Компас черного капитана - Юрий Погуляй

Может, он ночует в одном из соседних домов?! Что если так?!

Ближе к утру мне все-таки удалось провалиться в сон, и почти сразу же меня разбудил Фарри.

- Пора, - сказал он, нервно потирая руки. - Пора…

***

- Главное, веди себя естественно, - праздно улыбался Фарри. - Так, словно каждый день здесь бываешь, тогда стражники не станут спрашивать у тебя пропуск.

- А как он выглядит, этот пропуск?

- Не знаю, сам не видел. Наверное, с гербом города пластинка, или с обозначением квартала.

Днем Торговый район кишел народом. Ледоходы по каналу шли один за другим, а на поворотах так и вовсе образовывались заторы, и моряки судов побольше выбирались на палубу, чтобы поорать на команды соседей.

- На самом рынке народу будет еще больше, - заметил Фарри. Сам он вышагивал с таким праздным видом, будто на самом деле провел здесь всю свою жизнь. Иногда он даже кивал прохожим, лица которых скрывали шапки и шарфы.

Сегодня похолодало. У меня очень мерзли пальцы рук, но я не хотел совать их подмышки. Мои варежки отличались от Фарриных более тонким материалом. Однако если начать расхаживать как замерзающий бродяга, то стражники непременно обратят на меня внимание.

Пока мы шагали по мосту через канал, я с интересом поглядывал на окружающих, и мыслями то и дело возвращался к ночному происшествию. Ведь любой из этих людей мог оказаться убийцей, лицо которого скрывает теплый шарф или шерстяная маска. Я чувствовал десятки страстей и желаний. Кто-то мерз, кто-то злился, кто-то спешил домой. Городок кипел. И где-то среди его снежных домов скрывался Звездный Головач.

Иногда попадались патрули стражи, вооруженные железными дубинками. От прочих их отличала явная скука и некое высокомерие. Рослые, в белых меховых ушанках, они заметно выделялись на фоне толпы. Лица воинов скрывали тонкие вязаные шапки, с прорезями для глаз. Очками тут почти не пользовались, не было смысла. Снежная слепота это спутник пустыни, а не города.

Фарри оказался прав. Когда мы вышли на рынок, то я оторопел от суеты царящей на огромной, заставленной палатками и лотками площади. Толпа бурлила, запахи пьянили. Крики зазывал смазывались в один сплошной гул, в котором я пытался разобрать знаковые для меня слова: "Овощи. Свежие овощи". Такой призыв означал, что торговец связан с фермой. Так или иначе.

Мы пошли вдоль рядов лотков, просачиваясь меж покупателей и праздных гуляк. Мимо булочников и мясников, мастеров закусок и зельеваров, мимо шкур и шуб, оружия и доспехов, мимо безделушек и изделий из дерева. Кованых решеток, полотнищ ткани, шапок, перчаток, саней, деталей инструментариев, бочонков с энгой.

Чего тут только не было.

Пару раз Фарри шикал на карманников, которых моментально определял. Странная работа, что можно украсть у человека, кто прячет кошель под десятками одежд.

Хотя один раз я видел, как дородный господин сует кошель в наружный карман теплого тулупа. Даже у меня, жителя далекой деревни, и мысли бы не возникло держать богатство так близко к снегу.

Рынок размером был не меньше моей родной деревни. Настоящий лабиринт. С неба медленно опускались хлопья снега, посыпая товар на лотках победнее. Я видел крытые павильоны, в которых за чашкой чая грелись те, кто выбрался на базар просто так, чтобы развлечься. Или передохнуть от работы - не знаю. Из закусочных манили ароматы вкусной снеди, но у нас не было ни единого грошика, чтобы хотя бы напополам съесть одну из горячих булочек.

В животе урчало. Переходы и ряды сливались друг с другом, и пару раз мы выходили туда, где уже были, а после искали отвороты незнакомые на вид. Я не знаю, сколько часов мы там провели, но нигде не смогли отыскать ничего схожего с тепличными товарами. Фарри упал духом, и пару раз останавливался у булочников, с вопросом о работе, но нас тут же гнали прочь.

Мы почти отчаялись найти хоть что-то из теплиц, когда вдруг в одном из отворотов торгового лабиринта наткнулись на небольшую палатку, в которой сидел пожилой человек в простенькой шапке и грел руки над небольшой горелкой. Его морщинистое лицо раскраснелось от холода, тонкие губы были плотно сжаты, а на лавке перед ним я увидел промерзающие, покрытые снежком кочаны капусты.

На душе у продавца скребли кошки. Он совсем не думал о работе, его что-то тревожило, и он целиком погрузился в свои мысли, позабыв обо всем.

Мы с Фарри переглянулись.

- Добрый мастер! - заговорил я. Рядом на удивление почти никого не было. Далекий закуток, невыгодное место. Сюда, наверное, заходили либо случайно, либо целенаправленно в лавку именно этого хранителя теплиц.

Старик поднял на меня усталый взгляд.

- Добрый мастер, - повторил я. - Не нужны ли вам на ферме работники?

Фарри остановился по левую руку от меня и посмотрел на мужчину самым трогательным взглядом, на который был способен.

- Мы многое умеем, я пять лет работал в теплице.

Старик смотрел на нас с непонимающим выражением лица. В нем шевельнулось что-то теплое, но тут же испарилось.

- И в какой теплице же ты работал? - с подозрением спросил он.

Взбодренный тем, что старик не погнал нас сразу, я затараторил, не особенно задумываясь о том, как же опасно говорить такие слова:

- У Пухлого Боба, в деревне Кассин-Онг. Когда мой отец, рыбак, погиб, то я вырос в таверне Боба и сызмальства работал у него. А Фарри учился у него чуть позже. Боб всегда был доволен нами!

- Теперь многие, наверное, работали у Пухлого Боба. С тех пор как Темный Бог, пусть он замерзнет, превратил Кассин-Онг в Пролом, - скептически отметил старик.

Я осекся.

- Мы правду говорим, - обиженно протянул Фарри. У него вышло очень натурально.

- Идите, ребята. Молоды вы слишком, для опытных работников.

- Я клянусь Светлым Богом! Я работал у Боба! Его жена, Санса, была ко мне так добра. Как я могу доказать вам это? - мне показалось, что если мы уйдем, то все изменится. Что Эльм продаст компас и все то, что случилось в Кассин-Онге, вся та тайна, которую я мог раскрыть - так и останется тайной.

Эти мысли и ощутимые сомнения старика заставили меня броситься в атаку. Я начал рассказывать о том, как и за чем надо ухаживать, как надо беречь землю и как давать ей отдыхать. Как полоть, как вываживать "шаркунов", как чинить настилы, уравнивать грядки… Я хотел доказать ему, что знаю, о чем говорю.

Он внимательно слушал и кивал, я чувствовал, что он вот-вот согласится, и не мог сдержать улыбку. Перед моими глазами встала картина, как я подношу Лайле какую-нибудь безделушку. Простой подарок, означающий, что я больше не нахлебник Эльма. Что я человек.

- Нет, мальчишки. Не потяну я работников… - оборвал мои мечты старик.

- Монета в день! - жалобно протянул Фарри.

- На двоих! - сказал я, вызвав недоуменный взгляд приятеля. Но меня уже несло, я чувствовал колебания старика и очень не хотел и дальше шататься по шумному рынку. Не факт, что мы бы нашли что-то еще.

- Нет, ребята.

Он подумал о чем-то еще и добавил:

- Идите, если покупать ничего не станете.

- Прошу вас! - не сдержался я, чувствуя, как удача выскальзывает из рук. - Это наш единственный шанс не возвращаться в Трущобы! Я же вижу, что вам нужны работники! Фарри умеет отлично убалтывать, он мог бы сидеть тут вместо вас, и зазывать клиентов. Вы увидите, как дела пойдут в гору.

Старик мотнул головой и вернулся к грелке, протянув к ней дрожащие кисти.

- Драный демон, - тихо выругался я, когда мы отошли чуть подальше.

- Ну ты дал. Полмонеты в день… Эльм за нас по полмонеты в день платит. Сколько мы будет выкупать твой компас? Несколько лет? А кушать мы что будем?

- Это была бы работа… - буркнул я. - Со временем он стал бы платить нам больше…

Фарри покачал головой. Настроение у него упало. Он чувствовал себя одиноким и потерянным, но не собирался сдаваться.

- Ладно, пошли, поищем еще фермеров. Хотя как-то маловато их тут, я погляжу. Можно было бы и развернуть дела получше. Я бы смог, - убежденно сказал он. - Конкуренции нет. Ух, что бы я сделал!

Мы побрели дальше, мимо лавок и палаток, жадно поглядывая по сторонам, в надежде увидеть хотя бы еще один тепличный лоток. Полмонеты в день - это, конечно, смешная цена. Но как же мне не хотелось возвращаться назад, в Трущобы, и вновь видеть презрение Эльма.

Эх, если бы Фарри мог выкрасть компас из сундука… Вот только после его рассказа о "счастливом детстве" у меня даже язык не повернулся бы на такую просьбу.

Снег стал валить чаще, поднялся ветер, и мы опустили головы, прячась от холодных хлопьев. А потом я ткнулся в грудь человека, преградившего нам дорогу. Сердце ухнуло где-то в районе горла, и я сразу понял, что мы попали в неприятности.

Подняв голову, я уставился на белый тулуп широкогрудого стражника.

- Пропуск, - ухнул здоровяк.

- Бежим! - тут же выкрикнул Фарри и бросился прочь, а я замешкался, и уже в следующий миг оказался зажатым в медвежьи объятья воина. Второй солдат кинулся вдогонку за моим приятелем, но Фарри, заметив, что меня сцапали, остановился сам.