Космический Апокалипсис - Аластер Рейнольдс

— Вольева убьет тебя. Она уже убила своего последнего рекрута. Говорю тебе это на случай, если ты сама этого не поняла…

— Возможно, для этого у нее были достаточно веские основания.

— Ты о ней ничего не знаешь, впрочем, как и обо всех других. Я — тоже. Мы еще даже с Капитаном не познакомились.

Вот с этим не поспоришь. Имя Капитана Бреннигена несколько раз всплывало в разговорах, когда Саджаки или кто-нибудь другой проявлял неосторожность в присутствии Хоури, но обычно они почти никогда не говорили о своем командире. Ясно, они же не были Ультра в полном смысле этого слова, хотя и старались изо всех сил создать противоположное впечатление. Даже Мадемуазель обманули. Они отлично поддерживали свое реноме, соблюдая все обычаи торгашей — ну, точно обычные Ультра.

Однако что же лежало за этим фасадом?

Артиллерист, сказала Вольева. А теперь Хоури повидала кое-какое оружие из имеющегося на корабле. Вообще-то слухи насчет того, что у торгашей на кораблях бывает секретное оружие, ходили упорно. Говорили, что оно им нужно, дабы решать возникшую напряженность между клиентом и продавцом, а то и для пиратских действий против других кораблей. Только то оружие, которое видела она, выглядело слишком мощным, чтобы применять его в мелких стычках, тем более что общий уровень вооружения этого корабля и без того был очень высок — чтобы решать обычные проблемы торгашей, его было более чем достаточно. Тогда зачем же подобный арсенал? Саджаки, возможно, имеет в голове какой-нибудь особый план дальнего прицела, думала Хоури, и это ее тревожило. Не менее тревожным было и предположение, что никакого плана у них вообще нет, а оружие из Тайника Саджаки просто таскает с собой, дожидаясь повода применить его. Ну, как хулиган, который шляется по округе с ножом, надеясь найти повод, чтобы пустить его в ход.

Неделями Хоури создавала и разрушала различные гипотезы, но так и не нашла такой, которая показалась бы ей достаточно вероятной.

Конечно, ее тревожила не одна военная сторона природы корабля. Она же сама была рождена для войны. Война была ее средой обитания, и хотя Хоури была готова рассматривать возможность существования других состояний Бытия, война оставалась для нее чем-то родным и близким. Однако приходилось признать, что войны, знакомые ей по Краю Неба, и близко не дотягивали до таких, в которых можно было использовать орудия из Тайника. Хотя Край Неба был достаточно тесно связан с межзвездной торговой сетью, средний технологический уровень сражающихся сторон в его войнах на столетия отстал от Ультра, которые иногда становились на околопланетную орбиту. Кампанию можно было выиграть легко, купив у Ультра хоть одно их орудие… Но таких орудий мало, цены на них огромны, да и их обслуживание обойдется… В истории этой колонии даже ядерное оружие было применено всего несколько раз. И то это было до рождения Хоури. Она видела жуткие вещи, вещи, снившиеся ей в ночных кошмарах, но все же никогда еще не встречала оружия, способного вызвать мгновенную гибель целой планеты. А орудия Вольевой были еще страшнее.

И, возможно, их уже пару раз применяли. Вольева намекнула, что это могли быть пиратские рейды. Ведь существует немало слабозаселенных планетных систем, лежащих в стороне от торговых путей, где врага можно уничтожить начисто и никто ничего никогда не узнает. Причем некоторые из этих гипотетических врагов могут быть столь же аморальны, как любой из членов команды Саджаки. Их прошлое может быть замарано актами самой невероятной жестокости. Тогда… да… тогда вполне вероятно, что кое-что из Тайника там испытали. Но Хоури подозревала, что каждый раз это делалось для конкретной цели — для самосохранения, для тактического удара по врагу, чьи ресурсы тебе по горло необходимы. Самые тяжелые орудия из Тайника вряд ли были испытаны. Что дальше планируется делать с этим оружием, как именно пустить в ход эту мощь, способную разрушить целые миры, было пока не ясно — может быть, даже и самому Саджаки. Возможно также, что решающее слово принадлежит не ему. Саджаки все еще служит капитану Бреннигену.

Кто бы ни был этот таинственный Капитан.

— Приветствую тебя в Оружейной, — сказала Вольева. Сейчас они были где-то посередине корабля. Вольева дистанционно открыла люк в потолке, спустила из него складную металлическую лестницу и сделала знак Хоури подняться.

Вскоре голова Хоури вынырнула из пола большой сферической комнаты, набитой всевозможными изогнутыми и суставчатыми механизмами. В самом центре этого серебристо-голубоватого сверкания стояло почти прямоугольное черное кресло с балдахином, увешанное приборами и датчиками. К нему тянулась змеиная куча кабелей. Кресло было закреплено в кардановом подвесе и могло двигаться независимо от движения корабля. Кабели от кресла шли к скользящим контактам, передающим ток между элементами подвеса, и уходили от внешней сферы в изогнутую стену комнаты, тоже увешанную приборами. В помещении резко пахло озоном.

В Оружейной не было ни одного прибора, установленного меньше чем несколько столетий назад. Большинство же предметов было куда старше, хотя уход за ними явно первоклассный — они просто сверкали чистотой.

— Стало быть, ради вот этого тут все и наворочено? — Хоури протискалась сквозь люк и, скользя между гнутыми щитами, добралась до кресла. Оно казалось очень массивным и в то же время манило обещанием надежности и уюта. Хоури не смогла преодолеть соблазн и скользнула в него, позволив черной бархатной громаде обнять себя под тихое пение сервомеханики.

— И как ты себя тут чувствуешь?

— Будто я здесь не первый раз, — ответила Хоури, голосом, который звучал глуховато из-за тяжелого шлема, опустившегося ей на голову.

— А это так и есть, — ответила Вольева. — Ты была тут, но до того, как полностью пришла в себя. Имплантат в твоем мозгу тоже знает дорогу сюда, да и с Оружейной он знаком — вот отсюда и половина ощущений, будто тебе тут все не ново.

То, что сказала Вольева, — правда. Хоури ощущала это кресло, как мебель, среди которой выросла, как вещь, на которой ей знакома каждая царапина, каждая складочка. Она чувствовала спокойствие и бодрость, как после долгого отдыха, ощущала желание что-то сделать, как-то использовать силу, которую ей дарует это кресло. Это желание росло с каждой секундой.

— Я могу отсюда управлять орудиями из Тайника? — спросила она.

— Таково наше намерение, — ответила ей Вольева. — Но не только из Тайника. Ты сумеешь управлять всеми главными оружейными системами, находящимися на борту «Бесконечности», и с такой легкостью, будто они являются непосредственным продолжением твоего собственного организма. Когда ты полностью подчинишь себе Оружейную, тебе покажется, что ты растешь и расширяешься, готовая вместить в себя весь корабль.

Хоури уже начала ощущать что-то в этом роде. Во всяком случае, ей уже показалось, что она растекается по креслу. И хотя это было мучительно приятное ощущение, но ей не хотелось, чтобы оно затягивалось надолго. Сделав волевое усилие, она освободилась от кресла, и его мягкие складки отпустили ее.

— Я не уверена, что мне это нравится, — сказала Мадемуазель.

Глава седьмая

На пути к Дельте Павлина, год 2546-й

Никогда не забывая, что она находится на борту корабля (по причине незначительных изменений в искусственной силе тяжести, вызываемых крошечными колебаниями тяги, в свою очередь порожденных таинственными квантовыми причудами во внутренностях двигателей Конджойнеров), Вольева подошла к зеленой лужайке и остановилась на ржавой лесенке, ведущей вниз к свежей травке.

Если Саджаки знает, что она здесь, то, очевидно, не хочет этого показывать, так как стоит молча и неподвижно на коленях возле уродливого пня, в том месте, которое они выбрали для неформальных встреч. Но он не мог не ощутить ее присутствия. Вольева знала, что Саджаки посещал Трюкачей на водяной планете Спиндрифт, сопровождая туда капитана Бреннигена, когда Капитан еще мог покидать корабль. Она не знала цели этой поездки (ни Саджаки, ни Капитана), но ходили слухи, что Трюкачи что-то сделали с корой их головного мозга, невероятно усилив ощущение пространства, дали способность мыслить в четырех-пяти измерениях. Причем изменения были такими, каких Трюкачи не делали практически никогда. Они были постоянными.

Вольева спустилась по лесенке, сильнее чем надо наступив на последнюю ступеньку. Раздался громкий звук. Саджаки повернулся к ней без малейшего выражения удивления на лице.

— Есть новости? — спросил он, читая ее мысли.

— Есть, насчет нашей ставленницы, — ответила она. Вдруг почему-то выскочило русское слово. — Я имею в виду нашу протеже.

— Рассказывай, — небрежно бросил Саджаки. Он был одет в серое как пепел кимоно. Роса с травы пропитала штаны до колен, сделав их оловянно-черными. Свою шакухачи Саджаки положил на пень, отполированный до блеска локтями. Из всей команды сейчас бодрствовали только он и Вольева. Им предстояло лечь в глубокий сон в двух месяцах пути от Йеллоустона.