество злоключений, он направился в Центральную Азию в город Янгихисар в бывшем китайском Туркестане, а затем оказался на юго-западной окраине пустыни Гоби, “единственном в своем роде кусочке твердой поверхности нашей Земли, воздух которого, то есть наша вторая пища, берет свое начало и трансформируется между силами рая и ада… потому что на одной стороне – почва, которая почти буквально источает из себя, как из рога изобилия, всевозможные виды земной флоры и фауны и фоскалии, и сразу же рядом с этой изобильной почвой – пространство во много тысяч квадратных километров, представляющее в буквальном смысле ад, где не только ничего не растет, но все, что выросло в другом месте, случайно попадая в него, полностью разрушается за очень короткое время, не оставляя никакого следа”[411].

Три даты – 1896, 1902 и 1904 гг. – и три точки на поверхности земли – о. Крит, Тибет и Закавказье – не дают нам даже условных оснований для составления маршрутов путешествий Гурджиева. Однако Гурджиев дал своим современникам еще кое-какие подсказки, касающиеся этого вопроса.

Так, в 1915 году Гурджиев говорил в Москве с Успенским о “тибетских монастырях, Читрале, горе Афоне, суфийских школах в Персии, в Бухаре, восточном Туркестане, а также о дервишах разных орденов, но обо всем этом говорилось очень неопределенно.[412]” В разговорах с другими учениками, задававшими ему вопрос о местах, где он почерпнул свое учение, Гурджиев чаще всего упоминал Тибет, восточную Персию и Внешнюю Монголию. Его учение несомненно содержит в себе элементы тибетского буддизма, но также и элементы суфизма, йоги и других не известных никому традиций. Несколько более подробно Гурджиев говорил о местах, где он научился искусству сакральных танцев. Среди них он называл Мазар-и – Шариф в северном Афганистане и Янги Хиссар к югу от Кашгара в Центральной Азии. Называл он также и китайский Туркестан и Кафиристан, а также и вовсе таинственные места, такие как “монастырь Кизил-Джан”, “оазис Керил” в китайском Туркестане, “монастырь Суксари” возле “Учан-Су” в “Кашгарии”, “храм Сари” в Тибете и “святилище Гуданкаре” в “графстве Лотко” в Читрале. К этому списку нужно прибавить Турцию, Крит, Иерусалим, Эфиопию, Мекку, Медину, Мерв, Самарканд, Индию, Китай, Сибирь и пустыню Гоби.

Гурджиев говорил Успенскому, что его путешествие на Восток было предпринято вместе с группой друзей, которые назвали себя “искателями истины”. Среди искателей истины были люди, специализировавшиеся в различных областях знания, и они исследовали разные аспекты традиции. “Позже, – пишет Гурджиев, – когда мы собрались, мы сложили вместе все, что мы нашли”.

Эти сведения были дополнены в 1921 году, который, по всей видимости получил дополнительную информацию от самого Успенского и опубликовал ее в газете “New Statesman”. Согласно этой публикации, экспедиция Гурджиева и его друзей началась примерно в 1891 году (Сесил Шарп пишет: “примерно 30 лет назад”) и длилась пять лет, после чего группа “искателей” разделилась и каждый член этой компании начал искать истину самостоятельно, черпая ее в различных эзотерических центрах или “школах”. Через несколько лет группа сошлась и организовала вторую экспедицию. Предполагалось, что некоторые из участников обеих экспедиций в 1920-е годы все еще находились в Центральной Азии и, возможно, не собирались возвращаться на Запад. Другие, включая Гурджиева, посвятив более двадцати лет исследованиям различных восточных традиций, вернулись в Европу и начали работать с привезенным с собой материалом, не теряя при этом связи с теми, кто остался на Востоке.

К этому фантастическому списку стран и городов, в которых побывал Гурджиев, необходимо прибавить не менее фантастический список языков, которыми он, по-видимому, владел. Предполагается, что помимо греческого, армянского, русского и турецкого,